плечо. Ботинки выглядели потертыми и грязными, возможно, из-за того, через что мы прошли несколькими часами ранее.
Со времени переезда в Гавану у меня не было ни малейшего желания заводить здесь друзей, ведь мы по-прежнему считали город временным пристанищем. Но в тот день, вернувшись домой, я обнаружила, что продолжаю думать о нем. Самое удивительное, что всякий раз, когда я вспоминала его лицо или голос, когда он называл меня «Ана-через-«ха», я ловила себя на том, что улыбаюсь.
Занятия в университете всегда были моим спасением. Теперь появилась еще одна причина, чтобы сбежать из дома: снова увидеть «парня с именем через «ха». На следующий день я пришла в университет рано, но не увидела его. Я даже подождала у входа несколько минут, но испугалась, что опоздаю на занятия. Лучше забыть того, кто даже не попытался правильно произнести мое имя, сказала я себе. За несколько минут до закрытия дверей, уже почти войдя в аудиторию, я вдруг в изумлении почувствовала его руку на своей. Не успев сама понять, что делаю, я повернулась к Хулиану и снова обнаружила, что улыбаюсь.
– Я пришел, потому что ты не сказала мне свою фамилию, Ана-через-«ха».
Я почувствовала, что неудержимо краснею. Не из-за того, что он сказал, а от страха, что он увидит, как я взволнована.
– Розен, – сказала я ему. – Моя фамилия Розен. Но теперь я должна идти, иначе меня не пустят в аудиторию.
Мне надо было спросить и его фамилию, но я слишком нервничала.
Когда я уходила после обеда, то с разочарованием обнаружила, что его нет. Не было его и на следующий день. Прошла неделя, а парень с лестницы все не появлялся. Но я продолжала думать о нем. Всякий раз, когда я пыталась учиться или засыпала, я вспоминала его смех и видела его кудри, за которые хотелось потянуть, чтобы выпрямить.
Но больше я его не видела.
* * *
Когда я закончила учебу в университете, я поговорила с мамой о том, чтобы открыть аптеку, которой я могла бы управлять сама. Она была не в восторге от моего предложения, потому что оно подразумевало постоянство, от которого она все так же отказывалась, хотя теперь, после семнадцати лет жизни здесь, все говорило о том, что у нас нет другого выхода. Она обсудила этот вопрос с сеньором Данноном, и он поддержал меня с большим энтузиазмом, тем более что это означало бы новый стабильный источник дохода.
В одну пасмурную декабрьскую субботу мы открыли аптеку «Розен».
Она находилась совсем рядом с нашим домом, напротив парка с огненными деревьями. Мама была не в восторге от идеи открывать бизнес в выходные. Она бы предпочла понедельник, но для меня понедельники были слишком близки ко вторникам. Поскольку я не отступила, она решила не приходить на церемонию разрезания ленточки в честь открытия.
В то время я проводила дни, а очень часто и ночи, делая лекарства, в мире, измеряемом в граммах и миллилитрах. Я наняла сестру Гортензии Эсперансу, которая стала «лицом» аптеки, или «провизором», как она любила себя называть. Стоя за узким прилавком, она обслуживала покупателей. Она была, как говорится, хороша в общении с людьми, что было для кубинцев чем-то из ряда вон выходящим. Она была чрезвычайно терпелива и снисходительно выслушивала жалобы местных. Иногда они приходили не за лекарствами, а просто чтобы их выслушали, чтобы облегчить свои страдания, поговорив с этой спокойной женщиной с ясными глазами.
Хотя она была намного моложе Гортензии, они выглядели ровесницами. Эсперанса не выщипывала брови и не пользовалась губной помадой: на лице ее, суровом и в то же время излучающем доброту, никогда не было и следа макияжа.
Эсперанса привела в аптеку Рафаэля, своего сына-школьника, и он начал помогать нам с доставкой продуктов на дом. Рафаэль был высоким и худым с прямыми темными волосами, орлиным носом, миндалевидными глазами и огромным ртом. Он говорил с людьми так же вежливо и уважительно, как и его мать. Но оба они жили в состоянии постоянной тревоги. На острове, где большинство людей принадлежали к одной религии, у них была другая вера: они разделяли с нами грех быть не такими, как все.
По этой причине я никогда не могла понять, почему, живя в постоянном страхе, оба они все равно иногда вставляли «слово Божье» в разговорах с людьми.
– Наша миссия – распространять слово, – говорили они мне.
К счастью, они никогда не пытались обратить меня в свою веру. Наверное, Гортензия сказала им, что я полячка и что лучше оставить всех поляков в покое.
Я чувствовала себя хорошо с Эсперансой и Рафаэлем, вдалеке от растущей горечи и боли моей матери. Она потеряла папу, оказалась в ловушке в стране, которую ненавидела, потеряла контроль над своим сыном Густаво. Она рассматривала аптеку как мою попытку стать счастливой, и это было чересчур для нее: она была уверена, что для Розенталей счастье всегда будет недостижимым. Преждевременная смерть была нашей неотъемлемой частью. Не было смысла притворяться кем-то другим.
Выход из дома также был рискованным предприятием. Призраки, люди-переселенцы, могли застать меня врасплох на любом углу. Вот почему я и поставила Эсперансу за стойку: я знала, что если бы я сама обслуживала покупателей, то рано или поздно кто-то появился бы, узнал меня и попытался вступить в диалог, которого мне до сих пор удавалось избегать.
Рафаэль ходил со мной на склады, чтобы забирать большие пакеты с товаром. По дороге я старалась не смотреть ни на кого из прохожих. Если кто-то подходил слишком близко или если на углу стояла группа молодых людей, я опускала глаза. Если я видела пожилую женщину, я переходила на другую сторону дороги. Я была убеждена, что обязательно встречу кого-нибудь из них где-нибудь. Это был мой самый большой страх.
Однажды во вторник мы шли по Калле I к Линеа, когда вдруг увидели сад. Я любовалась розами, растущими по обе стороны от главного входа. Посмотрев выше, я увидела современного вида здание, над дверью которого были древние надписи – я не видела их много лет, но сразу узнала. Из здания вышли три девушки, одетые в белое. Я застыла: не было сомнений, что они узнали меня. И снова призраки нашли способ меня догнать. Мгновенно я вся покрылась испариной.
Рафаэль, который понятия не имел, в чем дело, придержал меня за руку. Я смотрела в сторону, стараясь не обращать на девушек внимания, но когда все же оглянулась, увидела ироничные улыбки на их лицах –