Клаус так стукнул по столу, что тот задрожал от удара.
– Жители деревни Карабас! Возможно, наша милостивая госпожа напоминает нам о наших обязанностях.
Он поклонился стоящему в дверях Александру, который молча наблюдал за судебным заседанием. Катарина почувствовала, как у нее сжалось сердце.
– Милорд, – продолжал Клаус, – это вы должны теперь…
– …выбрать судью из деревенских жителей, – перебила Катарина.
– Негодяй напал на мою жену. – Рука Александра опустилась на рукоять шпаги. – Он признался в своем преступлении. Так пусть его повесят.
– После соответствующего приговора! – воскликнула Катарина. – Это не армия, милорд. Война окончена. С этим преступником поступят так же, как и со всеми остальными – в соответствии с законом. – Она стиснула спинку стула обеими руками. – Судья, а не полевой жандарм, посмотрит запись допроса и признания. И если… если все окажется в порядке и вина будет доказана, судья вынесет приговор. После принятого решения, в случае необходимости, нужно будет послать за палачом. И тогда, и только тогда, преступник будет предан смерти с помощью меча или веревки, как решат судья и палач.
Выслушав ее заявление, все разинули рты от изумления, затем раздались крики:
– Веревку! Веревку! Смерть от меча не для таких, как он!
Клаус снова постучал по столу, и все замолчали. Александр подошел к Катарине, в наступившей тишине каблуки его новых сапог громко стучали по доскам пола. Он остановился рядом с ней и смотрел в ее глаза до тех пор, пока она не почувствовала, как к ней вновь возвращается самообладание.
Он повернулся лицом к собравшимся.
– Я согласен с высказанным здесь мнением. Я знал слишком много храбрых и честных людей, погибших от меча, и не хочу, чтобы подобную тварь казнили таким же образом. Однако моя супруга права – наказание должен определить судья.
– Н-но, – заикаясь, пробормотал Рикард, побледневший от собственной смелости, потому что решился обратиться к хозяину, – вы наш господин и судья.
Катарина посмотрела на Александра и увидела, как сжались его зубы. Он явно не ожидал этого и не хотел принимать на себя ответственность. Он опустил руку ей на плечо и сжимал его все крепче и крепче. Но она не дрогнула, повернула голову и уверенно посмотрела на него.
– Как я уже говорила, ты можешь, если пожелаешь, назначить судью на свое место, – сказала она ему.
Александр слегка разжал пальцы и кивнул.
– Клаус, я назначаю тебя судьей вместо себя. Я работал с тобой и понял, что ты трудолюбивый, прилежный и справедливый человек.
Остальные, один за другим, одобрительно закивали, доброжелательно улыбаясь – все, за исключением мельника, который одернул свою превосходную новую куртку и только раз сдержанно кивнул.
На мгновение Клаус пришел в замешательство.
– Но я всего лишь кузнец, – сказал он, обратив на Александра умоляющий взгляд. Александр ответил ему легким полупоклоном и жестом указал на стул во главе стола. Клаус пожал широкими плечами, словно Атлас, прилаживающий свою ношу, и сел. Остальные последовали примеру кузнеца и устроились на своих табуретках.
Александр отвел Катарину в угол между камином и закрытым окном.
– Неужели ты никогда не сдаешься, женщина? – спросил он вполголоса, одновременно искоса поглядывая сквозь щели в ставнях.
– А ты ожидал, что я сдамся? – так же тихо ответила она вопросом на вопрос.
– Игра в правосудие не удержит фон Меклена от нападения на эту деревню и долину. Любой стоящий офицер отступает в безнадежных обстоятельствах.
– Но надежда есть, – ответила она многозначительным шепотом. – Так что, возможно, хорошо, что я женщина, а не офицер.
Александр цинично усмехнулся.
– Я видел немало капитанов, обладающих меньшим мужеством, чем ты. – Он отвернулся от окна. – Ты так же неумолима, как снег за окном. – Он снова сжал ее плечо, но на этот раз его прикосновение было скорее ласковым, чем предостерегающим. – Такая же нежная, прекрасная и такая же опасная для неосторожных.
Она бросила взгляд на закрытые ставни, затем снова перевела его на Александра.
– Снег? – переспросила она, только теперь обратив внимание на наступившую за окном тишину. Снег разогнал толпу, заставив людей вернуться домой, к своим очагам. Призывающий к порядку стук Клауса по столу не позволил Александру ответить.
Кузнец кивнул одному из своих сыновей, стоявших у двери.
– Приведи негодяя, – отдал он распоряжение официальным тоном.
Молодой здоровый парень одной рукой распахнул тяжелую, обшитую досками дверь. Водоворот падающих снежинок ворвался в помещение, затанцевав в теплом воздухе таверны и постепенно тая. Катарина вздохнула. Еще одна задержка!
«Изабо», – прошептала она. Ей хотелось только одного – увидеть Изабо и изо всех сил прижать ее к груди.
В таверну ввели закутанного в одеяло, дрожащего и ругающегося, тощего, как прут, человека, и Катарина мысленно обругала его в ответ. Снова этот негодяй задержит ее в пути.
Сын Клауса закрыл дверь, ведущую в безмолвный белый мир, раскинувшийся за стенами таверны.
– Сообщи свое имя, – торжественно произнес Клаус, обращаясь к пленнику.
Преступник поплотнее закутался в одеяло и намеренно, для Катарины, насколько возможно громко зазвенел цепями.
– Ты уже знаешь мое имя, – сказал он, словно разговаривая со слабоумным.
– Ну тогда назови его снова, – сказал Клаус на этот раз не так повелительно, но более сердито.
– Разве тот дурень, которого вы присылали ко мне, забыл записать его?
Пришла очередь мельника потерять самообладание.
– Тот дурень – мой брат! – Негодяй заржал. – Я хочу сказать… я хочу сказать…
Клаус постучал по столу.
– Господин мельник, всем известно, что ваш брат ученый человек.
Мельник снова одернул свою превосходную куртку, теперь он, казалось, успокоился.
Человек, по поводу которого злословили, сидел на скамье, стоящей у стены, напротив Александра и Катарины, и был занят тем, что вел записи. Он поднял глаза, словно только что обратил внимание на переполох.
– Его зовут Эбер, красильщик.
– Спасибо, ученый господин, – сказал Клаус. – А теперь, Эбер, красильщик, откуда ты родом?
Пленник одернул одеяло, явно пародируя жест мельника.
– Он забыл и это записать, не так ли? – небрежно спросил он.
Катарина вздохнула и села на скамью под окном. Похоже, им предстоит долгий день.
Три часа спустя Катарина принялась ерзать, тщетно пытаясь устроиться поудобнее, чтобы скамейка перестала походить на орудие пытки. Александр, сидевший рядом с ней, тоже задвигался и под прикрытием ее широко раскинувшейся амазонки незаметно придвинулся к ней так, чтобы она смогла опереться на него. Она с трудом подавила смущение от его близости, но почувствовала огромное облегчение. И похоже, это единственное облегчение, которое ей предстоит испытать в ближайшее время. «Эбер-красильщик» упорно не желал подчиниться.