смотрела на дочку, Адель открылась вся ущербность ее положения. Она ведь вынуждена будет всегда сидеть вот так, в одиночестве, рядом с девочкой, и почти никто искренне не разделит ее восхищения ею. Почти никто. А как было, когда Дезире только-только родилась? Суматоха и заботы заслонили для Адель многое, но только не то, что она была совсем одна в то время. Все - и радость, и боль - ей пришлось вынести одной. Эдуарда не было рядом. Она скрывала от всех, от себя самой то, как ей больно. Теперь, вероятно, так будет всегда.
Адель вспомнила, как год назад воображала, что Эдуард - это ее судьба. Так оно, вероятно, и было. Лишь с ним она становилась настоящей. С остальными она всегда притворялась. Не отдавая даже себе в этом отчета, она бессознательно и машинально играла с Жиске одну роль, с Фердинандом другую, с Морни - третью. Истинная Адель исчезала. Почему так получалось, трудно было сказать. Адель снова посмотрела на Дезире и, чувствуя, что слезы снова подступают к горлу, прошептала одними губами:
- Он ведь даже не захотел посмотреть на тебя… В этом вся причина. Если бы он хоть раз взглянул на тебя, дорогая… увидел бы, какая ты хорошенькая и милая, он бы никогда… - Адель на миг запнулась. - Да, никогда бы не смог с тобой расстаться. Он бы не мог быть от нас далеко. Не оставил бы нас одних. Все дело в том, что он не знает тебя.
Какое-то время она сидела рядом с колыбелью, уже ничего не говоря и не плача. В чувство ее привел Фердинанд. Она насилу узнала его.
- Что с вами, Адель? Вы в ужасном виде.
Она подняла голову, с силой отбросила с лица волосы. Странная улыбка скользнула по ее губам:
- В ужасном виде? Вы правы. Для моей профессии это совершенно непростительно.
- Что вы говорите? - Он поднял ее с пола. - Какой профессии? Что за слова вы произносите? Вы мне друг, Адель, я интересовался без всякой задней мысли.
Она медленно направилась в спальню, но в проеме двери задержалась.
- Вы правы. - Адель печально улыбнулась. - Простите меня, Фердинанд. Я была в таком отчаянии, что даже вас хотела обидеть, а ведь вы действительно один из немногих моих друзей.
- Что здесь случилось? Кто довел вас до такого состояния?
- Не будем говорить об этом. Все это вычеркнуто из мыслей и навсегда забыто.
Когда она снова взглянула на принца, глаза ее были сухи и спокойны, ни одно чувство не тревожило их ледяной глубины. Фердинанд был поражен той безжалостной и холодной решимостью, с какой она произнесла:
- Монсеньор, сегодня утром я получила невероятно выгодное предложение от князя Тюфякина и, скорее всего, приму его, иными словами, стану его содержанкой. Я сказала вам это, потому что не считала возможным, чтобы вы об этом узнали от посторонних.
Какой-то миг лицо Фердинанда было неподвижно. Потом он в крайней растерянности взъерошил темные волосы, и кривая улыбка уязвленного самолюбия показалась на его губах.
- Да уж… Подобного сюрприза я никак не ожидал.
- Неправда. Ожидали. Мы оба знали, что так будет. Я лишь хотела быть с вами честной.
- Ну, а нельзя было… сказать это мягче? Лукаво, кокетливо, изящно, как вы это умеете, когда хотите щадить мужское самолюбие?
- Мы? - Она передернула плечами. - Не знаю, о ком вы говорите. Я никаким глупостям и шалостям не собираюсь учиться. Странно, что вам не нравится моя честность - я слышала, что это черта, которую сами мужчины чрезвычайно ценят друг в друге.
- Вы женщина, а не мужчина, Адель. - В голосе Фердинанда послышалась злая горечь. - Когда вы сказали это, у вас были такие глаза, как у человека, который собирался бы застрелить меня на дуэли.
- Стало быть, мужчины хотят быть обманутыми? Хотят, чтобы их успокаивали, когда для успокоения нет оснований, и закрывали им глаза на то, что скоро будет всем ясно? Вы это хотите сказать? Я не такая.
- Вы слишком своевольны. И слишком жестоки. Мне казалось, подобного отношения я не заслужил.
Крайне раздраженный, он взялся за трость и шляпу. Адель, заметив этот жест, немного смягчилась и, следя за Фердинандом глазами, проговорила:
- Я не жестока. Я только правдива. Я правду сказала, что не буду вам верна. Согласны ли вы мириться с этим? Если да, это будет огромным для меня удовольствием. Я всегда буду рада продолжать встречи с вами.
- Довольно, - сказал он, сделав поистине королевски нетерпеливый и разгневанный жест. - Может быть, любовный опыт мой не настолько велик, но я не знал еще женщин, которые были бы так бесстыдны и так откровенны в своем бесстыдстве и алчности. Вы мне отвратительны сейчас… и, пожалуй, не будет ничего удивительного в том, что я сию же минуту покину этот дом.
Адель не удерживала его, довольно равнодушно наблюдая за уходом Фердинанда. К переживаниям, терзающим принца сейчас, она была абсолютно равнодушна, у нее хватало и собственных. Точно так же и слова Фердинанда о том, что она ему «отвратительна», не задели ни единой струны в ее сердце. Она услышала стук экипажа на улице и подумала, бесцельно гладя кончиками пальцев диадему, подаренную Фердинандом: «Все правильно. Жизнь уже в который раз меняется… Да, теперь Цыпленка можно и долой… Впрочем, над этим надо еще поразмыслить». Она не сомневалась, что недели через две Фердинанд вернется к ней. Он ведь по природе не так уж ревнив, его просто поразила неожиданность ее решения. К тому же, если он любит ее, то весьма поверхностно, вовсе не демонически, и такая легкая любовь многое может позволить и многого не замечает.
Часы пробили полночь. Адель оглянулась, посмотрела на стрелки, и от сознания того, что сейчас уже ночь, тоска снова сжала ей грудь. Эдуард не выходил у нее из головы. Но она дала себе слово больше не плакать и решила сдержать его. Предпочитая обойтись без Жюдит, она, еще не разучившаяся самостоятельно ухаживать за собой, наполнила ванну водой, вылила в нее полбутылки ароматных веществ, приготовила полотенца и шелковые домашние туфли.
Все это она делала почти машинально, и так же машинально заколола волосы, опустилась в воду, растерла жемчужную мыльную пену по плечу. Зеркало, вделанное среди изразцов, отразило ее: золотоволосую, зеленоглазую, чуть смуглую, но с бледным лицом и бороздками запекшихся слез на щеках.