Читать интересную книгу Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work) - Ирвин Уэлш

У меня чуть бутылка шампанского из рук не выпала. Я быстренько извинился, забрал Джен и – в тачку.

Отца дома не оказалось, а на кухонном столе нас ждала записка, нацарапанная на корешке билета из тотализатора:

Встречаемся в “Майнез Вэлфер” в восемь. Будет сюрприз. Есть новости.

– Что он там еше выдумал?

– Понятия не имею, но на вечеринку пойти придется, – говорит Дженни. – Возьмем шампанское. А потом сделаем от сюда ноги. Прямо ночью… на мотоцикле!

Вот это мне уже не нравится. Это уже называется искушать судьбу по-крупному. Особенно после того, что случилось с Крейви. Однако показать, что я пересрал, желания нет. Да и лишиться романтического ореола не хочется…

– Э… А что с Амброзом будем делать?

– Пока кое-где пристрою. Его потом к нам привезут. Непременно хочу уехать отсюда на байке Крейви. – А у самой глазенки горят, что у твоей деревенской дурочки, которой только, что конфетку пообещали. – Это так символично, правда? Вот бы он порадовался!

Ни хуя себе, с чего это она решила, что Крейви бы порадовался? Да они и парой слов не перекинулись! Но спорить я не стал – у нее Сиськи и Жопа, а для меня эта валюта еще долго-предолго останется высококонвертируемой. Я-то, честно говоря, надеялся, что после такой аварии бай к отправится под пресс, но эта железная херня, по сравнению со мной, вообще не пострадала!

Так, шампанское – в холодильник, Амброза оставляем внизу, а сами наверх, в койку – оттопыриться.

Я тут прикинул, что если к тридцати годам у меня будет по пять оргазмов в день, то, можно считать, моя сексуальная жизнь удалась. Однако пятый раз не получается, во всяком случае, без таблеток не получается, потому как против закона всемирного тяготения не попрешь, и я засаживаю Дженни порцию спермы.

А потом сон бьет по мозгам, и в последней растворяющейся мысли тает неизвестно откуда взявшееся слово «Боллингри»: что еще за на хуй?

Очнувшись, сразу отмечаю: отца нет, а на улице темно. Перед глазами все плывет; это сон после секса – такое коматозное состояние, когда тебя быстро затягивает в глубокое беспамятство, а потом резко вышвыривает. Ощущение, как кессонка у водолаза. Яркие палочки на цифровых часах складываются в знаки:

8:57

– Дженни, просыпайся, – кричу в панике, – нам уже надо быть в «Вэлфере».

Она лишь переворачивается на другой бок.

– Отвали, Джейс, я не могу так сразу…

Но я мгновенно вскакиваю, запрыгиваю в трусняки, натягиваю штаны и остальные шмотки. Вот молодец, и она одевается. Смотрю, как Дженни напяливает одежду, и завожусь, чувствую, мой приятель поднимает голову. Однако отправляюсь в ванную – надо почистить зубы и вообще стряхнуть остатки сна.

С Амброзом на поводке мы добираемся до «Вэлфера», и у меня челюсть отвисает: там толпа народу и огромный транспарант со словами черной краской:

Поздравляем Фрэнсис и Алана!

Ну что я могу сказать? Это имена матери Крейви и моего старика. Не успеваю я охуеть от догадки, как пьяная Фрэнсис подгребает, пританцовывая, ко мне и показывает обручальное кольцо на пальце. Старый черт уже успел слетать в ювелирный магазин в Данфермлине.

– Видишь, дружок, как мы – раз! – и провернули, – говорит отец и игриво так приобнимает Фрэнсис. – Это было словно искра, а потом я просто решил остаться в гнездышке. – Рука отца бессознательно тянется к макияжу на обгорелой коже лица.

– Я-то уж думала, этот жеребец вырвался на волю и поминай, как звали, – говорит мать Крейви. Вот гадство, теперь придется звать ее «Фрэнсис». – И только когда Элли вернулся, я узнала, что твой отец еще здесь. – Она улыбается сквозь слезы.

Его дружки – в основном шахтеры-пенсионеры – скинулись и накрыли неплохой стол: куча бутербродов, сосиски в тесте, караоке и море выпивки. Мы с Дженни открываем по банке пива.

– Вот здорово! Мои предки ни в жизнь бы такое не устроили!

Н-да… Не очень-то она знает своего отца. Большой Том никогда не слыл жадиной, а уж отрываться с ним на тусовке – милое дело. Ох, мы и покуролесили тогда, в «Старкерз», как вспомню – так вздрогну.

Да, нехеровый столик получился. Я – сладкоежка и не могу пройти мимо вишневого немецкого тортика. Отрезаю себе справедливый кусочек, цепляю вилкой и отправляю увесистый кусман божественной сладости в пасть. Дженни улыбается.

– Пойду отолью, – встает и двигает в сторону туалета, а я любуюсь ее задницей и вообще чувствую себя в раю.

И тут в раю появляется тень. Заходит слонообразный пиздюк Монти и обводит всех взглядом. Смотрю: кто его заметил, тот занервничал. Но в основном все внимательно слушают «Зеленую траву у дома» в исполнении Алека, отцова приятеля. Большой Монти подгребает ко мне и склоняется своей рожей к самому уху:

– Я слыхал, ты тут песни про собак поешь. – Господи, думаю, чем у него изо рта воняет? – Пойдем выйдем, – мягко так говорит он, – или я сюда ребят позову. Не хотелось бы портить такое радостное событие, – улыбается этот пиздюк и с отвращением смотрит на Амброза; тот сидит под столом и грызет кусок пирога.

А я и ответить-то ничего не могу – рот набит тортом. С усилием проглатываю и поворачиваюсь к Дюку. Тот хотя и не слышал ни слова из речи Монти, вижу, загрустил.

– Надо обсудить кое-что, – говорю и подмигиваю. – Все нормально, вернусь через минуту.

Поднимаюсь и иду за этим пиздюком к дверям. Со стороны может показаться, что мы с ним лучшие друзья, и он мне сейчас нальет пивка, а совсем не морду бить будет.

Вдруг я понимаю, что мне совсем даже и не страшно. Ну, пусть он меня треснет, но это все, что здесь может случиться, кругом вон сколько народу. Ну, может, пару зуботычин. Ну, пусть говнюки победят, послушаю я пустые угрозы, потешит Монти свое самолюбие. Но вечеринку-то он не испортит.

Однако снаружи нас поджидает данфермлинский гондон Клепто. Это уже пиздец. Тут у меня очко заиграло. Здоровяк Монти просто въебал бы пару раз такому засранцу, как я, да и все. В конце концов, длительный и кровавый процесс жертво-приношения карлика – прямая дорога к утрате доброго имени в глазах окружающих. Но такой злобный ублюдок, как Клепто, с удовольствием надо мной поиздевается. Замечаю, что я жмусь к Монти, словно он – мой заступник; лишь бы подальше от Клепто. Я даже хочу, чтобы Монти сам мне вмазал и избавил от более печальной участи. Но Большой разгадал мои намерения и уступил место, теперь мной займется Клепто.

– Ты, похоже, не понял намека. – Он лыбится, а потом толкает меня в грудь. Достает откуда-то бутылку; похоже, у него на уме нечто покруче зуботычин. Делаю шаг назад, и тут вдруг из «Вэлфера» появляется Ричи-Терпило и становится со мной плечом к плечу.

– А ты кто такой? – удивленно спрашивает Монти.

А Ричи ему:

– Послушайте, Джейсон – мой хороший друг. – На что Монти ржет в ответ.

Я уже готов сказать этому недоделанному придурку, что я и без него справлюсь, что он только все портит и пусть уебывает обратно, откуда пришел, как Клепто опомнился:

– Ты че несешь? А?

Но придурок не собирается сдавать позиций.

– Я только хочу вас предупредить, что это мой друг. Давайте все успокоимся, хорошо? – Прямо как по писаному чешет, из «Руководства для персонала» Шотландской железной дороги, из главы с инструкцией о том, как успокоить разбушевавшихся пассажиров. Подобную херню обычно сочиняют так называемые эксперты-психологи, которые ни разу в жизни припизднутых психов не видели.

Клепто и ухом не повел.

– Чего?.. – яростно выкрикивает мой обидчик, словно Ричи обвинил его в изнасиловании собственного маленького братишки.

Ричи, конечно, тупее всех тупых, но все еще пыжится, с места Не сдвинулся.

– Послушай, приятель…

– Я тебе сейчас покажу приятеля!.. – ревет Клепто и бьет лбом прямо по рыжей копне перед ним. Ричи падает, но я уверен: на лице – счастливая улыбка.

– Следующий! – в упоительном восторге выкрикивает Клепто и смотрит на меня. – Ну что, пиздюк, тоже хочешь? А?

Оглядываюсь на Большого Монти почти с мольбой, потом на распластавшегося бедолагу Ричи.

– Не-а, – говорю.

На это Клепто, похоже, и не знает что сказать. Даже замер на какой-то момент, а потом выдает:

– Зассал?

– Извини, приятель, но я драться не умею, – поясняю и сую руки в карманы куртки, чтобы он понял, что я не замахнусь. В кармане нашариваю что-то стальное и гладкое. Вилка.

Даже не знаю, как у меня в кармане оказалась. Хотя толку от нее – вряд ли острая.

– Ну а гордячка-то твоя где? Что, нет ее? Некому за тобой присмотреть? – Он толкает меня в грудь. – А нехерово мы с ней потусовались…

Острая или не острая – какая разница, главное – я вооружен, и нехуя грузить вооруженного человека! Выхватываю вилку и втыкаю ему прямо в морду. Не такая-то она и тупая; вошла как серебряная пуля в сердце вампира! Застряла в щеке и торчит из продажной рожи. Я сдаю назад, но он не нападает – просто застыл в недоумении. А когда Клепто наконец раскрывает рот, я слышу плачущего ребенка: