Читать интересную книгу Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work) - Ирвин Уэлш

Даже мой старикан обещал прийти. Я и ему показал стихи, так папаша не по-детски впечатлялся, разглядев там где-то политический контекст.

– Что б мне пусто было, ты все-таки не всегда ушами хлопаешь! – сказал он, вылупив от удивления глаза. – Прислушиваешься к своему старику.

– Можно подумать, у меня есть выбор, – зубоскалю в ответ. А сам вижу: старик балдеет от счастья. Да и я теперь тоже.

26. Поэтический конкурс Файфа

Зал наполовину заполнен, дым все еще стоит столбом. Иду по протертой до дыр ковровой дорожке, останавливаюсь, чтобы разглядеть призы, которыми набиты шкафы. Усаживаюсь у стойки бара. Джейсон заметно нервничает, и я пробую его успокоить:

– Все будет отлично!

А он глаз не сводит с тощего бледнокожего брюнета, сидящего в уголке.

– Конечно! Но сегодня свои стихи читает и Эки Шоу. Представляешь, мой дебют, а я выступаю в одной обойме со своим учителем!

Ведущий объявляет его выход, Джейсон поднимается и идет между столиками. Под одобрительные выкрики он вспрыгивает на сцену, уверенно подходит к микрофону и подстраивает его под свой рост. Из внутреннего кармана куртки достает футляр с очками, вынимает их и надевает на нос. Затем из кожаной папки, которую таскал с собой, извлекает пакет с листами бумаги.

– Посвящается футбольным фанатам, – объявляет Джейсон. – «Джон Мотсон на смерть Сильвии Плат»*.

В аудитории повисает тишина. Джейсон читает первое стихотворение, утрируя британский акцент:

Сильвия Плат Рано ванну приняла. Вот дела!

* Мотсон Джон Уокер (р. 1945) – английский спортивный комментатор; комментирует также игры в настольный футбол. Лучший спортивный репортер Великобритании 2001 года. Предмет насмешек за нелогичные высказывания, построенные на удивлении самоочевидному. Плат Сильвия (1932-1963) – американская поэтесса, известная парадоксами и афоризмами. Покончила жизнь самоубийством. – Примеч. пер.

Замысел проходит мимо меня, я ведь и представления не имею, кто такой Джон Мотсон. Но в зале слышатся немалочисленные смешки. Отмечаю, что парень, которого Джейсон назвал Эки Шоу, одобрительно кивает головой. Парочка, мои собеседники в баре, на вид – типичные студенты, похоже, считают, что Сильвии Плат такие стихи понравились бы. Вот и чудесно! Джейсон, несомненно, талантливо владеет слогом; вижу, и к аплодисментам он неравнодушен. Мой мальчик статно распрямляется и с улыбкой смотрит на меня.

– Я хочу поблагодарить Дженни, без ее поддержки я бы здесь не выступил, да и не написал бы стихов. Во-о-он она стоит…

Он подмигивает, а я заливаюсь краской.

Господи, как же я ошибалась! И как можно было видеть в нем мелкого гнусного извращенца? Он совсем не такой; мой мальчик прекрасен.

Дальше Джейсон читает еще лучше. Прокашлявшись и подождав, когда гул голосов утихнет, он объявляет гордо и уверенно:

– Панегирик, посвящается Робину Куку, который ушел от нас в прошлом году. Хотя, может, и в позапрошлом.

Эдинбург весь на ногах с утра чуть свет.

Но шотландца не волнует это боле,

Нет его. И веры в правду больше нет,

О, какое нас постигло горе!

Боролся за свободу он.

За равенство – за нас!

Не то что эти, бля. уроды

И лживый премьер-пидорас!

Тот янки жопу облизал, -

Все выслужиться чтоб.

И вот летит в Ирак солдат,

А мы встречаем гроб.

У Кука совесть же была.

Отвага, честь и злость:

«Ебать вас в рот, оружье там

Найти не удалось?»

Мы видим старых пердунов.

Их жадность, трусость, грязь.

Сидят-дудят в одну дуду,

Сдаются, не борясь.

В горах лишь отдых находил

От битв и от того,

Что наци-тори нарекли

Предателем его.

Последний путь увел борца

В любимые холмы.

Но сердце храброе его

Не позабудем мы.

Аудитория жадно ловит каждое слово; особенно расчувствовался его отец – сидит, пьет со своими друзьями за столиком у самой сцены. Лупит в ладоши как обезумевший, вопит, подбадривая сына.

– Молодец! – выкрикивает Кинг-старший, тыча в Джейсона пальцем.

Эки Шоу приподнимается и благосклонно так говорит:

– Весьма недурные вирши от Джейсона Кинга, гордости Кауденбита! – И сам выходит читать.

После конкурса Джейсон присоединяется ко мне в баре, берет выпивку для нас обоих. Себе берет виски – вообше-то не его напиток. Эки Шоу выглядит слегка офонаревшим, когда Джейсон обращается к нему:

– Есть у тебя такая классная строка: виски и свобода – близнецы-братья. Ну, ваше здоровье!

К Джейсону подходят, поздравляют с великолепным выступлением. Отец поначалу держится в тени, затем приближается к сыну.

– Сынок, я тобой горжусь. – А у самого глаза на мокром месте.

– Эх, не всегда я давал тебе повод для гордости. – Сын, похоже, не ожидал такого оборота.

Отец широко открывает глаза, и я наконец замечаю, как они похожи.

– Это ты о чем?

– Сначала у меня не получилось с конным спортом, потом болтался без дела на пособии. Да и политическая борьба меня не привлекала.

Отец грустно качает головой:

– Прости меня, сынок. Нельзя все время слушать старичье. Время сейчас другое. А тобой я всегда гордился. – Он окидывает взглядом своих дружков. – И они все тоже. Вот завтра еще съездишь в Батгейт и выйдешь в финал кубка.

Джейсон при этих словах морщится, словно съел какую-то дрянь.

– Пап, я подумываю послать этот кубок куда подальше.

– Как это?

– Да так, как это сделал герой нашего любимого Алана Силлитоу, в «Одиноком бегуне», бля.

– Прекрасная книга, сынок, – соглашается отец и протягивает мне пинту светлого. Надо же, а я и не заметила, когда он взял пиво. – И фильм тоже замечательный. С Томом Кортни в главной роли, по-моему; да, кажется, точно с ним.

Джейсон кивает на оседающую пену в кружке «Гиннесса», чернеющей на стойке бара.

– Ага. И вспомни главную идею этого произведения, пап: иногда можно победить, только выйдя из игры.

Глотаю из кружки. Ну уж очень много пузырьков в этом пиве, но от «Гиннесса», который Джейсон так любит, у меня просто все нутро выворачивает.

Мистер Кинг улыбается мне, потом с энтузиазмом кивает Джейсону.

– Что ж, когда шансы не в твою пользу, единственный выход – играть против правил. Как парень в этой книге – он победил в забеге, но отказался пересекать финишную черту. Настоящий революционный дух; «Фифтисентс» в этом разбирается как никто другой. – И спрашивает с тревогой в голосе: – А что ты задумал?

– Пап, мы с Дженни собираемся поехать в Испанию. Думаю, насовсем. У Крейви там были друзья, – поясняет Джейсон, – я с ними пообщался. В смысле, по Интернету.

– Молодец, сынок! Не робей. – Отец хорошенько прикладывается к кружке. – Будь я помоложе и будь у меня такой стимул, – тут он, улыбаясь, кивает на меня, – я бы не раздумывал долго. Да я бы уже давно собрался в Испанию!

А у меня на лице сама собой зажглась улыбка:

– Джейсон, у тебя такой милый папа! – Тут мистер Кинг прямо-таки закокетничал.

– А как ты тут останешься один? – с волнением в голосе спрашивает Джейсон.

У отца в глазах чертенята запрыгали:

– Кто говорит, что я останусь один?

– А?..

Отец подмигивает, его лицо расплывается в довольной улыбке. Что-то в нем изменилось, не пойму что. Теперь вижу: след от ожога стал почти незаметен. Похоже, наложил на щеку от души макияжа.

– Может, и у меня, старика, кое-какие изменения намечаются. В общем, читайте газеты, следите за новостями. Больше ни слова! Скажу одно: нет худа без добра.

– Это мысль, которую я полностью разделяю, пап. – Джейсон обнимает меня нежно; приникаю к нему. – Просто золотые слова!

– А ну, хватит телячьих нежностей, – шутливо рявкает Кинг-старший, – вы, как-никак, в Файфе! Умерь-ка пыл страсти и купи старику пива. Я видел, тебе за эту тусовку две двадцатки отстегнули.

– Вообще-то моя очередь, – говорю и проталкиваюсь к стойке, выкрикивая заказ. Я уеду из этого города навсегда, но сначала они узнают, что я – Дженни Кахилл, а не просто «папенькина» дочка, отпрыск Тома Кахилла, бизнесмена местного розлива.

27. Гибель Амброза

Ох, и славно же мы вчера оторвались в Керколди! А потом тусняк продолжился в Гленротсе. Дженни просто кипятком писала: забила тучу косяков, да и коки пару дорог засадила. Хотя Гленротс – это, конечно, давным-давно не Файф. В шестидесятые сюда понаехали всякие из Глазго, но даже теперь, хотя живут здесь уже дети их детей, все никак не ассимилируют с местным населением. Вместо этого по Гленротсу шляются и выеживаются настоящие пацаны из Файфа, напустив на себя вид бездельников из большого города и натянув стильные ботинки а-ля футбольные бутсы. Да уж, не каждой революции здесь суждено отстоять свои завоевания. Ну как, например, обломались, пытаясь сохранить местных рыжих белок и защитить их от на-шествия этих серых американских тварей.

А еще, сердцем чую, Том на меня бычится. Кажись, просек, что я тру его наследницу: звонит утром ни свет ни заря, вызывает. Поэтому Кинг отправляется сегодня на выход спозаранок. Дженни обычно ворчит, когда я рано. Но оказалось, что ей надо везти мать в город.