Читать интересную книгу Обнаров - Наталья Троицкая

«Без сознания… Без сознания…» – Обнаров зажал ладонями уши.

Солнце померкло, день стал серым, безрадостным. Он вытер об одежду вспотевшие ладони, в смятении провел рукой по лицу. Сердце бешено колотилось: за этим ритмом вряд ли успеть.

«Милая моя, родная девочка…»

– Господин Обнаров, сколько прикажете мне еще жариться на песке, пока ваша нимбоносная светлость изволит приступить к работе?! – крикнула ему Кира.

«А если она умрет?» – сам у себя спросил Обнаров и испугался пришедшего на ум вопроса.

– Костя! – Плотников хлопнул его по плечу. – Чему ты молодежь уч…

Он осекся, испугавшись мертвого, застывшего, ледяного взгляда Обнарова.

– Костя, ты чего? Случилось что?

Обнаров тряхнул головой. Дьявольская улыбка сверкнула и пропала. Загорелись глаза. Весь его облик вдруг стал авантюрно-бесшабашным.

– Что, Димон? Наполним жизнь сексом?

– Ты только помни, у нас не порно. У нас авантюрная комедия. Кирочке не мсти.

Обнаров какой-то расхлябанной блатной походочкой пошел на площадку.

– Как я люблю свою работу! Это даже работой назвать нельзя!

Строчки были неровными, почерк летящим, точно врач Анатолий Борисович Михайлóвич, заполнявший историю болезни Таисии Ковалевой, очень-очень торопился к больной:

«…16 августа 2005 года. 16-й день терапии 1-й фазы индукции ремиссии. В 6:00 температура 40,2 ºС, лихорадка перемежается с резкими падениями температуры тела (ознобами) до 36,0 ºС. Сознание спутано. Боли в области рта и горла, развилась картина язвенной ангины, стоматита, гингивита[46]. Появилась резкая бледность кожи. Нарастает потеря веса. Воспаление слизистых наружных половых органов. Назначена консультация гинеколога. В анализах крови резкая лейкопения[47] с почти полным исчезновением нейтрофильных лейкоцитов (гранулоцитов). Назначено лечение колонии-стимулирующим фактором – гранацитом. Химиотерапия после полных 15 дней прервана.

17 августа 2005 года. Состояние стабилизировалось, но без ощутимых перемен к лучшему. В анализах крови сохраняется резкая лейкопения, уровень нейтрофильных лейкоцитов (гранулоцитов) увеличился – составляет 3 % от нормы. Больная не приходит в сознание. Лихорадка не подавлена, но не прогрессирует. Температура 39,5 – 36,2 ºС с интервалом колебаний в среднем два часа. Продолжается введение гранацита и следующая терапия поддержки…»

Анатолий Борисович снял белую от униформы шапочку и вытер ею пот с лица, потом бросил ручку и пошел назад, в палату Таисии Ковалевой.

За ужином, состоящим из бутербродов с колбасой и паштетом, их было двое. Сестра с аппетитом ела, Обнаров сидел и рассеянно смотрел в ее сторону.

– Ты хреново выглядишь, братец, – сказала Наташа.

Она протянула руку, погладила его по волосам.

– Девочкам нравится, – он усмехнулся, припомнив Киру Войтенко.

– Ты Тае сегодня звонил?

– Звонил.

– Как она?

– Хорошо. Лечится.

– Я почему-то не смогла дозвониться сегодня. Вызов идет, но никто не отвечает.

– В саду, наверное. Там очень красивый сад.

– Хмурый чего?

– Устал. Егор всю ночь не спал.

– Не волнуйся, Костик. С мальчиком все в порядке. Врач не нашел ничего, что могло бы нас насторожить. Видимо, погода будет меняться, вот он и капризничает.

Обнаров грустно улыбнулся, подумал: «Он просто чувствует, что с его мамой…»

– Наташа, вы с мамой на физиопроцедуры не опоздаете? Ногу волочит, смотреть больно.

– Да. Едем. Мама! – крикнула Наташа матери, занимавшейся с внуком. – Мама, собирайся! Костя за Егором присмотрит. Ключ, второй, дай нам. Не жди, спать ложись. С пробками мы рано не вернемся.

Проводив родных, Обнаров взял сына на руки и пошел на кухню. Он сел на диван, негромко включил телевизор и с ложечки аккуратно стал кормить ребенка яблочным пюре. Сын ел с удовольствием, потешно причмокивая губами. Сын улыбался, то и дело взмахивая ручками.

– Ах, Егор, Егор… Разгулялся, Бармалей. Спать-то ты сегодня будешь? Бабушку пожалел бы. Ведь она всю ночь глаз не сомкнула, прислушивалась, как ты там.

Обнаров закрыл баночку с пюре и стал из соски поить ребенка соком. Покушав, тот выглядел абсолютно счастливым. Обнаров поцеловал ребенка в кончик носа, в щеку, улыбнулся.

– Ничего, мой хороший. Наша мама выкарабкается. Она упорная. Мы же любим ее и ждем. Так что, поверь мне, все у нее будет хорошо.

В дверь позвонили. Обнаров открыл. На площадке стояла Кира Войтенко. На ней был довольно откровенный топ, узкие белые брюки, босоножки на невероятно высокой шпильке. Каштановые волосы были заколоты на затылке так, как это делала обычно Тая. Макияж был умеренным, минимальным, тоже в духе жены.

– Добрый вечер, – чуть смущенно произнесла она.

– Добрый.

Не скрывая удивления, Кира разглядывала Обнарова.

– Если вы хотите продолжить начатый вами утром скандал… Увольте! Я слишком устал от вас, – произнес Обнаров. – Вы сорвали съемку. Объясняйтесь с Мелеховым и Плотниковым.

– Нет-нет! – порывисто, не отводя глаз от него и ребенка, сказала Кира. – Я пришла извиниться.

– Я извиняю вас. Всего хорошего, – безразличной скороговоркой сказал Обнаров и попытался закрыть дверь.

– Простите, Константин Сергеевич, – Кира взялась за ручку двери, – вы не могли бы уделить мне хотя бы пять минут?

– Зачем?

Она замялась, видимо, подбирая устроившие бы его аргументы.

– Ладно. Проходите на кухню.

В прихожей Кира сняла туфли, и Обнаров непроизвольно отметил, что не только волосы у нее убраны так, как у Таи, но Кира одного роста с Таей.

– Пожалуйста, налейте себе чай сами, мне это не очень ловко с сыном на руках. А я, с вашего позволения, продолжу только что начатую трапезу.

Кира удивленно смотрела то на него, то на тарелку бутербродов, то на чайник, шипевший на плите.

– Странно…

– Что странно?

– Я думала, у вас хоромы, повар, прислуга. Думала, что с ребенком сидит нянечка.

– Это сын. Его Егором зовут. Так зачем вы пришли?

Кира поставила на стол чашку чая и села напротив.

– У вас чудесный сын. Сколько ему?

– Зачем вы пришли?

– Во-первых, я хотела попросить у вас прощения. Я обидела вас.

– Обидеть может равный. Зачем вы пришли?

Егор захныкал, вот-вот готовый заплакать.

– Сейчас, подожди, мой хороший, мы пустышку с тобой найдем.

Обнаров поискал соску-пустышку, нашел на окошке, помыл и дал ребенку. Он переложил сынишку на другую руку, с удовольствием разогнул затекшую.

– Так странно видеть вас с ребенком…

– Почему?

– Не знаю. Вы сейчас совсем другой.