Читать интересную книгу Исповедь гипнотезера - Владимир Леви

Я бываю у них в среднем раз в неделю и никогда не знаю, что у нее в этот раз, кого любит, кого проклинает. Толкует то и дело, что скоро умрет, что не жилец на свете, но перед этим убьет мужа или его жену, — все это с крепкими выражениями сообщает дочери-подростку, при маленьком сыне. Крик по любому поводу, беспочвенные придирки. На кульминациях спроваживаю детей, говорю о ее безобразном поведении, накапываю стопарик успокаивающего. Через какое-то время будет плакать, просить прощения… И вдруг опять взрыв и несколько вариаций на тему, что я такое, если не понимаю, каково ей, и поминание всех и вся.

Не знаю, что это: нежелание сдерживаться, распущенность — или невозможность сдерживаться, та уже стадия, когда взывание к разуму само по себе верх идиотизма? Иногда отповедь действует прекрасно. Иногда в разгар ее выступления я одеваюсь и молча ухожу; в следующий раз Валюша — душа-человек.

Но если это начало болезни? Я-то знаю, каково сдерживаться. И к чему может привести.

К психиатру, к невропатологу?.. Не пойдет. Да и на что жаловаться?.. Чтоб идти ко врачу в таком случае, нужно быть уверенным, что тебя захотят выслушать, понять, — такой гарантии нет, увы. Чтобы ходить в поликлиники, нужно быть повышенно здоровым человеком.

Что делать, к кому обратиться? Чем я могу ей помочь? И ради нее, и ради ее детей — посоветуйте что-нибудь… (.)

В. Л. приболел. (Чтобы отвечать на письма читателей, тоже нужно быть повышенно здоровым человеком.) Поэтому позвольте представиться… Можно на «ты»?

Первое, что хочу сказать: молодец, умница, почти героиня. Делаешь все, от тебя зависящее. Практически ты для своей Вали сейчас и есть жизненный психиатр. А то, что не выходит ничего путного и не ведаешь, что хорошо и что плохо, не знаешь, распущенность, невоспитанность или болезнь ее нераспутываемый клубок страданий, противоречий, нелепостей — это и есть жизнь, твоя пациентка, в лице любимой подруги и ее окружения.

Упование на диагностику, на белый халат, на лекарство? На гипнотический авторитет?.. Не наивна, помнишь и два своих нулевых ведра. Видишь и разницу между собою и ею — подобрались вы, как и бывает чаще всего, по контрасту. Ей нужно брать — от тебя или кого-нибудь, в пределе ото всех, тебе — отдавать. Тебе «всех жаль, всех можно понять». Ей жаль себя, а понять никого не может. И потому тебе ее еще больше жаль; тебе хочется, чтобы была болезнью эта ее остервенелая дурость — болезнью, которую вылечивают, и дело с концом. Но ты и сама видишь, что это не та болезнь, для которой достаточно просто доктора.

Могла бы и я сказать, хоть и не психиатр: личность Валя твоя незрелая, похоже, несколько истероидная, с ярко выраженной потребительски-инфантильной установкой. Затяжная невротическая реакция на внутренний конфликт, складывающийся из… (тут пришлось бы цитировать не только твое толковое письмо, но всю ее бестолковую жизнь). Реакция, ставшая уже развитием, нажитым свойством характера — и имеющая все шансы на дальнейшее развитие в том же духе. С ума сойдет вряд ли. Угрозы для жизни не видится, убийства не совершит, но попытка самоубийства, мстительного, демонстративного, при обострении ситуации не исключается. Вот, пожалуй, и все.

Что делать? Прежде всего не брать на себя невозможное, тогда совершишь возможное, а быть может, и сверх.

«Устроить» ее жизнь, конечно же, не в твоих силах и не в чьих бы то ни было. Внести ясность и логику в метания души — тем паче. Но ты можешь, покуда у самой силенок хватает, оставаться при ней и исполнять роль если не духовного руководителя (врача, который нужен каждому), то балансировщика, частичного гармонизатора — того самого жизненного психиатра, который тоже нужен практически каждому в свое время и в своем роде. Ты исполняешь эту роль почти на пятерку; и отповеди, и молчаливые уходы, и выпроваживание детей при безобразных сценах — все правильно. «Стопарики успокаивающего» — не знаю… Я помыслила бы насчет плетки.

Главная трудность: быть с ней, держать, но не подставлять шею — такие хватаются обеими лапками да и за горлышко. Не подливать масла в костер душевного паразитизма, не укреплять в амплуа страдалицы. «Омедицинивание» ее проблемы в этом смысле только повредит, даст козыри.

Посему, как можно меньше выражений сочувствия, всяческих словес и соплей, больше твердости и решительности. Внушаема во все стороны — что еще остается?.. Не поддавайся ее внушениям всего прежде сама. Не рассчитывай на долгий эффект проповедей, моралей, отчитыванья — все это на подобные натуры действует лишь поверхностно и непременно дает откачку в обратную сторону. Надежнее, пожалуй, иронические похвалы.

Итак, продолжай на свой страх и риск. Если взялась за гуж…

Задача не облегчится, но, по-видимому, прояснится, если главные помыслы устремишь на ее детей. Они ведь тоже она — ее непонятый смысл, ее ужас, ее слепота… Ничего не берусь советовать. Ты, конечно, не заменишь им живую мать, пусть и дурную, и упаси тебя Бог от такого поползновения. Но ты самый понимающий человек возле них, ты можешь с ними дружить — это очень и очень много, не меньше, чем материнство. (.)

НЕИЗВЕСТНОМУ АДРЕСАТУ

Прости, что долго молчала… На твой вопрос «как стать любимой» (всего-навсего) отвечаю:

ПРОСТО ДО НЕВОЗМОЖНОСТИ.

Милая, ну зачем, ну хватит себя обманывать. Сколько ожогов уже убедило тебя, что одно дело — быть нужной, другое — нравиться, а совсем другое — любовь. «Быть ценимой» и «быть любимой» — непереходимая пропасть.

Усвоим же наконец: любят не тех, кто полезен, не тех, кто хорош. Любят тех, кого любят. Любят за что угодно и ни за что. Любят за то, что любят. Никакая привлекательность к любви отношения не имеет, никакой успех, никакая сила и красота, никакой интеллект. Ничего общего с благодарностью — если это благодарность, то лишь за жизнь, но не свою. Любовь не может быть заслужена, любовь только дарится — и принимается или не принимается. Любовь — сплошная несправедливость.

Подожди, подожди… Чем вот, например, заслужил твою любовь новорожденный Максимка, ну вспомни. Тем, что измучил тебя беременностью и родами? Тем, что требовал хлопот, забот, суеты, расходов и треволнений, орал благим матом, пачкал пеленки, не давал спать, травмировал грудь?.. Своей красотой? Да там и смотреть-то не на что, надрывающееся исчадие — чем, чем оно нас влечет, чем владычествует?.. Своим обаянием, приветливостью, понятливостью? Ничего этого и в помине нет, только будет или не будет, — а есть ужас сплошной беспомощности. За что любить-то его? За то, что растет?.. А каким вырастет? Чем оплатит твои труды и страдания? Скорее всего, ничем, кроме страданий. Не за что, не за что любить это жутковатое существо. И мы с тобой были такими, и нас любили. Даже подкидыши, бросаемые выродками-родителями, умудряются найти усыновителей, и дети-уроды любимы лишь за то, что живут, хотя и жизнью это назвать почти невозможно. Чем же они добиваются любви?..

Что за странность упрямая в нашей породе — любить не того, кто тебе делает добро, а того, кому делаешь, не того, кто избавляет от страданий, а того, кто заставляет страдать? Ведь так часто это происходит, так повсеместно, что заповедь «возлюби врага» не выглядит столь уж неисполнимой. Так оно и получается, если по-здравому: любят тех, кто вредит, убивает…

Любовь измеряется мерой прощения, привязанность — болью прощания, а ненависть — силой того отвращения, с которым мы помним свои обещания.

Откуда любовь? Почему любят, зачем любят? Никто на этот вопрос не ответит, а если ответит — значит, любви не ведает.

Под кровлей небесной закон и обычай родятся как частные мнения, права человека, по сущности, птичьи, и суть естества — отклонение.

Почему любят, зачем любят? — вопросы не для того, кто любит. Любящему не до них, любящий занят, заполнен — огнедышащий проводник. Любовь течет по нему.

А где же свобода? Проклятье всевышнее Адаму и Еве, а змию — напутствие. Вот с той-то поры, как забава излишняя, она измеряется мерой отсутствия.

Любовь неуправляема, но любящий управляем, и еще как. Любящий управляем любовью, этим очень легко воспользоваться, этим и пользуются вовсю свободные от любви. Не какая-нибудь казуистика, самый обычный быт.

Твой Максимка еще свободен от любви. (Как с нелюбовью — не знаю.) Когда через него потечет любовь, неизвестно, пока он только пользуется твоей. И ею тобой управляет. А когда сам полюбит, тогда сразу перестанет быть таким искусным правителем, вот увидишь, станет беспомощным, как ты. И не сумеешь ему помочь, дай бог не помешать. Может быть, любовь постигнет его уже умудренным, на должности профессора амурологии, с уймой практичнейших знаний в загашнике, — и сделает все, чтобы он этими знаниями не воспользовался, — так управится, что про все забудет.

Так что же свобода? Она — возвращение забытого займа, она — обещание… Любовь измеряется мерой прощения, привязанность — болью прощания.