Дорогой я размышлял над увиденным и услышанным. Являлся ли труп, извлеченный из могилы, в действительности инфернальным существом? Скорее всего нет. Отсутствие признаков разложения, по всей видимости, объяснялось тем, что человека похоронили среди зимы, во время крещенских морозов, и хотя могила была неглубокой, тело оттаяло совсем недавно, и тление не успело коснуться его. Этим же объяснялось и появление небольшого количества крови из раны на шее. Случай с работниками Петриченко на первый взгляд казался менее понятным, но и его легко можно было объяснить. Матрена рассказывала, что ночевавшие в клуне работники пустили к себе упыря. Но кто это видел? Один из них был убит, второй якобы лишился дара речи. А не проще ли предположить, что два молодых здоровых парня, угнетенные зимним бездельем, напились самогона и затеяли драку, в ходе которой один убил другого и, чтобы избежать ответа, прикинулся онемевшим? Вполне логичное объяснение. Наталка же попросту тяжело заболела, простыла, должно быть, или еще по какой причине, в бреду несла разную околесицу, а темные родственники, наслушавшись этой чепухи, сделали собственные выводы.
И чем дальше я удалялся от злополучного хутора, тем больше меня начали одолевать смутные мысли. То ли я делаю? Правильно ли поступаю, решив добраться до Одессы и отыскать профессора Матюшевского? Какие сейчас, к черту, вампиры, когда вся страна, да и вся Европа залиты кровью! Ни один самый отъявленный кровосос не сможет нанести обществу столько вреда, сколько самый обычный, ничем не примечательный на первый взгляд человек, дорвавшийся до власти.
Однако нужно было на что-то решаться. Возвращаться в Петроград? Но зачем? Университет скорее всего закрыт. Что представляет собой тамошняя власть – неизвестно. Да и вряд ли удастся беспрепятственно добраться до Питера. Кругом границы, фронты, банды… Не проще ли все-таки двинуться на юг, в теплые места, где, возможно, удастся пересидеть лихолетье?
Я шел по широкой, открытой на все стороны степи, обуреваемый смутными думами. Вся прошлая жизнь, все радости и горести казались ничтожными на фоне огромного мироздания, вмещающего столь многое, что человеческая жизнь кажется песчинкой, сухим листком, который несется под порывами ветра неведомо куда и зачем…
ГЛАВА 14
1
– Сыдыте? – неожиданно услышали они совсем рядом. Джоник недоуменно поднял голову. Перед ними стоял пожилой благообразный татарин в длинной белой, свободного покроя рубахе навыпуск и темно-зеленых вельветовых шароварах, заправленных в невысокие мягкие сапожки. Рубашка была подпоясана ремешком с серебряными бляшками, а поверх нее был надет жилет из такого же, как и шаровары, материала. Голову татарина венчала черная касторовая шляпа.
– Зачем тут сыдыте? Айда ко мне, – повторил татарин.
– А, господин Валитов, – улыбнулся Всесвятский. – Познакомьтесь, это Джон Смит, американец. Интересуется здешней жизнью.
Пожилой татарин вежливо приподнял шляпу:
– Мое почтение. Так, айда к нам. И ты, американский юнош, тоже. Ашать будем. Вечор близко.
– А почему бы и нет! – отозвался Всесвятский. – Может быть, составите компанию? – обратился он к американцу.
Джоник хотел было отказаться, но происходящее казалось столь интересным, что он безропотно поднялся со скамейки и пошел следом.
– Прогнал тебя Костя? – насмешливо спросил у Всесвятского Валитов.
– Его можно понять, – отозвался тот. Потом удивленно поинтересовался: – Да вы-то откуда знаете?
– Ходил тебя искать. Увидеть хотел. Француз говорит: «Нет его больше тут». Я спрашивай: «Почему?» Он говорит не стал, только кивай на дверь, да я и сам догадался. Боятся. – Валитов снова хмыкнул.
– Наверное, не зря.
– А ты почему не боишься?
– Я одинок, да и стар. Терять мне, собственно, нечего.
– Костя тоже не молодой юнош. И тоже один… как это по-русски?… Как палец. Только ты о другой человек думаешь, а он о своя голова. Ничего плохого, так и надо… Но не всегда. Иной раз и о соседе думать нужно. А то все один да один. Вот ты меня «господин» называешь. Почему? Нынче все товарищи. Господин – это который хозяин. Какой я хозяин… Был когда-то… – Валитов махнул рукой.
– Неправда, – возразил Всесвятский. – Господин – значит, принадлежащий господу. И никому другому. А богатый ты, бедный… богу все едино. Главное, чтобы жил согласно его заветам.
Валитов, видимо, обдумывал слова Всесвятского.
– Может, ты и прав, – наконец вымолвил он. – На все воля Аллаха.
Глубокомысленные рассуждения двух стариков не коснулись ушей Джоника. Он был поглощен собственными думами. Странная страна Россия. Все тут смешалось: рабская покорность и безудержный, не знающий границ бунт, декларирование принципов всеобщего равенства и социальной справедливости и полное бесправие граждан, самые передовые общественные теории и удивительная живучесть темных средневековых воззрений. Лишь шесть лет прошло с того момента, как был забит первый колышек в эту степную землю, а кажется, убогий трущобный быт, со всей сопутствующей ему дикостью и суевериями, существует здесь давным-давно. Все зыбко и неопределенно. Никогда не угадаешь, что может случиться завтра. Но вместе с тем жить здесь чрезвычайно интересно. Не знаешь, с чем можешь столкнуться. Например, эти россказни про вампиров. На первый взгляд типичный бред. Но подается он столь правдоподобно, что поневоле поверишь.
– Вот мой дом, – услышал он голос Валитова. – Заходи, гости дорогие.
Только сейчас, учуяв ароматы только что приготовленной пищи, Джоник ощутил, как сильно хочет есть. На пикнике он толком не перекусил. Так, отщипнул кусочек мяса да съел вареное яичко. Теперь же заманчивые запахи кухни наполнили его рот обильной слюной. Американец невольно сглотнул, что не укрылось от острого взгляда старого татарина.
– Кушать хотишь? Сейчас все будет. – Валитов провел гостей на зады дома, где под навесом на деревянном помосте стоял стол и несколько табуретов.
– Садыс, – это прозвучало как приказ.
Гости уселись на табуреты, а Валитов ушел в дом.
– Неудобно, – с сомнением сказал Джоник.
– Очень даже удобно. Начнете отказываться – обидите хозяина. Восточное гостеприимство нужно уважать.
Пожилая татарка принесла две тарелки с бараньей лапшой, потом пирожки с картошкой треугольной формы и наконец пиалы с чаем и молоком. Все время, пока гости насыщались, Валитов отсутствовал, и только в самом конце, когда завершалось чаепитие, он вернулся и уселся напротив.
– Ну что, американский юнош, туйдым? Наелся? Набил щэк? Молодец. Теперь мы говорить будем, а ты слушай. Якши? Ладно. Еще остались сколько? – обратился Валитов к Всесвятскому. – Убыр сколько еще по ночам рыщет?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});