Из-за рассохшейся, застекленной мутным стеклом двери, раздавались тихие стоны и подвывания.
– Эстер, – сказал я, постучав. – С тобой можно поговорить?
В кладовке тут же стало тихо. Я подождал несколько секунд, но она не спешила мне отвечать. Зная, что дверь не заперта, я, как вежливый чэр, не собирался входить без приглашения, несмотря на то, что являлся владельцем этого дома от подвала до чердака.
– Послушай, тебе не в чем себя обвинять.
С той стороны раздался громкий всхлип.
– И тебе совершенно нечего расстраиваться, а уж тем более, переживать. Никто ни в чем тебя не винит.
– Я не справилась! – голос у фамильного призрака был глухим от рыданий. – Подвела вас, господин!
– Ну, полно! Если бы не ты, они добрались бы до нас гораздо быстрее, чем мы смогли опомниться. И уж Бласетт бы точно не пережил вчерашний вечер. Так что ты просто молодец.
Дверь медленно распахнулась и я, сочтя это за приглашение, вошел в кладовку. Последний раз я приходил сюда в возрасте тринадцати лет, когда Грегори, наш прежний дворецкий, спрятал среди запыленных ящиков мою рогатку. С тех пор кладовка не сильно изменилась, разве что стала еще более пыльной, чем прежде. Единственное окошко, небольшое и заросшее старой паутиной, едва-едва пропускало свет. Так что мне стоило большого труда разглядеть стафию.
– Вся моя жизнь после смерти посвящена этому дому и тем, кто в нем живет, чэр, – голос у призрака был необычайно тих. – Ваш предок был добр ко мне. Даже несмотря на темный ритуал и то, что в первое мгновение кажется кощунственным. Он дал мне шанс жить дальше и видеть, как снова и снова приходит осень, как меняется город и те, кто живет в нем. Мои кости, моя душа, вся я, целиком, без остатка, принадлежу этому дому. Я – это он.
Два огненно-красных глаза-уголька мигнули в полутьме.
– Видит Всеединый, с которым мне никогда не встретиться, я стараюсь верно служить и выполнять свои обязанности, господин.
– Я знаю это, Эстер, – осторожно ответил я.
Она впервые была столь откровенна со мной, и я затаил дыхание, опасаясь, что стафия вновь закроется, словно устрица в раковине.
– И я подвела вас, что бы вы ни говорили мне, чэр, – призрак вновь всхлипнул. – Вы едва не погибли. Мне нет оправдания.
– Никто не ожидал, что сюда когда-нибудь заглянет изначальный маг. Тебе не по силам справиться с ним.
– По силам. Но я оказалась нерасторопна, и он застал меня врасплох.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы убедить ее в том, что существо, созданное с помощью волшебства, может пострадать только от этого самого волшебства.
Выступать целителем совести фамильного призрака, такое я и представить не мог!
– Так что хватит терять время и сидеть взаперти, – напоследок сказал я Эстер. – Полли рвет и мечет после вчерашнего. Ты же знаешь, как она реагирует, когда чужаки заходят на ее кухню и портят еду. Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты ее утихомирила. Она сама на себя не похожа.
Под стук молотков я вернулся обратно в свой кабинет, по ходу взглянув на стрелки старых часов. Стекло, вчера продырявленное полковником, уже успели заменить, а кровь убитых убрали вместе с испорченным ковром. Талер, увидев оплавленные дыры и услышав от меня о серебристых росчерках в воздухе, пришел в сильное возбуждение и едва не забегал по потолку.
– Ты видел?! Видел?! У МакДрагдала рельсовая винтовка! Откуда?!
– Ты так прыгаешь, словно случилась сенсация, и какой-то скангер с помойки внезапно стал мэром Рапгара.
– Я же тебе говорил об этих штуках. Они на вес золота и пока имеются только у гвардии.
– Ну, и что с того, – меня занимал лишь прошедший разговор с жандармами. – Полковник – старый вояка, у него полно связей в военном ведомстве. Он как-то похвалился, что может по знакомству достать все, что угодно, даже бронепоезд. Если тебя так уж интересует это орудие убийства, сходи к нему и узнай, что к чему. Постой! Не так быстро. Возьми одну из бутылок, что прислал Данте. Отнеси старику с моими глубочайшими благодарностями.
Талер смылся, только его и видели. Даже плащ забыл. Наверное, до сих пор возится с той смертоубийственной штукой, что плавит стекла, вместо того, чтобы их разбивать.
До темноты оставалось еще очень и очень долго, и я слонялся от безделья, наблюдая, как руководимые Бласеттом люди восстанавливают чистоту и порядок.
Затем я вернулся к амнисам, надеясь, что они закончили споры, и можно почитать оставленную книгу в тишине и покое.
– И когда ты собирался мне рассказать? – голос Стэфана был язвительным.
– О какой из тысяч моих тайн идет речь?
– Если бы мы знали секреты друг друга, они бы стали лучшим утешением для наших сердец, – пробормотал он и ответил: – О том, что на самом деле рассказал тебе тот пленник. О том, что из него выудила Анхель.
– Те девять слов? – небрежно бросил я. – Совершенно вылетело из головы, если честно.
Будь у него зубы, он обязательно бы ими заскрежетал.
– Это важные девять слов, мой мальчик. И ты не спешил поделиться ими со Скваген-жольцем.
– Моя память в последнее время оставляет желать лучшего, – притворно вздохнул я. – Столько событий.
– Нельзя шутить с жандармами, Тиль! Это до добра не доведет.
– Ты говоришь сущие банальности.
– Я говорю истину! Мало тебе неприятностей в прошлом?
Я издал неопределенный звук, который можно было с большой натяжкой попытаться трактовать как согласие.
– Эта девица и так принесла тебе кучу проблем. И впутает в еще большие, если не оставишь ее в покое! Я говорил тебе, что не следовало брать тот платок. Брось ты его в поезде, и ничего бы не случилось.
– Вот этого бы я не хотел.
Эмоции Анхель показали мне, что она не одобряет моего интереса к Эрин. Ей резко не нравилась подобная ситуация.
– Успокойся, Анхель, – попросил я амниса. – Призрак Клариссы давно уже должен был перестать мучить тебя.
Она деликатно промолчала, решив, в отличие от своего товарища, не учить меня жизни. Во всяком случае, сегодня.
– Что ты намерен делать? – Стэфана не смутило, что я уткнулся носом в книгу.
– А как ты думаешь? Разумеется, прогуляться, как только стемнеет.
– То есть собираешься отправиться в Яму только потому, что тот умирающий умник сказал: «Мы узнали в «Тщедушной иве», что она у тебя»?
Он явно не верил, что я совершу такую глупость, поеду на другой конец города, сунусь в обитель порока и буду вести расспросы.
– Верно.
– Это безумие! Он мог врать!
– После того, как за дело взялась Анхель? – я дернул бровью и перевернул страницу. – Никакой лжи. Одна исключительная правда. Право жаль, что этот негодяй умер, мало что объяснив.
– Ну, хорошо, – стараясь не раздражаться, произнес Стэфан. – Хорошо. Положим, ты придешь в «Иву». И что ты там скажешь? Кому?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});