проверим. — Махмуд обратился к Майку по-марсиански.
Майк слегка удивился:
— «Вникнуть» — значить выпить, — подтвердил он.
Махмуд продолжал:
— Майк согласился бы, назови я еще сотню английских слов, которым в нашем мышлении соответствуют разные, порой даже противоположные понятия. «Вникнуть» для Майка — значит и любить, и бояться, и ненавидеть. Да, и ненавидеть, потому что по марсианским понятиям ненавидеть можно только то, во что ты вник, что познал настолько, что оно сливается с тобой, а ты — с ним. Только тогда можно ненавидеть. Мне кажется, что вследствие этого марсианская ненависть — настолько сильное чувство, что самая черная человеческая ненависть в сравнении с ней покажется легкой неприязнью…
Махмуд задумался:
— «Вникнуть» — значит слиться. Человеческая мысль «мне это больнее, чем тебе» имеет марсианский оттенок. Марсиане инстинктивно сознают то, что мы усвоили на основе многолетнего опыта: наблюдатель в процессе наблюдения взаимодействует с объектом наблюдения. «Вникнуть» — значит понять объект наблюдения до такой степени, что становится возможным слияние, уравнение с ним. «Вникнуть» — это цель того, что мы называем религией, философией, наукой. Для нас это слово почти так же ничего не значит, как для слепого цвет. — Махмуд помолчал. — Джабл, если бы я изрубил вас на куски, сделал жаркое и съел, тогда мы вникли бы друг в друга: ничего из того, что нам принадлежит, не было бы утеряно, и в этом смысле было бы все равно, кто кого съел.
— Мне не было бы все равно, — запротестовал Джабл. Махмуд снова заговорил с Майком по-марсиански. Майк кивнул:
— Ты говоришь правильно, брат Махмуд. Я бы тоже так говорил. Ты есть Бог.
— Ну вот, — развел руками Махмуд. — Вы видите: все, чего я добился, — так это богохульства. Мы не можем думать по-марсиански.
— Ты есть Бог, — гнул свое Майк. — Бог вникнет.
— Давайте оставим этот разговор! Джабл, во имя нашего братства, позвольте мне выпить еще порцию джина.
— Сейчас принесу, — отозвалась Доркас.
Обстановка в номере напоминала семейный пикник. И хозяин, и гости были людьми неспесивыми, опытными, признанными и потому не страдающими глупым честолюбием. Даже доктор Махмуд, всегда сохранявший дистанцию с людьми другой веры, сейчас расслабился. Ему чрезвычайно польстило, что Джабл чтил и читал в оригинале учение Пророка… Да и женщины у Джабла работали не такие уж бестелесные, как показалось с первого взгляда. Эта черненькая… Махмуд тут же отогнал мысль: нельзя, он здесь гость.
Махмуд оценил, что женщины не болтали, не вмешивались в серьезные мужские разговоры, а быстро и радушно подавали еду и питье. В то же время он был шокирован непочтением Мириам к хозяину: такие вольности обычно дозволяют только кошкам и детям-любимчикам.
Организацию этого «пикника» Джабл объяснил тем, что за едой и приятной беседой легче скоротать время. По поводу же места проведения Харшоу сказал:
— Если Генеральный Секретарь согласится, он даст об этом знать. Останься мы во Дворце, он начал бы торговлю. А сюда он уж точно торговаться не придет.
— О чем торговаться? — спросил ван Тромп. — Он получил все, чего только мог желать.
— Не все. Дуглас наверняка хочет, чтобы мы не имели права снять с него обязанности. Представляете: мы снимаем с него обязанности (а с ними и права) и передаем их человеку, которого он ненавидит — этому негодяю с честными глазами, нашему брату Бену. И другие стали бы торговаться — тот же «будда» Кунг. Я ведь у него изо рта кусок вырвал! Кстати, именно из-за него мы не едим и не пьем ничего из того, что нам привезли.
— Джабл, неужели вы серьезно? — спросил Нельсон. — Я подумал, что вы просто гурман и не признаете чужой кухни. В этом отеле нас не могут отравить.
Джабл печально покачал головой:
— Свен, ВАС действительно никто не собирается травить. Но ваша жена может получить страховку за вас только потому, что вы ели за одним столом с Майком.
— Вы на самом деле так думаете?
— Свен, я могу позвать прислугу и заказать для вас все, что хотите. Но сам я этого в рот не возьму и Майку не дам. Они знают, где мы; у них достаточно времени, чтобы состряпать что-нибудь пикантное. Я имею все основания подозревать, что добрая дюжина здешних официантов получают зарплату у Кунга. Пока мы не обезвредим силы, которые представляет Кунг, главная задача — сохранить Майку жизнь.
Джабл нахмурился:
— Возьмем к примеру паука «черная вдова». Это тишайшее, полезнейшее и очень красивое существо, самое симпатичное из паукообразных. Единственный недостаток бедняжки — сила, несоразмерная с величиной. В результате — каждый считает своим долгом убить «черную вдову».
— А как же иначе? Они очень ядовиты!
— А Майку и того хуже: он не такой красивый, как каракурт.
— Как можно, Джабл! — вмешалась Доркас. — Это нетактично, более того — неверно.
— Девочка, не это главное. Суть в том, что он не может избавиться от своего богатства, а владеть этим богатством равносильно смерти. Неприятностей нужно ждать со всех сторон, и не только от Кунга. Верховный Суд политически не столь независим, как кажется… хотя суд Майка не убьет, а всего лишь заточит в темницу, как графа Монте-Кристо. Но есть еще масса организаций и частных лиц, которым выгодно, чтобы Майк оказался почетным гостем на собственных похоронах.
— Видеотелефон, босс!
— Энн, ты из Филадельфии кричишь?
— Нет, из Далласа!
— Скажи, что я занят.
— Это Бекки.
— Что ж ты сразу не сказала?! — Джабл вылетел в другую комнату. — Бекки! Рад тебя видеть, дорогая!
— Привет, док! Смотрела ваше выступление.
— Как впечатление?
— Никогда в жизни не видела более тонкой работы. Америка потеряла величайшего адвоката из-за того, что ваша мать не родила двойню.
— Это высокая оценка, Бекки. Спасибо. Но ты много сделала для того, чтобы спектакль состоялся. Называй цену.
Мадам Везан нахмурилась:
— Вы меня обижаете, док!
— Бекки, соловья баснями не кормят. Я старый, но могу поцеловать и обнять так, что ребра затрещат.
Она улыбнулась:
— Я хорошо помню, что вы можете. Помните, как вы шлепали меня, уверяя, что профессор будет жить?
— Что ты! Разве я мог так непрофессионально работать?
— Еще как мог!
— Значит, в тот момент тебе была необходима «шлепотерапия». И все-таки назови цену, только хорошенько посчитай