по ее образу.
– Знаешь, мы однажды ее расчленили, – со страшной улыбкой продолжает император. – Мои праотцы то есть. Разрубили на четыре части и насадили на колья в дворцовых подземельях, когда она попыталась защитить своих матерей. Мне все это поведал отец, а сам он слышал историю от собственного отца, а тот от собственного и так далее. Так вот, праотцы, к сожалению, так и не сумели найти ее последнюю смерть и потому бросили ее на несколько сотен лет, пока она не сошла с ума. Первородные, видишь ли, не впадают в золоченый сон. О, как она умоляла ее освободить. Сотни лет умоляла и рыдала, клялась, что будет нам служить, вероломная сука. И она служила веками – до этих пор.
Из горла невольно вырывается всхлип. Бедная Белорукая! А я-то думала, что настрадалась в Ирфуте, когда она пережила в тысячу раз худшее. Неудивительно, что ее не волновала моя боль, боль остальных. Какие мучения она вынесла за эти кошмарные столетия… От одной мысли дрожат руки, а в душе закипает гнев.
Император Гизо, не замечая этого, снова тычет ботинком в шею Бритты. Она охает от боли, и мне приходится стиснуть зубы.
– В те же оковы мы и поймали твою подружку. Они сделаны из небесного золота, которое мы собрали у богинь, прежде чем заточили их здесь. Его не сломать даже таким, как ты. Даже Фату.
Он с отвращением цокает языком, глядя на Бритту.
– Алаки не должна быть такими сильными, но такова природа аномалий. С другой стороны, поэтому я и согнал вас всех в Варту-Бера – самых сильных, быстрых, хитрых. Я отправлял туда все аномалии.
– Он следил за нами, – в ужасе догадываюсь я.
Император кивает:
– Я искал Нуру. Моя вероломная бабка пыталась меня убедить, что Нуру явится как смертовизг, но я знал, что это будет алаки. Сначала я думал, что ей будет сильнейшая или хотя бы самая быстрая. Я понял, что это ты, лишь много позже. Бабка, видишь ли, скрыла от меня нюансы твоей способности.
Император делает шаг ближе, весело ухмыляясь, когда алаки и смертовизги тоже придвигаются, готовые меня защитить. Но, по крайней мере, он больше не давит Бритте на шею. Убеждаюсь, что с ней все в порядке, и быстро перевожу взгляд на императора.
– Когда вы поняли? – спрашиваю я, пытаясь его разговорить, мне нужно как можно дольше удерживать его внимание на себе.
Что угодно, лишь бы он больше не причинил вреда Бритте и Кейте.
– В тронном зале, как только увидел твое лицо, – отвечает император. – Можешь сколько угодно изображать человека, но я почуял на тебе их запах.
– Чей запах?
– Божественных сук! – шипит он, тыча в конец зала, где на огромных черных тронах восседают четыре исполинские золотые статуи богинь.
Золоченые.
Мне даже не нужно подходить ближе, чтобы их узнать. Я ощутила их, как только вошла в зал, мощь, что обрушилась на меня безмолвным землетрясением. Я дрожу всем телом, глядя на выражения их лиц: печаль, смирение, ярость. Они погребены заживо, скованы, сидя на тронах.
– Думали, что могут нами командовать! – бушует император. – Что раз уж мы не можем их убить, то позволим изводить нас вечно. Мы им показали, этим демонам. Мы им показали…
Он разворачивается ко мне, его глаза сверкают ненавистью.
– Ты знаешь, что мы с ними сделали? Мои предки.
Качаю головой.
– Мы похоронили их в крови их собственных детей! – заявляет император с полным веселья зловещим смехом. – Мы переплавили множество адской брони, сказали алаки, мол, хотим создать кое-что как дань уважения матерям. А потом заманили их сюда и облили расплавленным золотом. Мы их сковали.
– Почему? – ошеломленно спрашиваю я. – Почему вы такое сотворили?
– Потому что они были чумой на этой земле! – шипит император. – Демоны во плоти, несмотря на божественный вид! С незапамятных времен мы, джату, поклялись защищать Отеру и потому сковали их так, чтобы они никогда не восстали. Никогда больше Отерой не будут править женщины – такова задача каждого императора дома Гизо.
Он смотрит мне прямо в глаза:
– Никогда не позволю ни одной из вас, грязных сук, снова сесть на трон.
Его слова, его ненависть глубоко бьют в самое сердце. Суки. Такое же мерзкое слово, как и все те, которыми разбрасываются в нашу сторону мужчины. Едва сдерживаюсь, чтобы не обнажить меч, и задаю последний вопрос:
– Так почему не убил меня сразу, когда понял, кто я такая?
Император кривит губы в жестокой усмешке:
– Потому что ты была полезна. Как это оказалось прекрасно, использовать тебя против смертовизгов – тебя, инструмент, который Золоченые создали, чтобы уничтожить мой род. А я использовал тебя, чтобы уничтожить их собственный.
Я вспоминаю всех смертовизгов, которых обрекла на смерть, которых убила своими руками, не слушая инстинкты, вопившие этого не делать, и меня захлестывают отвращение и вина.
– Сколько их ты помогла прикончить, Дека? Пять сотен? Шесть? Тысячу? – хихикает император. – Твой голос, божественный дар матерей, призванных их освободить, выкашивал целые гнезда.
Ко мне придвигается Адвапа.
– Дека, не слушай его. Покончим с делом.
Трясу головой, а император все продолжает тираду:
– Ты хоть раз чувствовала отвращение? Вину? Раскаяние? Наверняка! Мозгом костей чуяла! Чуяла всю кровь, которую проливала. Убийца своего рода. Великая отступница!
От его слов чуть не подкашиваются колени, но я делаю глубокий вздох и успокаиваюсь. Я не позволю императору Гизо влезть мне в голову. Не позволю ему загнать меня в кровавый дурман. Я завершу этот разговор на своих условиях – не только для себя, но для всех женщин, с которыми он и ему подобные когда-либо обращались жестоко. Что бы он ни говорил, я никогда не забуду того, что он творил – что все они творили.
Перед глазами вспыхивает воспоминание об изуродованной спине Белкалис.
Я пообещала ей никогда не забывать.
Глядя на императора Гизо, я медленно обнажаю мечи.
– Вполне может быть, но теперь я здесь, как и ты. – Наставляю на него атику. – Ты знаешь, что я освобожу богинь. Знаешь, что я выполню свое предназначение. Этому меня обучили кармоко – этому ты приказал меня обучить.
– Тогда мы в тупике, – пожимает он плечами.
– Видимо, так.
Он кивает джату. И когда они поднимают мечи, он отдает единственный короткий приказ:
– В атаку.
И начинается битва.
36
– Дека, к богиням! – ревет Адвапа, врезаясь вместе с остальными в ряды джату. – Мы их займем!
Я киваю, поворачиваюсь к Катье.
– Защити Бритту и Кейту! – кричу ей, взмахом указывая в их сторону.
Ее массивная фигура бросается в самую гущу боя, и спустя несколько секунд Катья хватает Бритту одной рукой, а Кейту другой и несется вверх по стенам так же легко и стремительно, как в прошлом, когда она была алаки. А я шумно выдыхаю, даже не подозревая, что успела затаить дыхание.
Они в безопасности. Теперь я могу сосредоточиться на цели.
Бегу к тронам по краю зала, подальше от сражения. Но все почему-то никак не сдвинется с мертвой точки. Смертовизги и алаки теснят джату, но те почему-то способны давать отпор.
Почему они так сильны?
Эту мысль обрывает свистящий звук. Поднимаю взгляд – и прямо передо мной стоит император.
– Как… – ошеломленно начинаю я.
Он с такой мощью впечатывает меня в стену, что та крошится. И когда я вновь сосредотачиваю на нем взгляд, император возвышается надо мной с жестокой улыбкой.
– Не ожидала? – произносит он и поднимает меня за ногу.
Он опять бьет меня о стену, и в голове взрываются звезды. Волнами накатывает чернота. Я едва могу думать, едва могу шевелиться.
Что это было?
«Дека?» – слышу как будто издалека голос Иксы.
Он врывается в зал и, едва завидев меня, лежащую, истекающую кровью, приходит в ярость.
«ДЕКА!» – ревет он и несется к императору, оскалив зубы.
Он кусает… воздух. Император испарился, будто и не было. Я хлопаю