больше всех, которые я когда-либо видела, ведущие к нему ступени тянутся целую милю. Его окружает озеро чистой белой соли, и солнце отражается от крупинок так ярко, что приходится прикрыть глаза ладонью.
К моему потрясению, когда мы приземляемся, на ступенях у храма сидит уже не меньше полусотни зеризардов.
Мельком вижу их красные седла, и меня пронизывает страх. Теперь я понимаю, почему не заметила на поле боя ни императора, ни его стражу. Он все это время ждет меня здесь.
– Император… он уже тут! – восклицаю я, спеша слезть с Иксы.
– Неважно, мы ведь тоже, – отвечает знакомый голос.
Рывком развернувшись, с удивлением обнаруживаю у окутанного тенями входа в храм Адвапу.
Она ухмыляется и цокает языком.
– Ты никогда не уделяешь внимание окружению, Дека. Поработай над этим в будущем, если мы выживем.
35
– Адвапа?! – ахаю я, бросаясь вперед и обнимая ее. – Что ты здесь делаешь?!
Она крепко стискивает меня в ответ и отпускает.
– Тебя жду, – говорит Адвапа. – Нас послали сюда тебя охранять.
Наконец вижу позади нее других алаки и смертовизгов. Их целый отряд, и Аша тоже здесь – она машет мне рукой и улыбается.
Отвечаю тем же, затем спешу к дверям храма.
– Но как? – потрясенно спрашиваю я на ходу. – Почему?
Адвапа пожимает плечами.
– Нибари всегда поклонялись Золоченым. Даже после Права казни мы остались непоколебимы в своей вере. Мы с сестрой ждали этого момента всю жизнь.
Когда Аша важно кивает, я наконец понимаю: они отправились в Варту-Бера намеренно. Окружающие могли даже не знать, что они алаки. Жрецы не селятся у Нибари, считая их слишком уж язычниками. Они отправляются в пустыню два раза в год, чтобы провести Ритуал Чистоты, и все. Близняшки могли бы здесь скрываться до конца дней, но не захотели.
Вот почему тренировки давались им так легко, они бегали быстрее и дрались лучше остальных, вот почему они всегда казались чуточку старше, чуточку мудрее, даже когда действовали незрело.
Просто они и есть старше – много, много старше.
– Адвапа? – хрипло зову я. – Неужели вы из первородных?
– Первородных? – взрывается она хохотом. – Нет, вовсе нет… нам с сестрой всего три сотни годков.
– Три сотни? – ошеломленно повторяю я. – А как же…
– Объяснения потом, – говорит Адвапа, резко остановившись.
Мы вошли в храм и теперь смотрим в лицо неизвестности – длинные коридоры, что тянутся в темноту и ведут в безграничье неизвестно куда. От одной мысли у меня дрожат руки.
– Император уже где-то там, – сообщает Адвапа.
– Знаю, – отвечаю я. – Я видела зеризардов.
– И не только он, – продолжает Адвапа с тревогой в глазах. – Кейта тоже.
Внутри все леденеет.
– Кейта?
Адвапа кивает:
– Император поймал Кейту, когда он доставил тебя к озеру и вернулся. Дело, скорее всего, плохо, Дека. Приготовься.
* * *
В храме царят затхлость и тишина. Над нами возвышаются черные колонны, покрытые изображениями Золоченых. На всех них мудрая южанка, нежная северянка, воительница востока и мать запада побеждают чудовищ, сражаются с мятежниками, возводят стены Хемайры. На каждой резной картине Золоченые куда крупнее людей, их можно даже назвать гигантами.
Интересно, в жизни они такие же? Мне так все интересно, и, может, если задаваться и задаваться вопросами, мне не придется думать о Кейте во власти императора, признавать, что мое тело сковывает всепоглощающий страх.
Я продолжаю разглядывать резьбу, богинь, что восседают на величественных тронах, ласково взирают сверху вниз на крошечных людей. Их окружают алаки и джату, они выделяются доспехами на фоне простого люда и жрецов. А среди этих жрецов есть еще кое-кто, о ком я никогда раньше не думала. Даже представить не могла.
Жрицы.
Колонна за колонной я вижу женщин, которые являют собой – то, о чем я и не мечтала: они жрицы, старейшины, писцы, все то, что отведено мужчинам. И когда я осознаю, насколько же глубоко отравлен мой разум, если я так этим потрясена, внутри меня нарастает гнев. Я выдыхаю, пытаясь успокоиться. Я должна быть готова к встрече с императором.
Он совсем рядом, в конце коридора, где откуда-то льется тусклый свет. И Кейта тоже там.
Кто-то касается моей руки, и я чуть не подпрыгиваю от неожиданности.
– Все в порядке? – спрашивает Адвапа.
Киваю.
– Нельзя терять бдительность, Дека, только не здесь.
«Не тогда, когда на кону судьба богинь – не говоря уже о Кейте», – мысленно заканчиваю я ее фразу.
– Я бдительна, – сжимаю рукояти обеих атик. – Я готова.
– Тебе нужно только освободить богинь, – напоминает Адвапа. – Просто освободи их. А мы позаботимся об остальном. Мы защитим Кейту.
Я киваю второй раз. Я знаю свою задачу.
Адвапа снова касается моей руки.
– Я в тебя верю, – мягко произносит она. – Всегда верила, с того самого момента, как Белорукая отправила меня к тебе.
Вдруг вспоминаю, как впервые встретила ее в той повозке, как Адвапа вечно закатывала глаза и спорила. С тех пор она всегда рядом, всегда с шуткой наготове, с кривой, ироничной усмешкой. И меня не беспокоит, что она – шпионка Белорукой, ведь она всегда была моей настоящей подругой. Я знаю это наверняка.
Адвапа прерывисто выдыхает.
– Вот почему я могла все это творить, убивать…
– Ты никогда не убивала больше своей нормы, – напоминаю я, сжимая ладонь Адвапы, чтобы она не продолжала.
Не могу даже представить, каково ей было все это время знать, кто такие смертовизги, и притворяться, наблюдать и даже присоединяться к их убийству. И Белорукой, и остальным, кто втайне готовил восстание. Их вина и моя – едкая бездна, разъедающая нутро.
Напоминаю себе, что все это необходимо для достижения цели. Все эти смерти были нужны, чтобы привести нас сюда.
Я не подведу Адвапу. Больше никого не подведу.
– И я в тебя верю, – отзываюсь я.
Адвапа кивает, и вместе мы уходим в глубь храма.
* * *
Моим глазам открывается зрелище много хуже, чем я воображала.
Не только Кейта был связан и лежал с кляпом во рту, но и Бритта. Она в сознании, но сильно бледна и лежит на полу. Император сидит рядом с ними на богато украшенной скамье, и на его лице самодовольная ухмылка. В отличие от джату, на нем почти нет брони, а голову венчает корона. Под рукой у него арбалет с золотыми стрелами.
– Нуру, – презрительно усмехается император, когда я спускаюсь по ведущим в зал ступеням.
Я невольно бросаю взгляд на Кейту, и меня охватывает ужас: его лицо покрыто синяками и кровью, обе руки до сих пор кровоточат. К горлу подкатывает тошнота, приходится стиснуть кулаки, чтобы сдержаться и не броситься к Кейте. Не броситься к Бритте.
Кейта ловит мой взгляд, и в его глазах вспыхивает короткое: «Беги, Дека».
Возвращаю внимание императору.
– Ну наконец-то ты раскрыла, кто ты такая, – ухмыляется и злорадствует он.
Теперь его лицо совсем другое – холодное, полное ненависти. Он совсем не похож на человека, которого я когда-то знала, которым почти восхищалась.
– Я только что это узнала, – говорю я. – Но вы знали всегда.
– Я не знал, что это ты. – Император пожимает плечами, вставая со скамьи. – Думал, очередная аномалия… как твоя подружка.
Он опускает ботинок на шею Бритты, и она охает со слезами на глазах.
Внутри все леденеет.
– Пожалуйста… – срывается с моих губ.
– Пожалуйста что? – интересуется император. Он смотрит на Бритту сверху вниз, и его глаза холодны – очень холодны. Прямо как у моего отца, у Ионаса. – Ты знаешь, что она почти высвободилась? Даже столь слабая, она чуть не отбилась от моих солдат. К счастью, у нас остались оковы, которыми мы пленили мою бабку.
Когда я в замешательстве вскидываю брови, император поясняет:
– Владычицу эквусов. Так ее теперь называют, верно? Когда-то давно она была известна как Фату Неумолимая.
Невольно ахаю. Вспоминаю, с какой горечью Белорукая смотрела на статую, что вздымается из Слез Эмеки. Статую, которую, как я теперь понимаю, создали