Тут можно было натолкнуться и на подводную скалу, и на осыхающий только в отлив коралловый риф, и на коварное мощное течение в узкости меж островов, и на испанское судно в узкости, где и уйти от залпа некуда, кроме как выброситься на берег. И капитан выслал на марсы и к бушприту по двое самых зорких наблюдателей с задачей одному следить за левой половиной горизонта, второму — за правой, и при малейшей опасности или хотя бы возможности опасности проверять друг друга, и если не померещилось — то предупреждать немедля, в два горла, не щадя голоса.
И вот справа впереди показалась темная полоска, окаймленная понизу белой оторочкой: остров, первый клочок Нового Света в Федькиной жизни!
Ему так хотелось, чтобы «Лебедь» прошел возможно ближе к острову — хотя пенные буруны в трех местах между островом и кораблем ясно показывали, что это опасно и, более того, попросту гибельно!
Так и прошли поодаль от островков, зарифив марселя и даже на нижних парусах взяв по одному рифу, — чтобы уменьшить скорость и иметь возможность и время для маневра в случае неприятностей.
Единственно, что Федор успел разглядеть, мотаясь вверх-вниз по вантам (ведь только и было свободных мгновений, что вот эти, покуда взбираешься на рею, там-то уж не до любования красотами природы, там работать надо, и притом очень быстро!), — леса на островках были густыми до такой степени, что и на опушках понизу темнота днем. Людей видно не было, хотя где-то в глубинах второго островка поднимался дымок костра.
— Индейцы. Берега они боятся — испанцы ж на них охотились, прямо как мы на негров! — сказал боцман.
6
Переход по Караибскому морю был тяжелым. Не потому, что случались какие-либо особенные бури, или шквалы, или зыбь, а потому, что за месяц перехода через океан при попутном и постоянном ветре от тяжкой матросской работы все поотвыкли — а тут приходилось все время лазать на реи, к тому же шли круто к ветру, качка мешала работать и даже аппетит у многих убивала. Дважды марсовые замечали испанские вымпелы на горизонте, но оба раза удавалось удачно увильнуть.
Уже забылась зима, снег, уже перестала казаться нечаянным подарком жара. Уже начинали поварчивать иные из команды, что-де опротивело весь день потными ходить, то ли дело дома, прохладновато, конечно, зато фуфайку натянул, куртку поверх — и все в порядке, ты сухой, как ни работай, и тебе хорошо.
Федору эти разговоры казались смешноватыми, проистекающими исключительно оттого, что зимы настоящей, с морозами трескучими, они тут, в Англии, и не нюхали. Сыро, ветры, но, во-первых, нет морозов настоящих, и во-вторых, коротка их зима: проникнуться, проморозиться до глубины души не успеешь — ан уж подснежники появились на рынке! Он-то пропитывался здешним теплом впрок, кости прогревал от еще старого, российского, мороза.
А вот что действительно в здешнем море было распрекрасно — так это вода. Не свинцовая, как на Балтийском альбо Немецком морях, не зеленая с проседью, как в Проливе, а светло-синяя и прозрачней, чем даже в Барселоне, — а ведь когда Федька впервые увидел воду Средиземного моря у Барселоны, он задохнулся от восторга, точно подавился воздухом, и решил, что прозрачнее вод не может быть на свете! Оказалось — может. Моряки бросали с кормы леску и грузило было видно с двадцати, и с двадцати пяти, и даже с тридцати ярдов глубины, и даже — вот честное слово! — с сорока и с сорока пяти, а порою и с пятидесяти ярдов! И ясно видно было, как ходят возле наживки стремительные полосатые, как окуни, рыбины в два локтя длиною…
Но рыбы вообще-то было не больно много, и клевала она плохо, — должно быть, оттого, что судно, а с ним и вся снасть, быстро двигались?
Но вот переход закончился и на носу завиднелись некрутые горы, доверху поросшие густым лесом. Капитан Дрейк приказал держать влево вдоль берега, потому что вправо недалеко и до Портобелло, а уж там непременно испанцы заметят… К ночи заметили небольшой заливчик и попытались в него войти, не надолго, а для ночевки: идти во тьме в незнакомых водах без лоцмана, в виду берега, притом вражеского, — погибель бессомненная, не в бою, так на камнях… Увы, первый заливчик оказался недоступным: счастье, что помощник капитана Том Муни, вопреки нетерпению капитана Дрейка, распорядился выслать шлюпку для промеров фарватера. И оказалось, что вход в заливчик перекрыт рифом, должно быть, в иное время даже осушающимся, но «Лебедь» подошел к нему в пору прилива…
Через полтора часа открылся вход во второй заливчик. К этому часу уж солнце закатилось, и по цвету воды было не определить глубину. Снова спустили шлюпку. Она прошла спокойно всюду, еще и порыскала на всякий случай в подозрительных местах. Дрейку так не терпелось высадиться на берег, что он скомандовал пойти в залив, не дожидаясь возвращения шлюпки, ей навстречу. И когда вовсе стемнело, они бросили якорь на твердое, должно быть, каменистое, дно заливчика. Высаживаться решили все же поутру.
Было жарко, и к ночи нисколечко не похолодало и не посвежело. Воздух был сырой и тяжелый, с берега тянуло тяжкими сладкими запахами незнакомых цветов. К полуночи полил дождь, который к утру сменился белым пухлым туманом.
7
И вот Федька вступил на землю Нового Света! Он точно не знал — но похоже, что он был первым в мире русским, ступившим на континент Южной Америки! Федька подумал над этим, покуда плыл в шлюпке от борта «Лебедя» к берегу, и сердце его дрогнуло. Грех, конечно, гордыня — но он представил себе, как всезнающие барселонские картографы, ведущие точный учет всем событиям, связанным с космографией, запишут в своих книгах об этом событии…
— Тэд, о какой юбке размечтался? Прыгай на берег, не задерживай товарищей! — добродушно рявкнул Сэм Рейтауэр.
— Какое сегодня число? — невпопад, как показалось всем, озабоченно спросил Федька, соскочив на болотистую красную, как ржавое железо, почву.
— Тебе-то на кой черт? — изумился кто-то из матросов.
Но Дрейк, уже стоящий на взгорке в двадцати шагах от места высадки, понял правильно. И сказал:
— Да-да, малыш, не скажу о всем Новом Свете, но уж в Южной Америке из всего своего племени ты первый. Запомни этот день и час. Сегодня 6 января 1572 года от Рождества Христова.
И началась тяжелая работа, плоды которой заметны были ежевечерне. Матросы работали под командованием Тома Муни, низенького, уже морщинистого, но чрезвычайно крепкого; он порою спорил на чарку рома, что его с ног не собьет никто! И точно: раздвинув короткие толстые ноги чуть шире плеч обыкновенного человека его ростика (для него же это выходило точь-в-точь на ширину плеч), он насупливал лохматые темно-рыжие брови, зачем-то морщил нос и предлагал: