Вывязывая узлы из обледеневших пеньковых тросов, больно секущих уже, казалось бы, привычные пальцы, матросы обменивались мнениями о цели плавания: мятежная Ирландия? Шотландия? Зачем?
Бейдевинд вызвал малоприятную бортовую качку, вовсе отсутствовавшую, пока шли с попутным ветром. Когда на второе утро развиднелось, бывалые моряки уже не сомневались, что их путь ведет в самые гиблые места Ирландии, на западное побережье треклятого острова, ни разу англичанам не покорявшееся, — край базальтовых растресканных скал, вечнозеленых лугов и климата, настолько сырого, что никакое дерево его не выдерживает, только трава.
«Нет, но зачем? Солдат на борту для десанта нет, да если б их и взяли — сколько б их уместилось на крохотном барке, если все трюмы забиты припасами? Лучше б тогда еще пяток солдат приняли, чем набивать трюмы жратвой из расчета на год, верно? А мы — что мы можем со своими двумя дюжинами боеспособных людей и тремя жалкими полукулевринками на борту против целой страны католиков? Хотя вообще-то это как раз в духе нашего капитана… Ох, сгубит он наши душеньки ни за грош…»
И тут капитан вышел на палубу и гаркнул:
— Эй, девонширцы и иные! Я вижу, вы трясетесь от мороза и греете только языки? Ну, сейчас я вас всех согрею одним приказом! А ну, все на ванты! Курс зюйд-вест-зюйд-тен-вест!
Новый курс был гораздо круче к ветру, чем прежний. К тому же пришлось совершать поворот через ветер, что утроило хлопоты с бизанью. Но сейчас все шевелились бодро, боцман Сэм Рейтауэр запел и все подхватили:
— Нас мокрый парус бьет по морде,
Но девонширец смотрит гордо!
Набьем потуже такелаж,
Возьмем судьбу на абордаж!
А вместо припева все дружно тужились, кряхтя и повисая на тросах всем скопом. Песня была тем хороша, что ее можно было реветь без определенного мотива, зато меняя темп согласно работе. Ведь одно дело обтягивать бизань-штаг через блочок, укрепленный на грот-мачте у ее основания, когда два-три человека тянут короткими рывками. И совсем иное дело — набивать грота-шкот, когда человек семь тянут сообща, небыстро, плавно и без рывков, верно?
Ведь поворот к югу, от опостылевшего мокрого холода, к теплу и, может быть даже, к сухости! Если даже с неба и лить будет — в тепле сохнет все куда быстрее… К тому же отвернули от ирландских берегов, где всех ждала, если уж очень повезет, гибель со славой, а скорее всего — безвестная гибель, и только… Наконец, поворот к югу означал либо Гвинею, либо Новый Свет, либо загадочный Восток — Индию, Китай, Яву, острова Пряностей… Федор аж трясся, едва помыслит о возможности заморского плавания, о тропиках, о Новом Свете…
Он уж столько наслышан об этом, но одно дело слышать, и совсем другое дело — видеть! И втройне было б лучше вот так, в зиму лютую их видеть, когда провожавший их из Плимута норд-ост напомнил о российских морозах и сковал Тейвисток и Пли, обе местные речушки.
Примерно треть команды допрежь не бывала за океанами, а большая часть уж сплавали туда, еще и не по одному разу. Но Федору, который едва припомнил — столько всевозможного за последние пару лет стряслось, что два года как двадцать два стали, а что до них было, то помнится смутновато, — что ради тропиков и пошел некогда к Дрейку, хотелось люто туда… А мистер Фрэнсис хранил тайну, никому ни под каким видом не открывая, куда ж намерен путь держать…
А в Мадрид, благодаря непонятным маневрам «Лебедя» в первые дни после отплытия, уже ушла секретная депеша следующего содержания: «Адмиралу Испании, Его Светлости дону Луису Рекесенсу-и-Суньиге. Ваша светлость! Спешу сообщить только что узнанную из верного источника новость: небезызвестный мистер Ф. Дрейк ушел наконец из Плимута в западную Ирландию. Учитывая слишком малый для успешной торговли тоннаж его барка и загруженность трюмов припасами, а также отсутствием на борту солдат и достаточного количества орудий, надо полагать, что целью вышеозначенного субъекта является долговременное крейсирование вдоль южного, юго-западного и западного, наиболее пригодных по политическим соображениям для поддержания постоянных контактов с ирландскими собратьями по вере, побережий Ирландии. Ввиду вышеизложенного предлагаю: выделить отряд быстроходных судов водоизмещением около ста тонн каждое, из состава Бискайской эскадры, отыскать судно Дрейка, загнать в один из заливов в южной части западного побережья Ирландии и навязать бой. В результате боя судно утопить, еретиков уничтожить, пленных при этом не брать, во избежание разглашения кем-либо из них операции. Ваш слуга, Икс-Игрек-Зет».
4
Судно шло на юго-запад. Воздух теплел с каждым даже не днем, а чуть ли не часом пути. Матросы поснимали вязаные фуфайки и колпаки, потом промасленные неуклюжие куртки, а потом…
А потом прошли меридиан Азорских островов — и на следующий день пассат — «ветер купцов», как его еще называют, подхватил судно и потащил курсом на чистый зюйд-вест, потом он посвежел и задул на румб круче к югу, то есть, вильнув было на два румба западнее допассатного курса, он вернулся на один румб. Все это время Дрейк не отдавал никаких команд на изменение курса, и матросы отдыхали, покуда «Лебедь», забирая полные паруса, шел чистым попутным курсом без всяких маневров.
Вот матросы в свободное от вахты время начали ловить рыбу. Привычные рыбы, как сельдь или камбала, перестали попадаться, зато шел на любую наживку — обычно из пойманной прежде мелочи, но годились и объедки: шкура от солонины, корка от сыра или хрящ, — сильный, беломясистый тунец. Это была большая, сытная, как курица, рыба с красной кровью. Такого трескоед Федька прежде никогда не видывал: надо же, на вид рыба и рыба, а кровь, как у зверя, еще и горячая.
Котлеты из тунца, жаркое из тунца, тунец в вине… Только он успел надоесть всем, как на палубу звучно шмякнулась летучая рыба! Широкие длинные плавники, растопыренные, почти в ладонь, а сама рыбка только немногим крупнее сельди — ну, в наважку, не более. А когда кок ее пожарил — Федька решил, что ну ничего вкуснее никогда он не пробовал! Куда там треске и макрели, на что тунец вкусен, а и то с летучей рыбой ему не сравняться…
Летучки были так вкусны, что и не приедались, хотя кок Питчер готовил их теперь каждодневно, да еще безо всяких ухищрений: раскалил на противне оливковое масло, выпотрошил сотню летучек, обвалял кое-как в муке, посолил — и в масло. Ну, чтобы не вовсе одинаковый вкус был у жарехи, через раз то лимоном сбрызнет, а то масла вдвое меньше, зато сала свиного тонкими полосками бросит…
Потом, то ли от кого-то, в воде невидимого, удирая, то ли, напротив, увлекшись погоней за кем-то, из воды стали выпрыгивать кальмары — красивые в движении, но отвратно мерзкие при потрошении. Старый знакомый Федора еще с Севильи, кок Питчер, не ел кальмаров, утверждая, что судя по виду, по клюву, столь нелепо торчащему из мягкого тела, по злым глазищам и еще по ряду признаков, коих всего не менее восьми, эти твари не Господом созданы, а диаволом. И есть их честному христианину не подобает!