Здравый рассудок — вот в чем решение. Логика и здравый рассудок. Спокойное обсуждение при дневном свете. К завтрашнему дню и она, и Джослин успокоятся и соберутся с мыслями. Несомненно, они смогут найти общий язык, достичь взаимопонимания, выработать общий и взаимоприемлемый подход к жизни. Она видела, что Джослин страдает, хотя и старается скрыть это под маской циника.
В конце концов она вынуждена была признать, хотя бы наедине с собой, что он тоже был жертвой. Возможно, она была слишком назойливой в своих попытках обвинить его в том, что он ей не доверяет. Особенно если учесть, что она шпионила за ним. Да, они оба вели себя довольно глупо, стараясь всеми силами обвинить друг друга и не выслушав объяснений другой стороны.
Если бы она смогла убедить Джослина в том, что не участвовала в заговоре против него, они могли бы устранить все недоразумения. Возможно, они даже смогли бы остаться мужем и женой…
Да, завтра она попытается урезонить его. Главное, чтобы он оказался способным понять доводы разума. Без этого он будет по-прежнему относиться к ней со злостью и ненавистью. Уж как-нибудь она убедит его! И уйдет. В противном случае, если она останется в Ревери, то неизбежно снова влюбится в него. А как раз этого она не может допустить. Как бы он не был прекрасен, она не будет его больше любить.
20
В течение последующих пяти дней Джослину удавалось избежать боли и искушения. Он тупо смотрел в свои карты, не замечая их, в то время как Ник, Эшер, Винтроп и Кумес поочередно побеждали в игре. Всю прошедшую неделю он развлекал друзей обедами и карточными играми, избавляя себя таким образом от необходимости проводить время с Лайзой наедине.
В тот вечер все было так же, как и в предыдущие дни. Лайза обедала у себя наверху, в то время как Джослин с друзьями находился в столовой, расположенной внизу. Он мог поздравить себя с тем, что разработал приемлемую стратегию сосуществования со своей женой. Он фактически не видел ее, лишь иногда они случайно сталкивались в коридоре.
В то памятное утро после свадьбы он проснулся с ужасной головной болью и неприятным ощущением в животе. Как только он открыл глаза, он увидел Лайзу, застывшую над его кроватью. Она потребовала, чтобы они немедленно переговорили, а ему хотелось только одного — побыстрее отыскать кувшин с холодной водой. После того как он вволю напился воды, она снова принялась приставать к нему. Заставив его слушать, она пустилась в пространные объяснения своего поведения и поступков, а он ничего не мог понять из-за ноющей боли в глазах и в затылке. Наконец он взорвался, как заряженная пушка, и они поссорились.
К концу ссоры он затолкал ее в комнату и запер дверь на ключ, чем вызвал явное неодобрение Лавдэя.
— В отношениях с вашей женой вы ведете себя крайне неприлично, — сказал он.
— Неужели? Ну тогда сам попробуй найти с ней общий язык. А у меня терпение уже лопнуло.
Таким образом он выработал основные правила супружества, которые с помощью Лавдэя были переданы жене. Их было не очень много. Он зафиксировал их на бумаге для большей уверенности в том, что она их поймет. Лайза, согласно этим правилам, должна была принимать пищу в своей комнате, в то время как он будет продолжать есть в столовой (в конце концов это был его дом). Она не должна кататься на лошади или гулять вместе с ним. Здесь имелись в виду их дом, сад и прилегающие земли. Она не должна была входить в комнату, если в ней находился муж. Она должна была пить чай в своей комнате, а он — в большой голубой комнате наверху. Она не должна была разговаривать с ним или писать ему разные записки. Она должна была общаться с мужем только через Лавдэя.
Все эти правила должны были, по замыслу Джослина, уберечь его от желания отомстить ей за этот брак, устранить требования его плоти и таким образом смягчить боль оттого, что ему приходится бороться с женщиной, которая притворилась, что любит его, а на самом деле ее интересовал лишь его титул. Лавдэй взял за правило называть ее леди Элизабет, что формально соответствовало ее теперешнему статусу.
Он ожидал, что она будет шумно протестовать против этих правил. Но она никогда не делала того, что он от нее ожидал. Лайза скрупулезно придерживалась предписанного поведения. Теперь он узнавал о ее существовании только по легкому запаху лимона в коридоре, по шелесту шелка и кружев в соседней комнате, по скрипу пера на бумаге и по легкому стуку каблуков. И ему было ненавистно все это.
Джослин бросил свои карты на стол. Откинувшись на спинку кресла, он достал сигару и молча наблюдал, как играли остальные. Погруженный в свои мысли, он не заметил, как его друзья прекратили игру и уставились на дверь. Ник толкнул его ногой под столом. Джослин повернулся к двери и увидел, что на пороге стояла Лайза.
Он увидел ее впервые за всю прошедшую неделю. Почему она стала такой бледной? Возможно, так кажется из-за платья — розового, с тонкой кисеей, которое делало ее открытой для свежего загородного воздуха, к которому она не привыкла. Ее слова, обращенные к нему, однако тут же развеяли ощущение хрупкости и болезненности.
— Я хочу поговорить с тобой.
Джослин посмотрел на Ника и всех остальных. Они вскочили со своих мест. Он продолжал сидеть и спокойно попыхивал сигарой.
— У меня гости.
— Меня это не волнует.
Джослин взглянул на Эшера, который пристально смотрел на него с укоризной.
— Ах, господа! — непринужденно произнес Джослин. — Супружество — это настоящее испытание, как вы сами можете убедиться. Это так волнующе! Женщины и их болезненные нервы, их ограниченные способности понимать… Несомненно, моя дорогая супруга расстроилась из-за каких-нибудь домашних пустяков. Я поговорю с тобой утром, Лайза.
Разумеется, он надеялся, что смутив ее в присутствии друзей, он заставит ее уйти. Она действительно смутилась, покраснела, но вместо того чтобы покинуть комнату под аккомпанемент иронии мужа, она положила руки на обтянутую корсетом талию и посмотрела на него прищуренными глазами.
— Если ты не уделишь мне несколько минут для разговора наедине, то все твои друзья, сидящие здесь, как петухи в курятнике, услышат все, что я собираюсь тебе сказать.
Джослин раздраженно бросил сигару на стол, резко отодвинул назад кресло и направился к ней. Подойдя поближе, он низко наклонился к ней и прошептал ей так, чтобы только она одна могла слышать:
— Ты сейчас же уйдешь, и если ты хоть когда-нибудь оскорбишь меня в присутствии моих друзей, я задеру все твои юбки и отделаю твою задницу так, что ты не сможешь даже сидеть. И тебе крупно повезет, если при этом не будут присутствовать все мои друзья.