Читать интересную книгу Надрез - Марк Раабе

– Энергетического концерна?

– Да.

Габриэль молча меняет полосу движения и слегка задевает бордюр правой дверцей. Слышится скрежет, и автомобиль отшатывается влево, точно испуганная лошадь. Дэвид прикусывает губу.

– И ты говоришь, он тебя уволил? Значит, раньше ты на него работал?

– Я, как и Лиз, работал на канале TV2, который входит в его медиагруппу. Но Лиз работала по контракту, а я был на ставке.

– Отлично… – бормочет Габриэль. – А знаешь, кто еще работает на TV2?

– Кто?

– Юрий Сарков. «Питон» полностью обеспечивает охрану телестанции.

– Ты хочешь сказать, что Сарков и фон Браунсфельд знакомы? – Дэвид наконец-то отводит взгляд от стрелки спидометра. – Но какое это имеет значение?

– Я не уверен, но как-то это все взаимосвязано. Этот дом по адресу Кадеттенвег, 107, принадлежавший бывшей жене фон Браунсфельда, тридцать лет пустовал. Юрий пытался не пустить меня туда. И вся эта история о пленке, которую я якобы украл из сейфа на Кадеттенвеге! Почему Юрий ищет пленку, которая лежала в сейфе в доме бывшей жены фон Браунсфельда? Скорее всего, это та же самая пленка, которую Вал искал в лаборатории нашего отца. Что же на ней, к черту, такое? И главное, что Лиз нужно от фон Браунсфельда? И как ей удалось освободиться?

– Не понимаю. А еще я вот чего не понимаю: если Лиз действительно похитили, почему она тебе не перезвонила, когда освободилась? Я бы на ее месте первым делом именно так и поступил.

Габриэль кривится.

– Потому что у меня больше нет мобильного. Я ношу с собой ее телефон, но она-то об этом не знает. Наверное, она пыталась дозвониться мне по старому номеру, да и у этой Пьерры она твой номер узнавала…

– Но что ей нужно от фон Браунсфельда? Думаешь, фон Браунсфельд – это Вал? Может, поэтому Сарков не стал говорить нам его настоящее имя?

– Я так не думаю. – Габриэль качает головой. – Для этого фон Браунсфельд слишком стар.

«Сааб» летит к мосту, ведущему на остров Шваненвердер, и Габриэль убирает ногу с педали газа.

– Куда теперь?

– Вперед. Центральная улица – продолжение моста.

Слышится громкий всплеск – колеса «сааба» попадают в глубокую лужу, взметая метровой высоты фонтаны по обе стороны от машины.

– А что, собственно, случилось с женой фон Браунсфельда? – спрашивает Габриэль.

– Ох, это действительно трагедия. Джилл, его жена, была настоящей красавицей. Она родилась в Канаде, но переехала в Германию. Они с Виктором выглядели идеальной парой, бульварная пресса их просто-таки преследовала. Джилл потакала папарацци и посещала все вечеринки и благотворительные мероприятия. Но в какой-то момент она стала реже появляться на публике и постепенно превратилась в настоящую затворницу. В прессе писали, что Джилл и Виктор разошлись и собираются разводиться. Это было в семидесятых. А когда ситуация совсем ухудшилась, она попала в автокатастрофу: ее кабриолет слетел с дороги и несколько раз перевернулся. Мгновенная смерть. Потом выяснилось, что у нее в крови было более двух промилле алкоголя, но усилиями адвокатов этот факт замяли. Судя по всему, у нее давно уже были проблемы со спиртным. А в конце семидесятых их с фон Браунсфельдом сын пропал без вести.

– Так у них были дети?

– Один ребенок. Погоди, как же его звали?

Габриэль невольно опять поддает газу. Он вспоминает фотографию на каминной полке в доме на Кадеттенвеге: черноволосая красавица с темными кругами под глазами и светловолосый юноша.

– Итак, их сын пропал. Как это вышло?

– Понятия не имею. Как люди вообще пропадают? Это произошло вскоре после его восемнадцатилетия. Проклятье, как же звали этого парня? – Дэвид напряженно припоминает. – Ну, неважно. Он якобы отправился куда-то праздновать, ушел из дома и с тех пор его никто не видел. Наверное, что-то случилось и он уже давно мертв. Но труп так и не нашли.

Габриэль задумчиво кивает, медленно выезжая на узкий мост. Под колесами «сааба» грохочет металлическая вставка в асфальте.

– Проклятье, память у меня дырявая… – ворчит Дэвид. – Этого парня звали… имя такое… древнеримское… Марк? Нет, не Марк, Маркус, точно! Маркус Валериус фон Браунс…

Габриэль резко нажимает на тормоза, и братьев швыряет вперед, на ремни безопасности. Машина останавливается посреди улицы, из-под шин тянется тонкая светло-серая струйка дыма.

– Валериус?

– О господи, Вал! Ну конечно!

Габриэль сворачивает на обочину и останавливает автомобиль.

– Какой номер дома? – хрипло спрашивает он.

– Не знаю. Четырнадцатый, кажется… Дом такой, из светло-коричневого кирпича. Перед ним – двустворчатые кованые ворота.

Габриэль распахивает дверцу и мчится по улице.

– Эй! Эй, погоди! – Дэвид выбирается из машины, захлопывает обе дверцы и, прихрамывая, идет за братом. – Почему не на машине?

– Хочешь припарковаться перед домом и посигналить?

– Ты действительно собираешься забраться внутрь особняка?

Габриэль не отвечает. Он даже не оборачивается. Дэвид останавливается.

– Габриэль, я не знаю…

– Тогда оставайся здесь и сторожи свой «сааб».

– Это даже не мой «сааб», – стонет Дэвид. – Ох, ну и дерьмище…

Он следует за Габриэлем и останавливается у приоткрытых ворот. На каменных воротных столбах установлены две камеры слежения. Габриэль смотрит на камеры, затем распахивает ворота. Створка беззвучно поддается, и Дэвид видит, как его брат ступает на территорию особняка.

Глава 50

Берлин, 28 сентября, 07: 24

На юго-востоке из-за облаков на мгновение проглядывает солнце, заливая особняк ярким светом. Тени обрамляющих виллу деревьев тянутся к кирпичной кладке, листва золотым конфетти летит на землю. Дэвид пытается угнаться за Габриэлем, и хотя повязка давит на рану, лекарство приглушает боль. Братья огибают виллу и подходят к ней с тыльной стороны. Дэвид чувствует, как у него вспотели ладони. «Проклятье, что я здесь делаю?» Он вспоминает слова Саркова: «Жалкий трус». Презрение Юрия запало ему в душу, как плевок.

– Видишь? – шепчет Габриэль.

Дэвид от неожиданности вздрагивает.

– Что?

– Дверь. – Габриэль указывает на террасу с тыльной стороны виллы.

– Да она открыта! – удивленно бормочет Дэвид, присматриваясь.

– И что ты думаешь? – спрашивает Габриэль.

– Мне это не нравится. Совсем не нравится. Либо фон Браунсфельд уютненько устроился у себя в гостиной и завтракает, ни о чем не подозревая, а дверь приоткрыл, чтобы комнату проветрить. Либо это ловушка. Но в любом случае, если мы сейчас туда вломимся, у нас будут проблемы.

Габриэль смотрит на открытую дверь и задумчиво кивает. Дэвид с облегчением переводит дух. При всем своем безумии Габриэль, похоже, учится на ошибках и, в отличие от того, что было раньше, стал намного осторожнее и прислушивается к голосу разума – даже если идеи подает его младший брат. «И что теперь? Что ты ему посоветуешь? Обратиться в полицию?»

– В доме есть слуги? – шепотом спрашивает Габриэль.

Дэвид пожимает плечами.

– Как же без них? Ты посмотри, какой домина. Прямо дворец. Но я понятия не имею, когда они приходят. Насколько я знаю, старик очень трепетно относится к своему уединению. Но я бы не…

– Рискнем. – Габриэль, пригнувшись, крадется к особняку.

Влажная, низко скошенная трава шуршит у него под ногами. Похоже, ночью тут прошел ливень.

– Эй, погоди…

Но Габриэль уже добрался до виллы, теперь его не остановить. В полуподвальном помещении нет окон, поэтому он может прижаться к каменной кладке и пройти к лестнице на террасу, никем не замеченный.

– Да чтоб тебя! Ну что за дерьмо?! – шипит Дэвид.

Сжав кулаки, он ковыляет за Габриэлем, поднимается по ступеням лестницы и останавливается перед открытой дверью. Серо-коричневые гардины шуршат под порывами ветра, в остальном тут царит жутковатая тишина.

– Никого не видно, – шепчет Габриэль и входит в гостиную.

Едва ступив на порог, Дэвид понимает, что этим пересекает черту дозволенного и это уже необратимо.

Он следует за Габриэлем в гостиную и видит картины. Моне, Ренуар, в нише оригинал Пикассо. Дэвида охватывает паника. Ни один человек, владеющий такими дорогими картинами, не стал бы столь безрассудно оставлять дверь открытой! Кроме того, внутри так же холодно, как и на улице.

Габриэль беззвучно открывает дверь в коридор. На потолке огромного холла, отделанного мрамором, весело пляшет огонек газовой лампы в антикварном светильнике, кованые поручни обрамляют большую мраморную лестницу, ведущую на второй этаж, а другая лестница, намного меньше, ведет вниз, в подвал. Габриэль, остановившись как вкопанный, хватает брата за руку и указывает в сторону подвала.

У подножия лестницы в луже почерневшей крови лежат два мертвых пса.

Пальцы Габриэля впиваются в предплечье Дэвида, его стальная хватка не дает младшему брату сбежать из виллы.