Читать интересную книгу ДМТ — Молекула духа - Рик Страссман

Определенные события могут казаться действительно неожиданными, но, оглядываясь назад, я могу связать их с напряжением, вызванным проведением исследования, и его влиянием на меня и тех, кто меня окружал. В эту категорию попадает то, что моя бывшая жена неожиданно заболела раком.

Последствия работы с молекулой духа являются настолько сложными, широкими и далеко идущими, что те, кто не участвовал в нем с самого начала, не могут на самом деле понять, каким было наше исследование. Целью этой книги является рассказать всю историю целиком. Частью этой истории является ее завершение. Для меня важно передать эти подробности тем, кто сейчас работает, или планирует работать с психоделическими веществами, в духе «согласия на основе полученной информации». Надо знать, во что ввязываешься.

Проект пронизывало несколько основных линий, и в начале исследования они не противоречили друг другу. Я хотел вводить ДМТ, изучать воздействие разных доз, и снова вводить ДМТ. Я отнесся к первым двум проектам, изучению кривой дозы-эффекта и толерантности, как к закуске и главному блюду. Одиночные большие дозы молекулы духа были невероятно психоделическими, а повторный прием позволил ассимилировать опыт и более эффективно поработать с глубоко измененным состоянием сознания, доступ к которому предоставляло это вещество. Но модель исследования также заставила меня приступить к последующим проектам по исследованию ДМТ, которые должны были соответствовать определенным ограничениям негативного характера.

Основная задача биомедицинской модели заключается в препарировании, внимательном рассмотрении и объяснении исследуемого биологического явления путем описания. Так как эта модель имеет власть над психиатрическими исследованиями, я тщательно ее изучил и организовал исследование ДМТ в соответствии с ее правилами.

Во время проведения исследований кривой доза-эффект и толерантности, биологические показатели были менее убедительны, чем психологическое воздействие ДМТ. Мы брали кровь на анализ, и измеряли основные показатели состояния организма и температуру. При помощи этих данных мы могли математически доказать, что нечто на самом деле происходит. Данные оценочных шкал также успешно вписывались в клиническую и объективную реальность. То есть, вопросник предоставлял объективное подтверждение субъективного воздействия. Тем не менее, наиболее интересные и полезные данные были получены путем выслушивания и наблюдения за нашими добровольцами в палате 531.

Но как только мы приступили к необходимому исследованию механизма действия, биомедицинская модель начала накладывать большие ограничения на то, какие виды исследования мы могли проводить. В главе 8, «Получение ДМТ», я описал последующие исследования ДМТ, в которых изучалось воздействие пиндолола, ципрогептадина и налтрексона. Мы вводили эти блокирующие рецепторы вещества в комбинации с ДМТ, и сравнивали реакцию с реакцией на чистый ДМТ. Таким образом, мы стремились сделать предположение о роли соответствующих рецепторов как промежуточного звена определенного воздействия молекулы духа.

В рамках исследований этого вида субъективное воздействие ДМТ больше не занимало переднего плана нашего проекта. Механизм действия был более важен, чем сам опыт. Открытый сеттинг поменялся колоссальным образом. Протоколы этих исследований рассматривали добровольцев не как индивидуумов, получающих психоделический опыт, а как биологические системы, при помощи которых мы можем более точно определить механизм действия вещества.

Было труднее испытывать энтузиазм по поводу этих исследований, чем по поводу предыдущих. На самом деле, добровольцы приложили столько же усилий к тому, чтобы я их провел, как и я к тому, чтобы добиться их участия. Мой дискомфорт был также вызван осознанием того, что я узнал нечто важное и основное по поводу работы молекулы духа. Я описывал этот вывод в последней главе — а именно, то, что во время сессий с максимальной дозой ДМТ в нашем сеттинге было трудно получить ощутимую или долгосрочную пользу. Я увидел, что в сочетании с растущим процентом негативного воздействия, соотношение риска и пользы начинает выглядеть менее благоприятно. Мне нужно было сменить модель проведения исследования на ту, в рамках которой люди будут извлекать пользу из участия в проекте.

Две модели, в рамках которых люди могут «исцеляться», это психотерапевтическая и духовная модель. Вероятность проведения проекта, основанного на духовных постулатах в клинической исследовательской обстановке была невысока. Поэтому я начал разработку психотерапевтического проекта, психотерапевтического проекта с неизлечимо больными людьми с применением псилоцибина.

Именно в этот момент я остро ощутил отсутствие более крупного психоделического исследовательского сообщества в моем университете. Хотя Исследовательский Центр и факультет психиатрии постоянно поддерживали мою работу, рядом с нами не было коллег-психиатров, знакомых с исследованиями психоделических веществ.

Причина того, что я начал работу по биомедицинской модели, в большой степени связана с тем, что другие ученые, исследовавшие психоделики, особенно психотерапевты, пообещали присоединиться ко мне, как только я начну исследование в Нью-Мехико. Я был готов пойти на риск, связанный с сетом и сеттингом, изначально заложенный в биомедицинской модели, в надежде на то, что коллеги позже помогут мне перейти к более терапевтической деятельности.

В Соединенных Штатах существует обширная сеть ученых и клинических врачей, интересующихся психоделическими веществами. Многие из них находятся в тесном контакте с академическим и частным сектором. До начала исследования ДМТ я встречался почти с каждым из них на разнообразных научных встречах. Сообщество исследователей психоделиков казалось более альтруистичным и склонным к сотрудничеству, чем более крупное биомедицинское исследовательское сообщество. Возможно, ученые, верящие в силу психоделиков, должны объединить свои силы, а не конкурировать друг с другом.

На этих встречах была озвучена общая жалоба на то, что «правительство не разрешает нам изучать эти вещества». Если бы только кто-нибудь, где-нибудь мог начать, это место стало бы центром возрождения психоделического исследования. Когда стало ясно, что я получу разрешение и финансирование на изучение ДМТ, мне казалось, что именно Университет Нью-Мехико станет таким центром.

Я был готов принять очевидные недостатки модели, основанной на животной биологии, в качестве цены начала исследования. Но я надеялся, что установив безопасный способ приема психоделиков под медицинским надзором, я смогу начать терапевтические исследования с участием моих коллег. Это стало бы плавным переходом от изучения кривой доза-эффект и толерантности к проектам по психоделической терапии.

Венцом этой амбициозной клинической работы стала бы разработка новых психоделических веществ с уникальными свойствами. При наличии полноценного набора клинической аппаратуры, было бы легко оценить воздействие новых препаратов на нормальных добровольцев и на пациентов.

Это звучало очень правдоподобно. Университет Нью-Мехико является основным университетом штата, у него несколько факультетов и программ по подготовке аспирантов, профессиональные школы и медицинский колледж, имеющий очень высокий рейтинг. Я считал, что как только в Альбукерке начнется исследование, около полудюжины выдающихся коллег со всей страны присоединятся ко мне. Они мне это пообещали.

После того, как Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов утвердило проект ДМТ, и когда мы начали работу над ним в конце 1990 года, я пригласил своих коллег участвовать в проекте. Наконец-то мы получили возможность, которую так долго ждали.

Вот что мне ответили коллеги:

«Моя жена считает, что Альбукерк слишком маленький город. Там недостаточно торговых центров. Моя дочь не хочет уезжать от друзей».

«Нам надо подождать семь лет, пока наш сын не закончит школу».

«Университет Нью-Мехико — второсортный. Я никогда не буду заниматься там исследованиями».

«Мы уже достаточно часто переезжали. Я не хочу решаться еще на один переезд, если только не буду твердо уверен в том, что он станет последним».

«Я должен подождать, пока не получу докторскую степень. Я не знаю, когда это произойдет».

«Мне не хочется столько работать. Мне нравится моя работа на неполный день в психиатрической клинике. Я могу часто брать отпуск и подолгу заниматься медитацией».

Должен сказать, что я пал жертвой того, что принял желаемое за действительное. Легче говорить о трансформирующей ценности психоделического опыта, чем реализовывать его. Возможно, у моих коллег был вдохновляющий опыт, но они не были достаточно преданны целям, требующим работы и самопожертвования.