в материальные блага чьи-то небезобидные шалости. Но что меня действительно удивляет, так это короткая память отдельных незрелых личностей, из-за которых случаются всякие неприятности. Представь, они словно забывают, что признали собственную ошибку, и продолжают винить кого угодно, только не себя.
Фанни надулась, и завтрак прошёл в полном молчании. А три дня назад в коридоре Айлин остановила смущённая Виктория.
— Как каникулы начались, встаёт до рассвета. Прихожу на кухню, а она уже там шустрит, пол скребёт щёткой, швабру забросила — на коленках ползает. Пакеты с мусором выносит, драит кастрюли, столовое серебро, овощи чистит. И молчит! Я тоже молчу, потому что мне страшно, госпожа Айлин. А мрачная какая! На людях держится повеселее, но во время обеда старается улизнуть. Глаза на мокром месте, а к вечеру от усталости с ног валится. Ещё бы. За любую работу хватается. Никто не просил, а она мешок орехов пальцами передавила и перебрала. Пальцы у неё железные, но всё равно, целый мешок, представьте! Что такое происходит, госпожа Айлин, может, вы мне скажете по секрету? Соревнование, что ль, какое устроила? Может, приз вы ей обещали? Или к новой жизни готовится, тренируется быть младшей служанкой? И что это будет за жизнь?
— Возможно, — выдавила из себя оцепеневшая Айлин. — Наверное… Упражняется, наверное…
— Конечно, её помощь очень кстати — Летка после парадного обеда едва жива… переживает… Полицейский, ярый Порох, с ней не церемонился, не вы ли, говорит, Летка Призор, являетесь мозгом этого гнусного предприятия? Сказать такое честной девушке! И как только язык повернулся? Она, само собой, в слёзы. Ну, и… не пойду, говорит, больше в Спящую крепость. И не ходит.
— Жаль.
— Мне тоже. Но, по правде сказать, она всё равно собиралась взять на недельку отпуск. У неё же братик родился, нянчится. — Повариха помялась. — А с госпожой Фанни как быть?
— Где она сейчас?
— Я Мартона послала в ледник за мясом, так она за ним увязалась, ой, извините, пошла. Говорит, посмотрю, чисто ли там. Лишние хлопоты, честное слово, в леднике и так порядок.
— Вот что… Я сейчас убегаю, а вечером с ней обязательно поговорю…
Но и вечером поговорить не удалось. Как назло, все эти дни Айлин была страшно занята в Ассоциации. Близилась выставка кошек, полным ходом шла проверка ветлечебниц и аттестация ветеринаров, и все эти крупные дела попутно обрастали множеством мелких дел, которые без неё почему-то не решались. Возвращалась она уже затемно, когда Фанни, изнурённая тяжёлой работой, запиралась у себя и спала как убитая, не слыша её робких стуков в дверь. Но, как ни оттягивай, придётся что-то предпринять…
Покушение на парадном обеде — ещё одна мучительная заноза в сердце, квинтэссенция несчастий, ведь враг здесь, в доме, ходит рядом. Не знаешь, на кого думать, и такие мысли роятся в голове, что просто страшно. Клятые чёрные карты тоже добавляют тревоги. Временами она на целый день забывала про них, но как брала в руки, бессонная ночь была обеспечена. Угрозы, угрозы… Не связаны ли они с поведением Фанни?
Что же с ней такое происходит? Очень похоже на чувство вины. Из-за этой вещи, не иначе. К сожалению, так не бывает, моя дорогая, чтоб ни камня под ногой, и ни разу не споткнуться…
…Напряжение, которое они испытывали при встречах, им обеим было в тягость. Айлин напускала на себя задумчивый вид, Лорна, чувствуя недовольство хозяйки, ещё сильнее тушевалась.
Ровно в семь утра в спальне раздавался мелодичный звонок. Не вставая с постели, Айлин нажимала кнопку на пульте, открывая дверь, а потом — и довольно часто — отворачивалась и делала вид, что снова заснула. Так она поступила и сейчас.
Обычно Лорна старалась производить как можно меньше шума и двигалась тихо, как мышка, но сегодня, нарушив неписаное правило, по мраморному полу в холле спальных покоев громко процокали каблучки. Звонкие, нахальные звуки поразили Айлин; она нащупала на груди защитный нагром, открыла глаза и легла на спину.
Лорна уже вошла и пристраивала на прикроватный столик поднос. Взглянув на неё, Айлин онемела: распорядительница по кухне так преобразилась, словно добрая фея взмахнула над её головой волшебной палочкой, отправляя в спальню к Айлин.
Прямые, соломенного цвета волосы, обычно стянутые в простенький пучок то за ухом, то на затылке, были уложены красивыми локонами; в сочетании с ладно сидевшим костюмом из светло-серой шерсти, лаковыми туфлями на тонком каблуке, умелым макияжем и украшениями в современном стиле это смотрелось эффектно и сделало Лорну абсолютной, по стандартам Айлин, красавицей. Но больше всего поражал совершенно ясный взгляд её огромных голубых глаз.
— Доброе утро, госпожа Монца, — спокойным, даже отстранённым, голосом произнесла Лорна.
— Доброе, — выдавила из себя Айлин.
Она села в постели. Лорна, ловко выдвинув у подноса ножки, поставила перед Айлин завтрак: овсяную кашу, вареное яйцо на подставке, подсушенный хлеб с маслом. Из носика белого фарфорового кофейника тянулась струйка пара, распространяя по спальне горьковатый возбуждающий аромат.
— В этом году, — отдёргивая тяжёлую портьеру, сказала Лорна, — я обязательно выйду замуж.
Айлин сидела неподвижно, заворожённо наблюдая за ней.
— Уверены, что не сегодня? Выглядите ослепительно.
— Сегодня у меня тоже важный день.
— Простите за любопытство, это Шотка с вами так, м-м… поработала?
— Сама, всё сама, — отмахнулась Лорна.
— Просто удивительно, сколько у людей скрытых талантов…
— У меня их хоть отбавляй.
Как ни была ошеломлена Айлин, от неё не укрылось, что Лорна потихоньку обшаривает глазами спальню, да к тому же карман жакета у неё оттопырен и из него торчит… колода карт.
— Что у вас там… в кармане?
— А, это… — Лорна вытащила одну карту и протянула хозяйке.
Айлин взглянула — карта была несчастливой, с дамой-смертью…
— Вы с ума сошли?! Что вы мне суёте?!
— Простите, госпожа Монца. — Оставаясь в образе невозмутимой красавицы, Лорна сунула карту в другой карман и оглядела поднос. — Неужели ложечку уронила? — Она встала на колени перед высокой кроватью. — Куда же она закатилась?
Айлин взяла тост, но кусок не лез в горло. Было что-то ненормальное во всём этом, в утреннем маскараде, неуместном для прислуги, поданной ей чёрной карте, в самоуверенном тоне Лорны и даже в том, как она с бормотанием ползает на коленках вокруг кровати, рьяно разыскивая невесть куда завалившуюся ложечку, — будто без неё жизнь не жизнь. Когда Лорна наконец оттуда выбралась, голова была обмотана тёмным платком, торчал только нос, и был виден один глаз, диковатый, бешеный…
Лорна молча взяла кофейник и принялась лить кофе в чашку, вернее, мимо, на поднос, на тосты — потому что своим