Читать интересную книгу История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Равиль Бухараев

Второй – в том, чтобы ты удерживал свою жизнь и поступки согласно этике (адаб); это – столп поведения.

Третий – в том, чтбы ты сохранял свое сердце очищенным от непристойных черт натуры, являющихся губящими (мухлакат); это – содержание сердца в чистоте.

Четвертый – в том, чтобы ты украсил свое сердце пристойными качествами; это – столп воздвижения сердца (мунджийят)[243]».

Таким образом, столп религиозных отправлений является в Шариате первым и основополагающим. Без утверждения этого столпа никакие остальные законы и правила Шариата не являются действенными, поскольку общество, не постигшее важности религиозных отправлений, не обладает нравственными качествами, позволяющими утвердить эти законы и правила. В первом и главном столпе Шариата ал-Газали выделяет десять необходимых основ, постижение которых необходимо для каждого мусульманина и мусульманки:

«Основа первая: в налаживании убеждений;

основа вторая: в занятии поиском знания;

основа третья: в ритуальном очищении (тахарат);

основа четвертая: в отправлении намаза;

основа пятая: в отчислении в общину (закат);

основа шестая: в соблюдении поста;

основа седьмая: в совершении паломничества;

основа восьмая: в чтении Корана;

основа девятая: в богопоминании и боговосславлении;

основа десятая: в соблюдении порядка вирдов[244] и времени поклонения (‘ибадат)[245]».

Как мы видим, поиск знания является второй основой религиозных отправлений – сразу после обретения правильных убеждений о существе исламской веры. Об этих правильных, с точки зрения суннизма, убеждениях рассказывает текст «Большого фикха» восходящий к самому Абу Ханифе. Этот текст, в силу его важности для понимания того, как и во что должны были уверовать новообращенные северные мусульмане, мы приведем полностью в заключение этой главы. Но прежде – еще одна цитата из «Эликсира счастья» ал-Газали – подлинного документа эпохи, из которого становится очевидным, каким образом понималось знание в исламе средних веков. Без этого понимания представления о якобы «необязательности» Знания ради Знания для широких мусульманских масс нам будет трудно, а то и невозможно понять, каким образом в живое эволюционное развитие ислама вторглась Догма, замедлившая, а где-то и вовсе затормозившая это развитие.

Казалось бы, поиск знаний и обучение знаниям является частью веры и обязанностью верующего не только потому, что Священный Коран повсеместно призывает мусульман использовать дар разума для постижения мира, но и потому, что, как пишет ал-Газали:

«Знай, Посланник, мир да пребудет над ним, говорил так: Поиск знания обязателен для всех мусульман».

Однако далее ал-Газали пишет:

«Ученые разошлись во мнениях относительно того, что это за знание.

Богословы (мутакаллиман) говорят, что оно есть богословие (калам), ибо мистическое познание Всевышнего Аллаха обретаемо благодаря ему.

Правоведы (фукаха) говорят, что это правоведение (фикх), ибо благодаря ему отделимо разрешенное от запретного.

Хадисоведы (мухаддисан) говорят, что это – знание Книги и традиции (суннат), ибо они – основа знаний Божественного закона. Суфии говорят, что это – знание о состояниях сердца, ибо путь раба к Всевышнему Аллаху – это его сердце.

Каждый из этих людей превозносит свое знание. Наш же выбор не сводится к одному знанию, но и все упомянутые знания не являются обязательными (ваджиб)…

Знай, для всякого, кто наутро становится мусульманином или взрослеет, обучаться всем этим знаниям необязательно, однако тогда ему в одночасье обязательно познать смысл фразы «Ла илаха илла-л-Лаху – Мухаммадун расулу-л-Лахи» («Нет бога кроме Аллаха, Мухаммад – Посланник Аллаха»).

Его он познает благодаря убеждениям суннитов… не в том смысле, что он познает его с помощью доказательств, ибо это не обязательно, но примет и уверует. Их (религиозных знаний) совокупность также не обязательно разбирать. Надо знать в целом о свойствах Всевышнего, качествах Посланника, мир да пребудет с ним, и качествах загробного мира, Ада и Рая, Сбора и Воскрешения, чтобы убедиться в том, что у мусульманина есть Господь и Его милостью являются желания на языке Его Посланника, мир да пребудет над ним. Если он (мусульманин) будет благочестив, то после смерти придет к определенному счастью, а если станет грешить, то, умерев, придет к несчастью[246]».

Таким образом, в понимании ал-Газали необходимость знания зависит от потребности в нем. Он иллюстрирует это самыми наглядными примерами:

«Когда наутро он (человек) становится мусульманином, во время подхода полуденного намаза ему обязательно научиться ритуальному омовению (тахарат) и намазу в той мере, которая требуема. Если, например, он дойдет до вечернего намаза, тогда знание вечернего намаза становится обязательным – следует знать о том, что в нем три молитвенных цикла (рак’ат), а в большем нет необходимости…

Знание о паломничестве (хаджж) не становится обязательным, пока он не захочет совершить хаджж, ибо время для него есть в течение всей жизни.

Точно так же и знание о всяком деле становится обязательным, когда оно ему предстоит[247]».

В изложении ал-Газали, так же, как и в изложениях его современников, нужно твердо понимать категорию «обязательного».

«Обязательное (фазл)» – это нечто необходимое к исполнению в любом случае, и к этой категории, согласно канонам ислама, отно сятся в первую очередь главнейшие религиозные обязанности и по нятия.

Знание, как мы видим, понималось в те времена в первую очередь как религиозное знание. Затем, по порядку важности, шли знания о ремеслах, и, наконец, собственно научное знание, которое, как и сегодня, было достоянием меньшинства. Более того, как просвещает нас ибн Хальдун, те знания, которые мы сегодня называем научными, были «вспомогательными» по отношению к религиозному знанию. И не случайно, что выдающиеся исламские ученые, будь то в области математики, медицины, химии и других естественных наук, были в то же самое время и выдающимися богословами и юристами ислама.

Дилемма, которая стояла перед ал-Газали, ибн Рушдом, ибн Хальдуном и – гораздо ранее – перед ал-Аш’ари, состояла в том, чтобы, с одной стороны, не закрыть путь для философской и естественнонаучной пытливости человеческого разума, пытающегося постичь тайну мироздания, а с другой стороны, удержать неопытный и невежественный разум от впадения в ересь и полное безбожие. Как определить границы допустимого в религиозном познании, чтобы не дойти до непонятной народу полной абстрактности понятия Бога (чем грозил исламу му’тазилизм), но и дать в религии место разуму?

Ал-Газали, как и его великие предшественники, знал, что уже в самом символе веры, утверждающем Единственность и Единство Аллаха и пророческую стезю Посланника, содержится океан смыслов для людей разумеющих. Однако, во всяком поиске смыслов есть опасность уклонения от истины. Как найти золотую середину между религиозным и философско-научным знанием в условиях, когда на усиление рационалистической философии в атмосфере общего политического брожения и открытого карматского мятежа исламское общество ответило усилением крайнего консерватизма ханбалитов, упростивших ислам до духовного аскетизма и набора готовых ответов на все вопросы бытия?

Этот вопрос так и не был решен в исламе Средних веков, да и сегодня его решение неочевидно. Именно «необязательность» научного знания стала одной из главных причин того, что в исламе к середине XI века создался богословский консенсус, фактически запретивший самостоятельное размышление над природой Божественного. Следование традициям было сочтено более безопасным, чем порывы даже самого подготовленного разума к объяснению мира и места религии в мире.

Так, постепенно, в исламе была закрыта дорога к самостоятельности суждений. Все более слепое следование традиции (таклид) без учета исторического и часто политического контекста, в которых та или иная традиция зародилась, со временем и создало Догму, в тисках которой живое Откровение ислама, ставшее достоянием относительного небольшого числа мусульман, заменялось внешней обрядностью и набором готовых ответов на все случаи жизни.

Ханбалиты, выступавшие за господство традиций, не хотели ничего плохого, но они умели глядеть только в прошлое, страшась самой категории сомнения и опасаясь всякой новизны. Но для мусульманских философов мир, созданный Аллахом, был столь многобразен, что никак не исчерпывался готовыми ответами. Для них категория сомнения была естественной категорией, хотя и они понимали, что найти равновесие между сомнением и убежденностью в сфере религии чрезвычайно нелегко.