В общем, я ничего не помню… Как-то я здесь оказался, это ж вроде гостиница в Южноморске… Старик, кстати, а где моя «альфа ромео»? Ты смотри не подведи, Светка же меня убьет!
– Разве ты ее не забрал, Бард? В день моих похорон?
Гость некоторое время энергично хлопал глазами. Лицевые его мышцы изображали невероятный танец непонимания, неверия и испуга. Любой из трех культуристов, наблюдая за ним, получил бы немалую порцию удовольствия. А может, еще и получат, раз у мужика есть какая-то Светка.
– Погоди… Ты же и в самом деле умер. Я же был на кладбище. И машину я забирал. Ничего не соображаю… Это что же получается? – Мужик замотал головой так, что, будучи живым, свернул бы себе шею.
Но здесь ему ничего не грозило.
– Не волнуйся так, Бард, – сказал Максим. – Самое главное – не кипежись. Сейчас на тренажерчиках позанимаешься, пройдет пара дней, и все у тебя будет тип-топ. – Он посмотрел на часы. – Без трех минут двенадцать, братцы.
Гид вдруг словно опомнился:
– Слушай! Я же тебе так и не спел Элвиса! Сейчас…
Он устремился к музыкальному автомату, погонял список имеющихся мелодий, нажал кнопку. Зазвучала музыка Пресли. Но гид не запел. Он некоторое время стоял у автомата, приложив лоб к панели. Потом обернулся.
Максима в баре уже не было. На стойке лежали его часы.
Гость по имени Бард растерянно озирался по сторонам, не понимая, куда делся его знакомец. А потом и сам исчез, отправившись в фитнес-клуб «Сильные люди».
Бакс сидел в углу бара перед смахивающей на сомнамбул парой пожилых людей. Судя по флагам на футболках, это были британские туристы. На лысой макушке старика красовались наушники Бакса. В наушниках явно звучал рэп. Старик улыбался. Бакс равнодушно смотрел на него. А потом надел наушники на голову супруги старика. Та тоже улыбалась. Точно так же, как улыбалась до этого.
Когда они здесь появились, Элвис не видел. Но, вполне возможно, за столом сидели его новые подопечные…
Потому что рэпер в его опеке теперь тоже не нуждался.
* * *
Максим полагал, что его переправка в мир пустых будет смахивать на голливудские фантастические боевики, в которых герои летят куда-то сквозь подпространство. Этакая разноцветная, бесконечная, закручивающаяся спираль, устремляющаяся за экран, в неведомые дали…
Однако путь выглядел совсем по-другому. Едва исчез бар с Бардом, Элвисом и Баксом, арестант повис в абсолютной, не расцвеченной ни единой искоркой черноте. А кроме черноты присутствовала еще и полная пустота – вокруг не ощущалось ни пола, ни стен, ни потолка. И ни звука.
Просто чернота, пустота и тишина. Типа он – космонавт, проходящий тренировку в сурдокамере…
Так он висел неведомо сколько – то ли миг, то ли вечность…
Присутствия страшенных, мерзопакостных тварей-пустых, обещанных волосатым культуристом, поблизости тоже не ощущалось.
В конце концов он решил глянуть на котлы – по флуоресцентным стрелкам вполне можно было сориентироваться во времени. Если они, скажем, показывают половину первого, то с большой долей вероятности он болтается тут около тридцати минут. Ну и просто нехило хоть к чему-то привлечь собственное внимание. А то ведь не зря говорят – нет ничего хуже, чем ждать да догонять…
Однако котлов не обнаружилось. Более того, он понял, что и рук у него нет. Как и всего остального прочего…
Может, потому обещанные ему сотоварищи в этом мире и называются пустыми, что у них ничего нет? А все страшные обещания волосатого были всего-навсего особым проявлением его садистских наклонностей? Бандит – он и есть бандит!
Что ж, тогда предстоящая судьба его и в самом деле страшна. Так он и с ума быстро сойдет! Или сходящий с ума мертвец – это вообще ни в какие ворота?!
Однако сойти с ума ему не дали.
Со всех сторон на него вдруг обрушился ослепительно-яркий свет. Потребовалось некоторое время, чтобы понять – у света присутствует голубой оттенок.
Но ни часов, ни рук, ни ног при этом не появилось. Хотя наличие какого-то тела ощущалось. Впрочем, тело это ему показалось крайне странным. Каким-то жидким, что ли, и холодным…
В общем, похоже, хозяева преисподней демонстрируют ему очередную адскую хрень.
И только еще через какое-то время Максим понял, что летит под ясным небом.
Нет, не совсем летит. Это вовсе не полет, хотя и очень похоже… Под ним – волна. Но не из тех, по которым он при жизни катался на своей любимой Сюзи. Доска под ногами вообще отсутствовала, и понадобилось еще некоторое время, чтобы понять: сегодня он – вовсе не серфер. И не чапающий «по морю аки посуху» Христос.
Он был частью этой волны, ее гребнем, несущимся с огромной скоростью на огромной высоте в сторону пока еще далекого южноморского берега.
Это показалось ему чрезвычайной удачей. Сейчас он напыжится, надует щеки, натужит мышцы, напряжет волю и начнет прессовать воду под собой. Так, чтобы скорость падала, а высота уменьшалась, чтобы до береговой кромки оставалось все так же далеко и вода не становилась смертельной угрозой обитателям побережья.
Однако ничего не происходило. Возможно, случись это на четвертый день, когда все вокруг волновало его остро, как живого человека; когда он еще ничего не знал ни об Элвисе, ни о трех культуристах, ни о своем будущем поражении в схватке желаний и ошибок, задуманное и получилось бы. Но день был уже восьмой (если не девятый), и, в общем-то, теперь его мало что должно волновать – а скоро и совсем будет все равно. Потому он не властвовал над этой волной, будучи всего лишь ее частью, малюсенькой капелькой на жидком горбу, ни на йоту не способной изменить ни предписанной ему судьбы, ни жизни тех, кто когда-то был дорог.
С высоты водяного гребня хорошо были видны родной город и знакомая ажурная конструкция металлического моста, на котором Лена, сидя в машине, неизбежно должна была услышать где-то жуткий, непонятный гул. И понять, что звук этот сродни поминальному бою церковного колокола…
Эх, если бы в этот гул вплелся ненавистный рингтон «Кашмир» в исполнении «зепеллинов», и удалось бы проснуться. Ненавистный – после многочисленных вечерних тусовок, но безошибочно показывающий, что ты, слава богу, не упился вчера до смерти. Что жив…
Был.
Да, был.
Вот ведь как оказывается – некоторые сны пробуждением вовсе не заканчиваются, и остается принять их за реальную жизнь. Вернее, за реальную смерть. Для других – потому что сам ты давно уже мертв, целых восемь дней, и тебе осталось только смириться с неизбежностью…
Волна