чтобы была проделана соответствующая подготовка. Завод дело государственное. И, конечно, же, землю под него придется выделять. По неплохо заблаговременно продумать, между какими хозяйствами распределить остальные угодья.
— Это мы, Артем Иванович, у себя в райисполкоме прикинем, а тогда уж решим вместе, — сказал Рябушин.
Радостное возбуждение не покидало Громова. Перед его мысленным взором вставал завтрашний день мирный день Родины. После грохота и мглы войны он представлялся тихим, светлым. Это была не холодная тишина покоя в ней уверенно звучали горячие ритмы труда. И пи на миг не прекращалась борьба добра со злом, определяющая главный смысл бытия.
Книга пятая ДОБРЫЙ ОГОНЬ
1
Утренний трамвай не шумлив — со сна люди. Молодые позевывают, а то и сны досматривают. Такой уж это народ: с вечера — не уложишь, утром — не поднимешь. Вот и спешат на остановку, едва продрав глаза. Пожилые выглядят гораздо бодрее: раньше укладываются, зато и день встречают, как-прежде говаривали, с петухами. Они тоже не очень речисты, но уже по другой причине: с годами человек меньше говорит, а больше думает. В это раннее время слышится лишь короткое: «Доброе утро». «Привет». «Салют». А то и вовсе здороваются молчаливым кивком.
Здесь нет отчужденности, обычно свойственной случайным попутчикам, пользующимся городским транспортом. Многие знают друг друга не только в лицо. Еще бы! Изо дня в день встречаются — трамвай возит рабочие смены, курсируя между выросшим в степи заводом и городком коксохимиков. Очень удачно, по-современному разместили проектировщики городок не у стен завода, а подальше, куда не доносятся производственные шумы, где воздух не загрязнен дымом и гарью. Не велика беда, что приходится тратить на переезды какие-то пятнадцать-двадцать минут, зато жилые кварталы овевает чистый степной воздух, а тишина располагает к отдыху. И все это как нельзя лучше восстанавливает силы.
Шестой год ездит Сергей Тимофеевич Пыжов этой дорогой. А казалось, только вчера возвратился в Алеевку. Давно ли сушили и разогревали первую коксовую батарею? А теперь уже четыре дают продукцию. И пусковая — пятая. Вступили в строй действующих новые химические цехи, работает пока единственная в республике установка сухого тушения кокса.
Да, быстро, незаметно промчались годы. Только по тем грандиозным переменам, что происходят в мире, в стране, на заводе, только по тому, как преобразовывается жизнь, как растут, поднимаются дети, и ощущал полет времени. Не опомнился уже под пятьдесят. Посеребрились виски, ослабевшие, припухшие веки нависают на глаза, резче обозначились морщины, складки у рта. Эти изменения во внешности вроде и не огорчают его. Почему-то кажется, что вот таким он. и был всегда. Душа ведь не старится. По утрам выкосит электробритвой седую щетину — и снова молодец хоть куда. Еще и подмигнет своему отражению в зеркале, мол, порядок.
И все же иной раз не без горечи подумает: «Жаль, маловато остается. Хоть круть-верть, хоть верть-круть — кандидат в пенсионеры. А что ж за жизнь без работы?! Так, существование. Сбросить бы этак лет двадцать, да с молодыми силами...»
Нынче у Сергея Тимофеевича неплохое настроение. Вчера вечером закончили расчеты: вполне можно свести к минимуму холостой пробег коксовыталкивателя. До этого он побывал на других батареях и говорил со своими сменщиками. Советовался. Спрашивал, что они думают на этот счет. Иван Толмачев сказал: «Комсомол — «за». Поддержим». Иван комсорг цеха. Машинист он еще молодой, но управляет коксовыталкивателем лихо. Сергею Тимофеевичу нравится его хватка. Работает — любо глянуть: вроде сливаются воедино человек и машина. Это единение и придаеі в общем-то однообразному производственному процессу ту неповторимую красоту, которая невольно восхищает. В Иване Сергей Тимофеевич не ошибся. Загорелся Иван его мыслью.
Примерно предугадал мнение и другого своего сменщика — Семена Корякова. «Машина, может быть, и выдержит, — не торопясь, заговорил Семен, выслушан его доводы. Натянуто улыбнулся. — Что-то вы, Сергей Тимофеевич, отклоняетесь от партийной линии: о человеке забыли. У нас ведь — все для человека, во имя человека, а вы хотите взвалить на него дополнительную нагрузку».
Сергей Тимофеевич не сдержался: «Значит, и впредь раскатывать вхолостую возле батареи?.. Катайся в удовольствие сколько хочешь на своем «Москвиче», а на работу люди ходят работать».
В данном случае речь шла об увеличении выпуска кокса и улавливании важных химических продуктов из коксового газа. Разве не ясно, что это просто необходимо! Потому Сергей Тимофеевич и уверен: не зря кумекали вместе с Иваном Толмачевым и старшим сынашом своим — Ростиславом, вычерчивали всевозможные варианты хода коксовыталкивателя, пока определили наиболее экономичный. Потом корректировали тепловой режим. В заключение выверяли способность машин коксовой стороны обеспечить прием готовой продукции по новой схеме...
Трамвайная колея повернула в сторону железнодорожных путей, потянулась параллельно им вдоль шоссейки, тоже ведущей на завод. Справа просматривалось хозяйство железной дороги, старые и уже послевоенные строения транспортно-ремонтных мастерских на месте бывшего депо. Слева, по ходу трамвая, раскинулись поля подшефного колхоза, поливные огороды, чуть дальше виднелись сады. В свое время там был хутор Бурьяновка, а ныне — село Заветное.
На этом отрезке пути несколько остановок — трамвай подбивает коренных алеевцев, связавших свою судьбу с заводом, но живущих в собственных домах на старом поселке. Современный многоэтажный городок населяет преимущественно пришлый народ, прибывший в Алеевку возводить и осваивать новое предприятие. Прошлое этих мест не говорит им ни о чем. А вот Сергей Тимофеевич может точно сказать, что там, где сейчас стоит коксосортировка, когда-то была усадьба известного в округе богатея Милашина. Мальцами бегали они смотреть, как его раскулачивали. Да вот с Геськой — Герасимом Кондратьевичем Юдиным, который только что вошел в трамвай, и связаны у него воспоминания об отрочестве, юности. В те годы они были закадычными приятелями. Друзьями и остались, встретившись спустя много лет. Сергей Тимофеевич окликнул его. И когда тот протиснулся к нему, проговорил:
— Собирался к тебе забежать. Приходи со своей половиной в субботу к шести часам. Посидим вечерок.
Герасим — еще более сивый, чем Сергей Тимофеевич, с поблекшими серыми глазами, с заметно проступающими синюшными прожилками на носу и щеках, хрипло, со смешинкой в голосе проронил:
— Значит, эт самое, двери ногой открывать?
— Почему? — не понял Сергей Тимофеевич.
— Ну, чудак. Обычно в таких случаях руки подарками заняты.
Какими подарками?
Все зависит от того, кто именинник: ты или Харлампиевна.
— Вот оно что! — Сергей Тимофеевич засмеялся. — Здорово закрутил, а не отгадал. Придется руками открывать двери. Нет у нас именинников.
— Какое же у тебя торжество?
— Тут ты, Герасим, пожалуй прав. Торжество. Инженер в