были где-то в гостях, на стоянке она непременно находила время для этого между приёмами и обедами. Порой сама посылала за ним Елену или кого-то ещё из слуг. Продолжала заниматься и с Юрием Траханиотом.
— А почему бы и нет? — рассудила она.
— Дорога трудная была эти дни, — смущённо напоминал Фёдор, — может, отдохнуть пожелаешь?
— Если бы я часто отдыхала, до сих пор бы не понимала твоего языка, — заметила она.
Говорили они в последнее время в основном по-русски, правда, речь Софьи ещё была затруднена, она порой подолгу подыскивала нужное слово, тем не менее Фёдор да и все остальные поражались её успехам. Как бы там ни было, знаний языка ей вполне хватило, чтобы разобраться в той двойной дипломатии, которую вёл её сват Ивашка Фрязин, прикидываясь перед папой истинным католиком, а перед русскими — православным христианином. Она видела его лукавство и изворотливость. Да и по отношению к нему русских поняла, что хоть и назначен он главным сватом и замещал государя Московского при обручении, истинная роль его в этом посольстве далеко не самая главная. Тон во всём задавал казначей Татищев, в его руках находилась посольская казна: меха, серебряные изделия, жемчуга, деньги, он же всем этим распоряжался. А где деньги — там и власть. Фрязину приходилось старательно доказывать ему необходимость любой траты, он даже жаловался Софье на скаредность Матвея Татищева. Но она не собиралась вмешиваться в эти проблемы, лишь слушала, наблюдала и училась. Казначей вовсе не казался ей жадным, в его действиях видела она рачительность верного слуги великокняжеского, и это не могло ей не нравиться, ведь она тоже начинала ощущать свою причастность к великому князю и его казне.
Прекрасно понимала Софья и роль в поездке юного Фёдора Курицына, это был мальчик на побегушках, ученик, человек не самого высокого происхождения. Но он был талантлив и умён, во время занятий он вдохновлялся и забывал обо всех проблемах, кроме родного языка, истории, литературы. Недавно Софья по его предложению начала самостоятельно изучать «Повесть временных лет», он был очень доволен её искренним интересом к этой книге. Они обсуждали те вопросы и те интересные места книги, на которые царевна обращала внимание. Он поправлял её ошибки в произношении и в некоторых выводах. С особым вниманием относилась она ко всему, что было там связано с Византией и греками.
— Вот, посмотри, Фёдор, как несправедливо обвиняет ваш летописец греков, — говорила она, делая обиженный вид. — Когда ваш князь русский Святослав пошёл войной на Константинополь, а греки, боясь поражения, решили откупиться и запросили число воинов, чтобы дать денег на каждого, автор замечает: «Так решили греки, льстя русским, ибо льстивы они и до сего дня». Разве из этой истории можно сделать такой вывод?
— Так ведь не я это писал, — пожимал невинно плечами Фёдор, однако спешил умиротворить царевну, — умение льстить вовсе не плохое качество. Зато погляди, Софья Фоминична, как хорошо летописец рассказывает о мужестве Святослава, который видит, что противник намного превосходит числом, однако решается на бой!
Во время занятий Елена Траханиот обычно садилась неподалёку от Софьи и занималась каким-либо рукоделием или старалась понять, о чём идёт речь. Ведь ей тоже предстояло жить в чужой стране и изучить её язык.
Фёдор перелистывал рукопись, находил нужное место и вдохновенно читал полюбившиеся ему с детства строки из речи князя Святослава, обращённые к его дружинникам:
— «...некуда уж нам деваться, волей или неволей стали напротив; так не посрамим земли Русской, но ляжем костьми здесь, ибо мёртвые сраму не имут, если же побежим — опозоримся. Не можем отступить, но станем крепко, я же перед вами пойду, если моя голова падёт — дальше решайте сами». А воины ответили, — продолжал читать Фёдор, — «...где твоя голова, там и свои сложим». Хорошо, правда?
— Да, хорошо, таких людей трудно победить. Отчего же тогда татары ваших предков одолели?
— Ну, об этом так сразу не расскажешь. Вот, к примеру, человек намного больше и сильнее пчелы, а они ведь могут его насмерть закусать, если их много. Так и с татаро-монголами. Как ни храбры были русичи, а коли врагов было число несметное, как выстоять? Да то старая история. Ныне татары много смирнее стали, сами нас опасаются.
— А правду сказал Фрязин, что государь ваш уже не является данником ханским и давно не платит дани татарам?
— Истинную правду. Мне только что в Пскове рассказали, что недавно попытался хан Ахмат восстановить свою власть, да наши воеводы так его припугнули, что он небось до сих пор молится, что штанов не потерял. К сожалению, один город русский татары сожгли, Алексин называется.
— Алексин, — повторила Софья.
Она с интересом расспрашивала обо всём, что касалось истории Руси, её культуры.
— Ведь государь твой считает себя Рюриковичем, правильно я поняла? — спросила как-то она Фёдора. — Значит, самый древний город на Руси — Новгород, да? Ведь это новгородцы призвали Рюрика к себе на княжение? Вот гляди, — Софья старательно перечитывала начало «Повести...», а Фёдор внимательно слушал её приятный выговор с акцентом: — «И собрались три брата с родами своими, и взяли с собой всю Русь, и пришли: старейший, Рюрик, сел в Новгороде, а другой, Синеус, на Белом озере, а третий, Трувор, в Изборосте. И от тех варягов прозвалася Русская земля, новгородцы, бывшие прежде словянами...» Отчего же родич Рюрика Олег, захватив городок Кий, назвал его матерью городов русских?
— Так новгородцы, люди вольные, судя по всему, прогнали его, вот он и поселился в городке, который встретился на его пути, назвал его главнейшим. И ещё для нескольких поколений русских князей Киев оставался престижным городом для владения, ибо Новгород, Псков и ещё некоторые другие города сами выбирали себе князей и прогоняли неугодных. Киевский же престол переходил по наследству... Впрочем, многие князья Северо-Восточной Руси не желали признавать старшинства Киева, вели с его князьями бесконечные войны. А знаменитый Андрей, урождённый князь Боголюбский, уже в середине XII века окончательно перенёс великокняжеский престол во Владимир... Тебе, наверное, непонятно всё это и неинтересно, — спрашивал Курицын царевну, заметив, что объяснение его получается слишком длинным и запутанным.
Но она успокоила его:
— Я, конечно, не всё понимаю, но мне всё интересно, что связано с Русью, это ведь моя новая родина!
Впрочем, он уже прочёл ей один раз всю «Повесть...», теперь она сама читала