Пока гость раздумывает над этим, служанка снимает с него пиджак и, опустившись на колени, принимается расстегивать его брюки. Прежде чем иностранец сообразит, как вести себя в такой ситуации, японка наденет на него полотняное кимоно и предложит следовать в фуро – японскую баню.
Рёкан – это не просто гостиница, то есть место временного ночлега. Рёкан задуман как заведение, которое давало бы человеку идеал домашнего уюта, о котором он может лишь мечтать в повседневной жизни. А идеал этот выражается не во внутреннем убранстве, потому что все комнаты в японских домах выглядят практически одинаково. И даже не в угощении.
Идеал – это, во-первых, уединение как самая недоступная роскошь в Японии. А во-вторых, возможность окунуться вместо тесного деревянного чана в просторный мраморный бассейн, соединенный с горячими природными источниками.
Путешествуя по Японии, я старался почаще останавливаться в рёканах, поесть сырой рыбы утреннего улова, живых креветок. Хотя такие погружения в японскую жизнь иногда рождали курьезные эпизоды. Об одном из них мне хочется рассказать.
Неожиданные поводы для недоразумений
Общаясь на разных языках, мы подчас забываем, что различия касаются не только лексики и грамматики, но и такого, казалось бы, одинакового для всех средства общения, как язык жестов.
Мы, русские, чаще всего сталкиваемся с этим феноменом в Болгарии. Привычные нам утвердительный кивок или отрицательное покачивание головой из стороны в сторону у наших болгарских соседей используются в диаметрально противоположных ситуациях. Если в ответ на вопрос: «Дойду ли я по этой улице до вокзала?» – болгарин кивнет, значит, надо идти в другую сторону.
Разное прочтение языка жестов однажды поставило меня в Японии в смешное положение.
Дело было на полуострове Идзу, близ Токио. Туда жители японской столицы летом ездят купаться.
Но на пороге зимы знакомый приморский поселок казался вымершим. Я остановился в почти пустом рёкане. Подливая мне саке, миловидная служанка была, пожалуй, более кокетлива, чем обычно. Я расценил это как следствие «мертвого сезона». Мне было известно, что девушки в рёкане – табу.
По традиционному разделению труда их функция – лишь разбудить мужской аппетит, а потом выразить готовность пригласить кого следует, дабы скрасить одиночество гостя женской компанией.
На большой палец
Так было и на сей раз. Выпив налитую мною чашечку саке, девушка с игривым сочувствием заметила, что иностранцу, наверное, не по вкусу японская еда, особенно сырая рыба. Я решительно возразил.
– Ничего подобного! Угощение у вас тут – во! Что называется, на большой палец!
Жест, которым я подтвердил эти слова, вызвал у японки некоторую растерянность. Помедлив, она вытянула мизинец.
– Вы, по-видимому, хотели сказать вот это?
– Нет, я хотел сказать: вот какое угощение! – и еще раз показал большой палец.
Служанка сказала, что должна пойти и доложить обо всем хозяйке.
Владелица рёкана выполнила церемонный земной поклон и стала извиняться: мол, девушка недавно из деревни, могла неправильно понять. Гость, наверное, показал ей мизинец. Я повторил свое опровержение. Мы, мол, говорили о японской еде. И я сказал, что ужин был – во, на большой палец!
Хозяйка заявила, что все поняла и удалилась. Прошло более получаса. Я в одиночестве доел свой ужин. И тут в комнату вошла другая, более высокая и ярче накрашенная японка. Она уселась рядом и, наливая саке, как бы невзначай положила руку повыше моего колена.
Я поднял глаза и обомлел. Рядом со мной был мужчина в завитом парике и с подведенными глазами.
Меня словно ударило током. Это теперь разговоры о нетрадиционной сексуальной ориентации никого не удивляют. Но в 60-х годах было иначе. Я вскочил на ноги, достал из чемодана бутылку виски, налил до краев два граненых стакана.
– Ты уж извини, парень! Произошло недоразумение. Меня не так поняли.
Японец мое извинение, как и виски, принял. Но сказал, что, поскольку визит совершен, следует рассчитаться. Взял деньги и ушел.
А через несколько минут из вестибюля раздался женский хохот. Мой ночной гость рассказывал персоналу рёкана о чудаках-иностранцах, которые сами не знают, чего хотят, путают мизинец с большим пальцем…
Царство самоубийц
Система пожизненного найма не дает уволенному шанса на трудоустройство
Вот уже целое десятилетие количество самоубийц в Японии ежегодно составляет 30–35 тысяч человек (в 1978–1997 годах их было 20–25 тысяч). Число людей, кончающих с собой, приближается к сотне в день. По официальной статистике, это почти 25 человек на каждые 100 тысяч жителей, то есть втрое больше, чем в США, и вдвое больше, чем в Западной Европе.
Почти три четверти японских самоубийц – мужчины. (Беда эта уже коснулась более трех миллионов семей.) По возрасту среди тех, кто покончил с собой, больше всего пятидесятилетних (25 процентов), шестидесятилетних (18 процентов), сорокалетних и тридцатилетних (по 15 процентов). Тревожная тенденция последних лет – увеличение доли сравнительно молодых людей, которым меньше двадцати пяти лет.
Большинство ушедших из жизни составляют безработные и пенсионеры (57 процентов), рабочие и служащие (28 процентов), ремесленники и крестьяне (10 процентов), студенты (5 процентов).
Совпадение графиков
График количества самоубийств в Стране восходящего солнца в точности совпадает с графиком числа безработных и количества банкротств. Хотя в США и Западной Европе процент безработных выше, чем в Японии, самоубийств там гораздо меньше. Главной причиной тут служит японская система пожизненного найма, которая не дает уволенному второго шанса (особенно после сорока лет).
При обострении конкуренции или экономическом спаде становится все больше неудачников, которые сталкиваются с проблемой долгов и угрозой бедности, впадают из-за этого в депрессию, которая и ведет к самоубийству.
Феномен «сезона самоубийств» существовал в Японии и в годы послевоенного экономического чуда. Я ощущал это, когда работал в Токио в 60-х годах. Календарный год, как известно, состоит из 52 недель. Однако две последние всегда отличаются от остальных тем, что количество суицидов в стране вчетверо превосходит средние показатели.
По местным традициям юридические и физические лица должны вступить в новый год без долгов. Поэтому предновогодние недели всегда становятся в Японии порой банкротств и увольнений, а стало быть, сезоном самоубийств. Принято считать, что человек, не расплатившийся к празднику по счетам, обязан сам свести счеты с жизнью. Поэтому возле действующих вулканов с Рождества появляются полицейские патрули, дабы останавливать желающих броситься в кратер.