Франсина
Одного раза недостаточно, это же ясно любому. Следующая попытка может оказаться неудачной, и что тогда? Возвращение в исходную точку. Не удивительно, что я нервничала.
Джордж не захотел обедать в ресторане, поэтому мы поехали к нему, и я выгребла из холодильника достаточно продуктов, чтобы приготовить сносный обед. Но он лишь размазал еду по тарелке.
Потом я поставила на проигрыватель пластинку Моцарта Миротворца. Он всегда создавал мне нужное настроение. А этот Макиавелли, сидя в кресле, не отрываясь от какой-то книги по юриспруденции, говорит: «Нельзя ли потише?»
— Я думала, тебе нравится Моцарт.
Он даже не ответил.
— Наверное, так и ведут себя семейные пары, — не выдержав, нарушила я молчание.
Он кладет в книгу закладку, закрывает ее, вздыхает.
— Извини.
— В чем дело, Джордж?
Я пошла к проигрывателю, чтобы выключить его.
— Выключать не обязательно, — остановил он меня. — Я лишь просил уменьшить громкость.
— Мое поколение не привыкло к тихой музыке. Могу я тебе что-нибудь почитать?
— Последний раз мне что-либо читали за десять лет до твоего рождения.
Сегодня он чувствует себя стариком.
— А что ты хочешь почитать?
Я достаю из брифкейса несколько листков.
— «Во славу известняка» Одена. Знаешь эту поэму?
— Нет.
— Мое лекарство на все случаи жизни.
— Снимать копии с книг противозаконно, — замечает он.
— Это моя книга. Если я переписала стихи, что в этом противозаконного? О господи, ну и странные же у нас законы. Так мне читать?
— Поэма длинная?
— Нормальная. Но я не хочу навязываться.
— Послушай, голова у меня забита совсем другим. Я не смогу сосредоточиться.
— Скажи мне, в чем дело?
— Не сейчас.
— А что ты читаешь?
— Стенограммы процессов.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Процессов, связанных с изнасилованием. Послушай, Брейди попытается сделать все, чтобы дело не дошло до суда. Его стратегия — запугать тебя, чтобы ты отказалась от обвинений. Без тебя прокурору в суде делать нечего.
— Я знаю, что не откажусь. Давай я почитаю тебе Одена.
— Мне уже доводилось общаться с Брейди. Стопроцентный садист. Обычно он добивается желаемого. И весь цветет, если ему удается открутить кому-нибудь яйца.
— Тогда я в полной безопасности.
— Брейди ты и не нужна. Разве ты не видишь, что нацелился он на меня? Я бы с превеликим удовольствием повозил его рожей по гравию, но в данной ситуации у него есть, чем меня прижать.
— Мною?
— Нашими отношениями. Он все выяснит, если ты будешь приезжать сюда.
— Ты хочешь, чтобы я держалась подальше?
— Как адвокат? Да.
Я лежала на диване, впитывая в себя звуки музыки, думая о том, что Жозефина де Богарне[27] не стала бы сидеть, слушая музыку, она попыталась бы отвлечь его от мрачных мыслей.
Я села. Он не поднял головы.
Я встала. Заметил бы он, если бы я встала на голову? Я пошла в ванную, сняла блузку, туфли, брюки, колготки, потерла рукой талию, там, где остались красные полоски от резинки. С трудом подавила искушение потереть и ниже. Приоткрыв дверь в гостиную, увидела, что он торопливо что-то записывает. В чем мать родила прошествовала к дивану, вытянулась на нем. Он ничего не замечал!
Пластинка, слава богу, кончилась. Я не стала ее переворачивать. Тишина, похоже, удивила его. Он-таки поднял голову.
— Боже мой, — вырвалась у него.
Я отвернулась к стене. Пусть думает, что ты застенчива. И показываешь ему свою великолепную задницу. Мои уши, как уши кролика, ловили малейший звук. Он отложил книгу. Он закрыл и отложил блокнот. Он встал и идет к дивану. Я повернулась к нему. Он упал перед диваном на колени.
— Ты очаровательна.
Он положил руку мне на живот.
— У тебя такая нежная кожа.
Тут в окне что-то вспыхнуло.
— Господи! — мгновенно он вскочил на ноги, метнулся через комнату, распахнул окно, стараясь кого-то схватить.
Выругался, бросился к двери. Я слышала, как он бежит по усыпанной гравием подъездной дорожке.
Я ретировалась в ванную, схватила свою одежду, прижала ее к себе.
Когда Джордж вернулся, на его щеках ходили желваки.
— Сукин сын. Удрал.
— Кто-то нас сфотографировал.
— Готов поспорить на последний доллар, что фотографию заказывал Брейди.
— Мы же ничего не делали.
— Разумеется, нет. Ты лишь лежала голая, а я гладил тебя по животу. Какая еще фотография нужна для шантажа?
— Это нелепо, — возразила я. — Все, что мы с тобой делаем, мне только в радость.
— Ты-то здесь при чем? Я думаю о том, кому он намерен показать эту фотографию.
— В суде?
— Брейди не так глуп. Такие вещи не приносят в зал суда. Если я не ошибаюсь, он использует фотографию в ближайшее время.
— Как?
— Поставь себя на его место, подумай, что он может предпринять. Черт возьми, ты могла бы задернуть занавеску, раз уж решила раздеться!
— Я не думала, что кто-то меня здесь увидит. Дом в лесу, соседских окон нет.
— Фотографировал профессионал.
— Я только хотела тебя развлечь.
— Понимаю.
— Неужели адвокаты способны на такое?
— Некоторые заходят дальше, чем другие.
— А ты?
Прежде чем ответить, он долго разглядывал свои пальцы.
— Послушай, Брейди фотографировал не сам, он нанял человека. Я же кое-что купил.
— Фотографию?
Томасси кивнул.
— Такую же?
— Нет, газетную вырезку.
— С тем чтобы добиться такого же результата?
— В каком смысле?
— Морально подавить человека. Это все, чему вас учат на юридическом факультете, грязным приемам?
— На юридическом факультете такому не учат.
— Думаю, мне лучше одеться, — на полпути к ванной я остановилась. — Кому он собирается показать эту фотографию?
— Это только догадка.
— Поделись со мной.
Лицо его разом осунулось.
— Твоему отцу.
Глава 31
Уидмер
Моя секретарь сказала, что звонит некий мистер Брейди. Хочет поговорить со мной о моей дочери. Какой дочери? Она отключила аппарат внутренней связи, а включив вновь, ответила, что о Франсине. Я не знал никакого Брейди, но обеспокоился, не влипла ли Франсина еще в какую-то историю.
— Я поговорю с ним.
В американце хорошее воспитание выдает не акцент, а изменения высоты и окраски голоса. Резкий, скрипучий голос Брейди принадлежал человеку, который никогда не думал о том, как воспринимаются издаваемые им звуки.