немного прогреется, Колычев выжал сцепление и включил заднюю скорость. Мотор взревел, и тяжело нагруженный грузовик, попятившись из своего убежища, выбрался, наконец, на свободу.
– Март, где ты? – тут же зазвучал в голове встревоженный голос командира.
– Командир, я здесь! – поспешил отозваться пилот, отметив про себя, что горная толща гасит сигнал «сферы».
– Слава богу, ты жив. Почему молчал?
– Груз доставали из штрека. Все в порядке. Можно забирать!
– Что, больше некому было? – Март буквально почувствовал охватившее опекуна бешенство.
– Так получилось, – с извиняющимся видом отозвался он.
– Ладно. Потом поговорим. Кстати, штреки не имеют выход на поверхность. Так что это штольня.
– Буду знать, – улыбнулся Колычев. – Кстати, командир. Я пока лагерь обследовал, видел пару цистерн с авиакеросином и бочки с маслом. Если вы их не раздолбали, то…
– Хорошо бы, но нет. Рисковать ради топлива я не стану. Выводи машину и будем грузиться.
МАЗ, дымя выхлопом, вкатился по аппарели в трюм, следом прошли казаки и штурмовики, увешанные трофейным оружием, многие тащили ящики с патронами, гранатами, а хозяйственный Горыня умудрился даже приволочь те самые зенитные орудия и несколько станковых пулеметов.
Скорость, с которой рейдеры и казаки умудрились собрать практически все ценное, поразила Марта до глубины души. «Сильны, бродяги! Однако погостили и хватит. Домой, пора домой!»
Медотсек или, как его иногда по старой памяти называли, корабельный лазарет – место весьма спокойное. Его обитатели не стоят на вахтах и не участвуют в десантах. Во всяком случае, до тех пор, пока доктор не признает своего пациента здоровым. И вот в этом и была загвоздка. Отставной абордажник Вахрамеев себя больным не считал. Правда, и здоровым его было не назвать, но все же хромота – не триппер. Кое на что годился и он. Однако приходится лежать на узкой кушетке и получать… черт его знает, что получать.
Доктор Крылов, когда целительством занимается, сам на себя не похож. Бледный, будто покойник, только глаза горят словно у одержимого. А как взглянет ими – мороз по коже. И крестник рядом сидит, непонятно зачем. Правда, этот хоть спокоен и даже как-то благостен. Ровно святой угодник на иконе…
– Как вы себя чувствуете, Игнатий Васильевич? – срывающимся голосом спросил врач.
– А чего мне сделается, – пожал плечами старый вояка. – Лежи, да и лежи. Хотел было прикорнуть, да…
В этот момент глаза бывшего боцмана сфокусировались на настенных часах, и он понял, что находится здесь уже…
– Это как же? – изумился он. – Выходит, я битых полдня тут бока пролеживаю?!
– Всего три с половиной часа, – поспешил успокоить его Мартемьян.
– Так прежде вы минут двадцать свои эти, как их, сеансы делали, не более…
– Прежде, Игнат Васильевич, – пояснил Крылов, – мы лишь готовились к операции, если, конечно, наше действо можно так назвать. А сегодня мы провели процедуру восстановления.
– И чего восстановили? – хмыкнул Вахрамеев, скептически относившийся ко всем этим процедурам и никогда бы на них не согласившийся, если бы не крестник.
– А вот сейчас и проверим, – улыбнулся Колычев. – Попробуй встать.
– Да я и ранее вроде мог, – пробурчал дядька Игнат и осторожно, чтобы не зацепить больное место, спустил худые, но жилистые ноги на облитый линолеумом пол.
– Смелее, – поощрил его Март.
– А чего бояться-то, – хмыкнул тот, поднимаясь, и вдруг понял, что прежней боли, некогда сводившей с ума, а потом ставшей привычной, уже нет.
– Попробуйте пройтись, – предложил Крылов своему пациенту, благожелательно улыбаясь.
– Почему он прихрамывает? – встревожился Колычев.
– Это как раз нормально, – возразил врач. – Мышечная память. Пройдет еще некоторое время, прежде чем в привычку войдут новые алгоритмы движения. Игнат Васильевич, а попробуйте присесть. А теперь наклонитесь…
– Твою ж дивизию воздушных катеров и якорь мне в глотку! – не смог найти других слов Вахрамеев, чтобы выразить обуревавшие его чувства.
В самом деле, ноги не болели, спина тоже гнулась как у молодого, а главное – на душе появилась такая легкость, что хотелось петь и плясать…
– Простите, а что ваш крестный имеет в виду? – осторожно спросил Крылов, наклонившись к уху Марта.
– Он потрясен вашим целительским искусством и выражает безграничную признательность, – перевел с русского матерного на общепринятый язык бурный спич дядьки Игната Колычев.
– Вы уверены? – на всякий случай переспросил врач, хоть и знавший большинство этих выражений, но никогда не слышавший их прежде в таком количестве и подобном сочетании.
– Спасибо, доктор! – кинулся к нему исцеленный и, не зная, как выразить свои чувства, принялся обнимать. – Ить через вас я будто заново народился! Человеком себя сызнова почувствовал, а не калекой, которого из милости держат…
– Право же, не стоит, – пробормотал сконфуженный врач. – К тому же я это сделал не один. Если бы не Мартемьян Андреевич, вряд ли был достигнут подобный эффект.
– Март, голубчик, – обернулся к юноше Вахрамеев. – Я-то, старый дурак, думал, что будто спас тебя. А на самом деле это ты меня спас! Век мне за то не рассчитаться…
– О чем ты говоришь, дядька Игнат, – смутился молодой человек. – Мы ведь семья. Кроме тебя да Витьки, ну и Зимина, конечно, у меня и нет никого на всем белом свете.
– Этому горю помочь нетрудно, – ухмыльнулся бывший боцман. – Женись, так и родня появится. А я, может, на старости лет детишек понянчу…
– Ты же вроде себя здоровым почуял?
– Так одно другому не мешает!
– Ладно, – добродушно усмехнулся Март. – Давай лучше собираться. Дел еще много…
Пока все еще не верящий в свое чудесное исцеление Вахрамеев одевался, Крылов молчал, но стоило пациенту выйти, как обуревавшие доктора эмоции вырвались наружу.
– Задержитесь на минутку, Мартемьян Андреевич! – схватил он пилота за руку.
– Что-нибудь случилось? – удивился Колычев.
– О да! Случилось! Но неужели вы не понимаете, что именно?
– Хм. Мы вылечили моего крестного…
– О, Господи, дай мне сил! Не просто вылечили, молодой человек. Я, честно говоря, даже несколько затрудняюсь с формулировкой, но…
– Смелее, док.
– Вы обратили внимание, что сустав, связки и мышцы нашего пациента полностью санировались и обновились? Можно совершенно определенно констатировать, что правое колено господина Вахрамеева теперь гораздо подвижнее и, я бы даже сказал, моложе. Да-с, именно так! Правое колено совершенно омолодилось!
– Но разве не этого мы и добивались?
– Это несомненно так, и, как вы можете убедиться, наши усилия увенчались полным успехом, но…
– Что но?
– Ну конечно, у вас не так много опыта, вы могли и не заметить…
– Да в чем дело-то?
– Да в том, милостивый государь, что прокачка такого объема энергии некоторым образом вернула организм пациента, так сказать, в исходное состояние…
– Павел Степанович, вы не могли бы выражаться яснее?
– Боже правый,