Пока Фалько объезжал НБ-2, я вместе с другими калипсянами висел под сводом манежа, наблюдая за ним. Мы отчетливо различали гудение двигателей и дробный стук масляного насоса, который включался автоматически, когда давление в гидравлических системах падало до тридцати атмосфер. Вот выключился, — значит, поднял до восьмидесяти. Сипит преобразователь электронной вспышки, а вот это жужжит кинокамера. Дух захватывало, когда Фалько мчался вниз вдоль тридцатиградусного откоса. И далее на глубине ста футов видно, как выдвигается пятифутовый держатель осветителя и яркий свет заливает дно. Сто тридцать футов, "блюдце" исчезло из поля зрения, но звуки сообщают, что погружение продолжается, да и глаз улавливает мигание электронной вспышки.
Я поневоле волновался, когда НБ-2 пропадало в толще воды. Оно уходило от "Калипсо", словно от матки детеныш, совершающий первые самостоятельные вылазки.
Фалько изучал все свойства "ныряющего блюдца" так скрупулезно, точно и не участвовал в его создании, а случайно нашел аппарат на берегу и теперь ставил опыты, постигая его устройство. Иногда он выключал моторы, чтобы понаблюдать в тишине, и настолько увлекался, что я, не видя и не слыша аппарата, вызывал с корабля спасателей. Но всякий раз звук включаемых моторов опережал команду приступать к поискам.
Во время двух заключительных погружений на мелководье Фалько уходил так далеко, что все звуки пропадали. Я посылал наблюдателей на высокий мостик: вдруг НБ-2 поднимется вдали от "Калипсо". Но куда бы ни забирался Фалько, способность ориентироваться под водой, которую он развил в себе за время несчетных погружений с аквалангом, неизменно приводила его обратно, хотя бы он возвращался совсем новым путем. Придет и выбросит соплами 25-футовые струи пенящейся воды.
— Есть фонтан! — кричали мы, приметив нашего кита".
Благодаря этому трюку мы не сомневались, что найдем "Ныряющее блюдце", даже если оно всплывет вдалеке от судна.
На девятое погружение были назначены киносъемки
НБ-2 в работе. Мне помогал Жак Эрто. Сперва мы снимали на глубине 50 футов. Чтобы объясняться с Фалько, я захватил с собой белую тарелку и карандаш для грима. Напишу на тарелке команду и поднесу к иллюминатору НБ-2. "Блюдце" тотчас выполняло задание, словно опытный киноактер. Мы так увлеклись, что я не заметил, как израсходовал весь воздух, и пришлось срочно подниматься за другим аквалангом. На глубине 75 футов я снова настиг НБ-2. Предстояло отснять последний эпизод — сбрасывание "подъемного груза".
Находясь возле носа НБ-2, я внезапно услышал гулкий звук взрыва. Метнулся к иллюминатору, но лицо Фалько исчезло из него. Моллара тоже нет на месте, и внутри полный мрак… Сердце сжалось от страха. Неужели взорвался вспомогательный серебряно-цинковый аккумулятор в кабине?
В левом окошке появилось лицо Фалько. И рука. Большой палец указывает вверх, — значит, они целы. Выразительной гримасой Фалько дал мне понять, что не может определить, в чем дело. (После Альбер рассказал, что сразу после взрыва он и Моллар одновременно повернулись к вольтметру, потому я и не увидел их в иллюминаторах.) Продолжая немой разговор с Фалько, я вдруг заметил вырывающиеся из обтекателей пузырьки газа. Все ясно — короткое замыкание в наружных никелево-кадмиевых аккумуляторах. Мне не пришлось писать на тарелке, Фалько и так смекнул, что надо делать. Он сбросил "подъемный груз", а я поспешил к поверхности, поглядывая вниз на все более обильные пузыри. Выйдя из воды, я бросился к рычагам Юмбо, марсовый мигом закрепил тали, и я поднял НБ-2 на палубу. "Блюдце" извергало клубы дыма. Матросы выстрелили по аккумуляторам углекислотой из огнетушителей.
— Стойте! — закричал я. — Дайте им сначала выйти! Фалько и Моллар выскочили из "блюдца", но Альбер тут же, как был, босиком запрыгал по горячей оболочке аппарата, срывая обтекатели. Углекислая пена оказалась бессильной.
— Отойти от аппарата! — скомандовал я. — Опускаю в воду.
НБ-2 снова погрузился в море, и пожар прекратился.
Окружив "ныряющее блюдце", мы мрачно наблюдали, как Папа Флеш снимал с корпуса остатки сгоревшего аккумулятора. Беда серьезная, эти аккумуляторы (новая и очень дорогостоящая конструкция!) играли важную роль. Они были легче свинцовых и считались очень прочными; нас заверили, что короткое замыкание им не страшно. Мы поместили их в наполненные техническим маслом боксы из стеклопластика. Видимо, эти боксы плохо проводили тепло; в итоге нагретое аккумуляторами масло закипело.
Как же быть теперь? Предполагалось, что сразу после испытаний НБ-2 "Калипсо" перейдет в распоряжение профессора-биолога Жака Фореста для работ у островов Зеленого Мыса. Значит, идти во Францию сейчас нельзя. Я решил доставить злополучные боксы в Марсель на самолете. Пострадавшая подводная лодка осталась лежать в трюме, а Симона, Моллар и я вылетели с Гваделупы на родину. За три недели Центр подводных исследований подготовил латунные боксы с отверстиями для выхода газов, и мы привезли их на острова Зеленого Мыса. В кормовом трюме "Калипсо" зажглись лампы; четверо несгибаемых инженеров, трудясь в изнуряющей духоте, установили на НБ-2 новые боксы.
Для испытания на глубине тысячи футов мы избрали Баиа-до-Инферно (Адская бухта) — один из заливов острова Сантьягу. Знакомые места, впервые я был здесь вскоре после войны. В 1948 году профессор Ппкар по моему совету испытывал тут первый батискаф.
Сперва Фалько и Моллар совершили благополучное погружение на мелководье. Потом мы опустили аппарат без людей на 1500 футов. Тоже успешно.
— Теперь можешь идти на тысячу футов, — сказал я Фалько.
Он далее заулыбался от радости. Да и я тоже: наконец-то настала моя очередь занять место в аппарате рядом с ним.
Сберегая электроэнергию, мы погружались за счет силы тяжести. Затем водитель сбросил "спусковой груз" и на глубине 100 футов плавно посадил "ныряющее блюдце" на темно-серый песчаный грунт. Выкачал небольшой избыток водного балласта, включил двигатель, перегнал часть ртутного балласта в носовой бак, чтобы наклонить "блюдце" параллельно откосу, и повел аппарат вниз. Под днищем был стерильный вулканический пепел. Нигде не видно ни одной рыбы.
Двести шестьдесят футов. НБ-2 по собственному почину остановилось и замерло на месте, словно застряло в студне.
— Не подкачивай балласта, — сказал я Альберу. — Мы легли на термоклин — плотный холодный слой. Как только аппарат остынет, он снова пойдет вниз.
Мы надели свитеры.
— Дальше, — напомнил я Фалько, — мы можем полагаться только на себя. Если что, аквалангисты до нас не доберутся.
Он спокойно взглянул на меня. Его наша изоляция ничуть не смущала.