– Ей тяжело видеть, что кто-то занял место Ровены.
– Но я не...
Капитан приподнял бровь:
– Разве?
– Когда я предложила провести праздник, то и не думала вытеснить память о леди Харкнесс. Я делала это только для того, чтобы вернуть Джеймсу доброе имя в округе.
– Ах да. Праздник. Я с нетерпением жду его. Как идет подготовка? Ведь осталось всего несколько дней?
– Да, конечно. И подготовка идет прекрасно. Вы ничего не слышали о моих знаменитых списках?
Капитан искренне рассмеялся, и взгляд его смягчился.
– Слышал, слышал. Веллингтон мог бы назначить вас начальником интендантской службы генерального штаба.
– Иногда я чувствую себя генералом, командующим войсками.
– Тогда желаю вам удачи Веллингтона в вашей летней осаде.
– Благодарю вас, капитан.
– Я чувствую, что праздник будет самым замечательным событием в округе за много лет.
– Надеюсь, так и будет.
– Непременно будет! – Капитан широко улыбнулся Верити. – Поверьте мне, непременно будет.
Верити рассказала ему, что она нашла достаточно много местных музыкантов, поэтому не пришлось нанимать со стороны. Полдреннан, в свою очередь, сообщил Верити, что договорился о смоляных бочках, которые будут доставлены вдень праздника и зажжены повсюду в пределах имения. Казалось, он сбросил с себя странную напряженность, которая при встрече чувствовалась в его поведении, и снова превратился в любезного джентльмена, которым она восхищалась. Они проболтали около получаса, когда Верити вспомнила, что они стоят посреди дороги. Она снова пригласила капитана вернуться в Пендурган, но он отказался, и они расстались в приподнятом настроении.
Верити была расстроена, возвращаясь в Пендурган. За оставшиеся два дня надо было сделать так много, учесть столько мелочей! Она даже не заметила экипаж в задней части двора.
Верити толкнула тяжелую дубовую дверь и вошла в большой холл, доставая на ходу список. Она направилась к коридору, ведущему к главной лестнице, но ее остановил голос миссис Трегелли.
– Извините меня, мадам, – сказала она, – но здесь вас ждет джентльмен.
Верити положила список обратно в карман и подняла глаза на экономку.
– Простите?
– Джентльмен, мэм. Он спросил вас. Я проводила его в новую гостиную.
– Джентльмен?
Верити смотрела на миссис Трегелли, в недоумении подняв брови. Конечно, это была какая-то ошибка. Она не знает здесь ни одного джентльмена, кроме капитана Полдреннана, а тот только что ушел из Пендургана. Кто это может быть?
– Вы знаете, кто он такой? – спросила Верити.
– Нет, мэм. Но он заявил, что будет говорить только с вами.
Верити вздохнула. Кто бы это ни был, ей придется с ним встретиться. Она надеялась, что этот человек не займет у нее много времени. А может быть, он приехал обсудить что-то относительно праздника? Возможно, он слышал о приготовлениях – слухи распространяются по округе как лесной пожар – и представляет труппу актеров, или музыкантов, или торговцев, кого-то, кто хотел бы участвовать в празднике.
– Конечно, мне надо с ним увидеться, – сказала Верити. – Возьмите, пожалуйста, мою шляпу и мантилью, миссис Трегелли. Господи, я вся в пыли после дороги! Наверное, ужасно выгляжу?
– Ничуть, мэм. Только одна прядь выбилась из прически, вот здесь. Давайте поправим... Теперь вы выглядите как новый пятипенсовик. Прислать вам чай и бисквиты?
– Не знаю, – сказала Верити. – Сначала узнаю, что у него за дело. Если вы мне будете нужны, я позвоню.
– Как хотите, мэм.
Верити, как в зеркало, заглянула в висящий на стене отполированный нагрудник доспехов. Она наскоро поправила волосы, отряхнула юбки и вытерла мыски ботинок о заднюю часть чулок. Это вес, что она могла сейчас сделать. После этого она направилась к восточному крылу дома.
Дверь в гостиную была открыта. Верити заметила мерцающий свет огня. Она вошла и увидела мужчину, стоящего к ней спиной, лицом к камину.
– Сэр! Вы хотели меня видеть?
Мужчина обернулся, и Верити открыла рот от удивления. Она оказалась лицом к лицу со своим мужем, Гилбертом Расселлом.
Когда Джеймс вернулся с поля, Джаго Ченхоллз был на редкость молчалив, но Джеймс настолько устал, что у него не осталось сил удивиться такому необычному поведению. Джеймс и Марк Пеннек собирали сено в стога, работали долго и тяжело. В такие дни Джеймсу больше всего не хватало управляющего.
В те месяцы, что прошли после увольнения Баргваната, Джеймс очень доверял Марку Пеннеку. Ему было неудобно просить помощи у Марка, поскольку тот относился к Джеймсу так же, как остальные местные жители. Но участок, арендуемый Пеннеком, был самым большим в Пендургане, а Марк – самым опытным фермером, поэтому Джеймс все-таки обратился к нему.
Сначала они чувствовали себя неловко, работая вместе. Однако за несколько месяцев, в течение которых им пришлось трудиться бок о бок, они стали друг друга уважать, и работа пошла хорошо. Джеймсу пришло в голову, что рассуждения Верити по поводу его дурной репутации в какой-то мере справедливы. То, что он держится ото всех на расстоянии, в самом деле только увеличивало враждебность по отношению к нему. Но Верити, казалось, не понимала, что он сторонится всех не по своей воле. Это было необходимо.
Джеймс пригнулся, входя под арку двора, потом остановился разогнуть спину. Все мышцы чертовски болели, и было похоже, что завтра утром он не сможет пошевельнуться. Джеймс открыл тяжелую дубовую дверь большого холла и застонал от усилия, которое для этого пришлось приложить. Боже, он стареет. Сейчас лучше всего было бы лечь в горячую ванну. Может быть, у Верити есть какое-нибудь травяное средство, чтобы снять напряжение мышц спины, плеч и бедер?
Перед тем как пройти к лестнице, ведущей в его башню, Джеймс захотел просмотреть почту. Он ждал письмо от Вулфа относительно увеличенного парового цилиндра, а также новый номер «Эдинбургского обозрения». Он бы взял все это с собой наверх и спокойно почитал, лежа в горячей ванне.
В библиотеке он подошел к письменному столу, на котором миссис Трегелли всегда оставляла для него дневную почту. Посреди стола лежал толстый кожаный кошелек. Что за черт? Джеймс поднял кошелек. Он был тяжелый. Джеймс отодвинул кожаный ремешок, закрывающий кошелек, и увидел внутри много золотых монет. Намного больше ста фунтов, может быть, фунтов двести. От волнения Джеймса охватила дрожь. Рядом с кошельком лежала сложенная и запечатанная записка. Джеймс взял ее осторожно, как будто она могла обжечь ему пальцы. Он был в ужасе от того, что ему предстояло прочесть. Горло у него сразу пересохло, так что он едва мог сглотнуть, дыхание стало неровным. Джеймс долго смотрел на пергамент, прежде чем собрался с духом и сломал печать.