делом лично, не мешкая, направил своих агентов в Русский дом за Комаровским. А те, не зная сути дела, арестовали его и со свойственной им грубостью его даму, которой оказалась Мария Пепескул.
Впрочем, быстро сообразив, что дама всего лишь оказалась не в нужном месте не в нужный час, начальник полиции, обругав агентов и извинившись перед Пепескул, велел отвезти Марию домой. Проведя бессонную ночь, обиженная недоверием руководства Союза, грубостью полиции, расстроенная вероломством жениха и не веря еще до конца всему происшедшему, она кинулась на другое же утро к Байдалакову. Но тот, зная ее бешеный нрав, предпочел не оказаться дома. Тогда она поехала к Георгиевскому в Земун, который в те годы был еще пригородом сербской столицы, на противоположной стороне Дуная. Профессор жил в собственном доме, на слабо освещенной улице Деспота Джурджа. Георгиевский постарался убедить ее в правильности действий исполнительного бюро, в том, что Комаровский и Линицкий – это агенты Москвы, и уговаривал выступить против них главным обвинителем и свидетелем.
– Комаровский и Линицкий, конечно, поступили со мной подло, но никакие они не агенты, а просто выполняли поручение РОВСа, – ответила она и тут же добавила: – Вы прекрасно знаете, что Союз относится к РОВСу с циничной бесцеремонностью, обзывая даже в печати его руководителей выжившими из ума генералами, но в то же время мы с готовностью пользуемся его каналами для переправки в Советский Союз подпольной литературы и не брезгуем его деньгами.
Пепескул была в бешенстве. Она была весьма остра на язык и отлично разбиралась в кухне НСНП, поскольку занимала должность казначея при исполбюро и была посредницей между Союзом и РОВСом. Обиженная тем, что ее не ввели в курс готовящейся операции, она заявила, что Комаровский ни в чем не виноват, и принялась чисто по-женски обвинять Георгиевского во всех смертных грехах: в масонстве, в разбазаривании средств, в нежелании сотрудничать с РОВСом и так далее…
Дело дошло до размолвки.
День был воскресный, у русской церкви устраивалось нечто вроде гулянья, тут только и было разговору, что о вчерашнем происшествии. Тон задал генерал Барбович, ругали на чем свет стоит «нацмальчиков». Сам генерал из церкви отправился к начальнику полиции, чтобы защитить своего адъютанта и его товарищей, которые стали жертвой интриганов НСНП, этих гнусных провокаторов и врагов РОВСа.
Но уверения генерала не поколебали начальника полиции. При ночном обыске, произведенном в квартирах арестованных, были найдены письма Байдалакова и некоторые материалы, касавшиеся Внутренней линии, которые весьма заинтересовали не только белградскую полицию, но и разведку генштаба. Бюрократическая машина была пущена.
Скандал разрастался. Вожаки НСНП утверждали, что арестованные являются если не прямыми, то косвенными агентами НКВД, генерал Барбович клялся, что они ярые враги большевиков. Пепескул, разумеется, защищала своего жениха. Мнение широкой публики разделилось, но подавляющее большинство всячески осуждало затеявших этот ненужный скандал «нацмальчиков» и их вожаков-авантюристов.
Позиция, занятая Пепескул, принудила исполбюро вывести ее из своего состава. Надеясь на поддержку членов НСНП, среди которых она пользовалась известным авторитетом, она подала заявление о своем уходе. И одновременно послала в отделы и отделения Союза письма с целью реабилитировать себя и подорвать авторитет исполбюро. Пепескул описывала происшедшее в выгодном для себя свете. Будучи причастной к закрытой работе, она считала, что союз, чтобы остаться чистым и независимым, должен использовать для переброски людей и литературы в СССР только каналы РОВСа и ни в коем случае не связываться с иностранными разведками.
13.
Русские эмигранты основательно обживались не только в Сербии, но и в столичном Белграде. Было уже открыто несколько гимназий, построена церковь, возведено несколько чисто русских зданий. В 1928 году открыли даже Русский научный институт, содержавшийся на деньги югославского правительства, в котором, в частности, какое-то время работали Дмитрий Мережковский, Константин Бальмонт и Игорь Северянин, известный специалист по аэродинамике Д.П. Рябушинский, выдающийся биолог, член Пастеровского института в Париже С.И. Метальников и многие другие выдающиеся ученые и деятели русской культуры. Не хватало только места, где можно было бы собраться вместе, поностальгировать о родине, послушать концерты, посмотреть спектакли. Потому в начале 1930-х годов было принято решение построить на пожертвования русских беженцев Русский дом. Югославский король Александр Первый Карагеоргиевич, воспитывавшийся в Пажеском корпусе в Петрограде и признательный России за ее братскую помощь в роковом 1914 году, близко воспринял эту идею, выделил для строительства землю чуть ли не в самом центре Белграда – на улице Кралицы Натальи, идущей параллельно красивейшим Теразиям, даже помог финансово. Идею Русского дома поддержал и патриарх Сербский Варнава. А проект дома разработал один из лучших русских архитекторов, обосновавшихся в Югославии, – Василий Фёдорович Баумгартен, генерал Белой армии и Югославской королевской армии, работавший главным архитектором в Военно-морском министерстве.
Построили дом быстро, всего за полтора года. Название напрашивалось само собой – Русский дом имени императора Николая Второго Романова. 9 апреля 1933 года он был открыт. Здесь располагался театр, практически профессиональный. Здесь была великолепная библиотека – она считалась второй по значимости после Тургеневской библиотеки русской книги в Париже. Сюда же переехал и тот самый Русский научный институт. Здесь работала сербско-русская гимназия, была и своя издательская база. Существовал и музей, разумеется, посвященный Николаю Второму, а также военный музей русской конницы. Здесь работали общества русских литераторов, русских художников и деятелей других направлений искусства. Был русский ресторан. Словом, это был действительно центр сосредоточения всех русских, которые в то время находились в Сербии. Там пела Надежда Плевицкая, а в 1933 году с успехом проходили гастроли замечательной русской актрисы Елены Полевицкой, там в 1934 году выступил с несколькими лекциями генерал Антон Иванович Деникин, посетивший Белград, – наибольший интерес вызвала его лекция «Международное положение России и эмиграция».
Осень 1935 года в русской колонии Белграда выдалась на редкость театральной. В «Русском доме» выступал сам Шаляпин. Публика была в восторге, и еще долго после его отъезда велись разговоры о знаменитом певце. Позже город посетила русская драматическая труппа из Праги. Да и свои местные артисты порадовали удачными постановками.
11 декабря на сцене «Русского дома» шла опера «Наталка-Полтавка» украинского композитора Мыколы Лысенко. Зал был полон. Подъезжали такси, подкатывали лихачи-извозчики, многие добирались пешком.
Открылись дверцы такси, и из него вышла элегантная пара: мужчина в сером пальто, лет тридцати пяти, выше среднего роста, с черными усами, и стройная красивая женщина лет тридцати в дорогом манто. Это были доктор Линицкий и его жена Екатерина Федоровна. Для них, выходцев с Украины, в опере «Наталка-Полтавка» был свой шик, свои ностальгические нотки. Они быстро прошли в вестибюль к гардеробу. Основная