Читать интересную книгу Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура - А. Кошелев

Из экипажа корабля мне трудно выделить лучших. Все старались быть лучшими, все стремились туда, где было опаснее всего.

Родина достойно оценила подвиг личного состава монитора «Сун Ят-Сен». Начав поход под обычным военно-морским флагом, мы вернулись в родную базу под гвардейским. Все матросы, старшины и офицеры были награждены орденами и медалями, а мне было присвоено звание Героя Советского Союза.

Владимир Спиндлер

Командир стрелкового батальона

25 апреля нас погрузили в эшелоны, едем в Россию. После Москвы нам приказали снять медали «За оборону Ленинграда», а всю технику перекрасить — на пушках же было написано: «На Кенигсберг!» и прочие патриотические лозунги. Все это на ходу закрашивалось, и когда мы проехали через Волгу, то поняли, что нас везут воевать с Японией. Да и население на станциях нам говорило — деточки, вы едете с Японией воевать. А мы отдавали им все наши трофеи. Помню, голодные ребята все спрашивали: «Дяденьки, а нашего папки нет среди вас? Он тоже с немцами воевал». Вот таким образом добрались до Читы, оттуда в столицу Монголии, а дальше пешком, 300 км по безводной пустыне, при жаре от 40 градусов и выше. Ни одного дерева, и травы нет, и воды нет. Поэтому там через каждые тридцать километров были вырыты колодцы. Яйцо если бросишь в землю, так оно сварится — такая была жара. Мы вышли в район реки Халхин-Гол, где в 1939 году были знаменитые бои. В ночь с восьмого на девятое августа перешли эту речку и двинулись в направлении Халун-Аршана.

Там, в Монголии, мы получили большое пополнение, 1927 года рождения. Они были изголодавшиеся, взяты в армию всего полгода назад. Мы их обучали в полках обращению с оружием, и как воевать вообще. Подкормили их немного, тем более что в Монголии норма мяса на каждого солдата была 850 грамм, представляете? Да и вообще питания было сколько хочешь, плохо было с водой.

Реку Халхин-Гол было преодолевать сложно, потому что хотя она всего 60–80 метров шириной, если трактор или «Студебеккер» груженый в нее входил, то течение его опрокидывало, сносило. А сама река всего метра полтора глубиной, неглубокая. Тут нам помогли монголы со своими лошадьми. Монгол сидел на лошади, а мы, разведчики, держались за гриву коня, и таким образом перешли реку. Потом уже, когда река стала нашей, сделали переправу для артиллерии и всего прочего. Я тогда был еще в должности начальника разведки, и наша задача за Халхин-Голом была по сухому руслу пройти до шоссе и захватить мост, чтобы японцы его не взорвали. Когда я по рации доложил о выполнении этого задания, то мне командир полка приказал принять третий стрелковый батальон. Так я стал командовать батальоном, и все бои за Халун-Аршанский хребет и дальше на равнине я вел в должности комбата. Вместе со мной шли шесть пушек, правда, «сорокапятки», небольшие. И когда нас японцы останавливали на каком-либо опорном пункте, нам приходилось разворачиваться, обстреливать, атаковать, уничтожать их — самураи ведь без боя не сдавались, они почти все смертниками были.

Война с Японией длилась недолго. Несмотря на то, что всего за три дня мы преодолели этот Хапун-Аршанский хребет и наступали в центр Маньчжурии, нас там уже обогнали другие части. К16 августа война с Японией, непосредственно боевые действия, были закончены. А числа двадцать пятого нас расформировали. Было много пленных, и из нас сформировали полк МВД, конвойный…

Меня иногда спрашивают, кто был наиболее серьезным и опасным противником из тех, с кем мне довелось воевать, — немцы, финны или японцы? Конечно, немцы, ведь они имели своей задачей уничтожить нас, наш народ, превратить в рабов. А про Петербург они что говорили — вообще стереть его с лица земли, и финнов к этому готовили. Финны тоже вояки хорошие. Что касается японцев, то Квантунская армия была миллионная, хорошо оснащенная и экипированная. Я считаю, что две атомные бомбы, сброшенные 6 и 9 августа — а мы перешли в наступление 9-го числа, — их деморализовали, а когда они обнаружили, что еще и Советский Союз вступил в войну, когда такая сила прибыла — конечно, они потерпели поражение. Сначала командующий Квантунской армии приказал сдаваться, потом император Маньчжурии был пленен, тоже приказал сдаваться. Так что у них, может, какая-нибудь дивизия или полк продолжали сражаться, а кто-то приказу подчинился. Короче говоря, разброд и шатание, и война закончилась с большими для них потерями. А как вояки они, конечно, почти все смертники. И когда мне с моим батальоном приходилось разворачиваться и атаковать их опорные пункты, то пока их всех до единого не уничтожишь, они оказывали сопротивление.

Иван Казинцев

сапер

Война с японскими милитаристами началась для меня в абсолютной темноте и под проливным дождем. В такую ночь даже в помещении все кажется влажным, а мы находились в поле, в полевых условиях: укрытий, практически, никаких не было.

В ночь с 8 на 9 августа 1945 года разразилась ужасная гроза, а мы получили приказ перейти границу. Такой сильной грозы мне еще не доводилось видеть. Молнии были врагом страшным: во-первых, слепит, и после вспышки несколько секунд ничего не видишь и теряешь ориентацию; а во-вторых, освещает наши перемещения лучше любых прожекторов. Конечно, молнии и японцев слепили, но им не надо было двигаться, да и местность они знали великолепно. Японцы засели на сопке, а нам эту сопку приказано было взять. Сопка называлась «Верблюжья». Но к утру мы этого верблюда все-таки оседлали.

Днем нас посадили на танки, мы проехали восемьдесят-девяносто километров и к вечеру прибыли к военному городку Сяо-Сун-Фынхэ, где с ходу вступили в бой с японцами местного гарнизона.

Бой был долгим и страшным; дело доходило до рукопашных схваток. Сама-то рукопашная скоротечна, но когда их много, дело затягивается. И все-таки, несмотря на отчаянное сопротивление обреченных, японцы отступили. В моем взводе был тяжело ранен сержант Каузов — он получил 8 ножевых ран, но остался жив.

Сильный бой произошел и у населенного пункта Мадаоши. Этот пункт защищали, как нам говорили потом, батальоны японских смертников. Бой шел целый день. Японцы, особенно их артиллерия, занимали очень выгодные позиции. Их крупнокалиберная батарея била во фланг наших войск. Ас фронта — смертники. Японцы подбили восемь наших танков. Ночью наш батальон тихо прошел Мадаоши и закрепился на его окраине, в ожидании подхода основных сил. На следующее утро бой продолжился, но примерно через три часа японцы были наконец выбиты со своих позиций. В этом бою погиб мой солдат Федотов и был ранен сержант Бурин.

Китайское население встретило нас восторженно, иногда они показывали нам, где прячутся японцы. При встречах с китайцами нас поражали их бедность и страх перед японцами. На привалах к нам приходили местные жители, мы их угощали, как гостей.

Георгий Сергеев

зенитчик

Война уже кончилась. Я говорю о той Войне (с большой буквы), с Германией. А тут приказ — передислоцируемся. Кругом лето и мир, а мы в осень и на войну. Честно скажу, очень нам всем туда не хотелось. Мне тогда девятнадцать лет было, в сентябре должно было двадцать исполниться, и я все гадал: доживу или нет.

Мне казалось, что в Китае все должно быть совсем иначе, чем у нас или в Европе. Но различий особых не увидели. Как будто и не кончалась война. То же расположение на местности, а не в казармах, тот же пшенный концентрат, слегка сдобренный смальцем, та же неизвестность: что завтра будет, да и будет ли оно, это завтра?

И вот — приказ: начать движение. 9 августа мы вошли в Китай. Я туда командиром пулеметного отделения зенитно-артиллерийского дивизиона попал. Эх, тот ефрейтор Сергеев (я — тогдашний) бояться — боялся, а перед людьми красовался. И было, перед кем. Очень мне китайцы понравились — доброжелательные, улыбчивые. Мне до этого казалось, что восточные люди должны быть серьезны, а китайцы — все время улыбались. Честно, меня эти их улыбки даже иногда раздражали, но чаще нравились. Кстати, многие китайцы знали несколько слов по-русски; и этого набора и нескольких жестов хватало для общения. Еще очень помогал общению мой молодой аппетит. Жили китайцы бедно, но с удовольствием нас угощали. Многие наши бойцы эту непривычную пищу есть не могли, а я наварачивал за обе щеки. Называлась эта китайская каша «чумиза». Что это такое — до сих пор не знаю. Но, когда я ее ел и нахваливал, китайцы еще шире улыбались.

Хорошие отношения с китайцами и понимание, что они такие же люди, как и я, несколько развеяли мой страх перед японцами.

Наша дивизия тогда получила боевую задачу: наступать в направлении Муданьцзян — Нимсань — Дуньхуа. К слову скажу, что с непривычки мы эти названия с трудом выговаривали, но под конец обвыклись. А уж как солдаты эти слова переиначивали, русский человек легко себе представит.