Достаточно было беглого просмотра, чтобы понять причину ее расстройства. Газеты пестрели статьями обо мне и Петерсоне. Кто-то из журналистов пустил утку о связи нашего процесса и творящимися беспорядками. Кто-то оказался очень проницательным, и наши косточки перемывались всеми без исключения.
Чего там только не было! Самым примечательным был обзор, в котором рассматривались последние публикации. Авторы сделали вывод, что мы принадлежим к международному преступному синдикату, который в ответ на срыв беспрецедентного воровства научных идей ответили широкомасштабным терроризмом. Это же надо было додуматься до такого! Просто дух захватывает от широты размаха людского воображения. И, что самое примечательное, власти никак не реагировали на эту клевету. Очевидно, что информация о заседаниях и совещаниях была закрытой. Во многих странах прокатились митинги, в нашей стране люди бомбардировали власти с требованием ввести в качестве исключения смертную казнь, естественно, только для нас двоих. Получается, что из огня да в полымя.
Я сидел и тупо смотрел на последний обзор. У меня складывалось впечатление, что наш уважаемый президент ведет слишком уж нечестную игру. Я всегда был далек от политики, но если она ведется такими методами, то вы меня извините, о каком мире и процветании может идти речь? И что меня и Анну ожидает даже в случае, если удастся выкрутиться? И это при всем том, что люди еще не знают о помиловании, подписанном президентом? Ага, вот и разгадка! Ведь если этот документ будет обнародован, то президент окажется в одной с нами компании, а тогда уже надеяться не на что.
Я в который раз уже успокаивался после таких эмоциональных взрывов, но приступ ярости, который тряс меня еще несколько минут назад, перешел в новое качество. Я смертельно обиделся на всю эту братию. И было за что. Они манипулировали мной без зазрения совести. Что они проигрывали в случае неудачи? Можно сказать, что ничего. Катастрофа поглотила бы и их, так что дело здесь было не в портфелях. Зато в случае выигрыша сам президент и его команда приобретали такой вес, который не снился самым удачливым из политиков. С моей помощью они могли заработать авторитет спасителей мира. И не нужны никакие избирательные компании и парламенты. Вот наши боги, они способны творить чудеса. Красиво, ничего не скажешь. В такую игру могут играть только очень сильные люди, к тому же нужно иметь поистине маниакальную жажду власти. И что им я? Вздорный, пытающийся выставлять свои условия, мелкий специалист по вождению космических кораблей, к тому же ничего не требующий для себя, кроме помилования. Господи, до чего же я наивный человек! Такие люди уважают или побаиваются тех, кто дороже продается. Отлично, господа хорошие, мы еще потягаемся. Я могу стерпеть все, кроме жалости и обиды.
Я поймал себя на мысли, что акценты в этой борьбе явно смещаются. Отныне я собирался воевать не с внешним миром. Он не хочет нам ничего плохого. Я решил взять его себе в союзники и, думаю, это неплохой партнер. Чего же требовать для себя? Так, чтобы это выглядело внушительно и не вызывало подозрений? Отталкиваясь от последних публикаций, хорошей жизни на Земле мне ожидать не приходится. Мои портреты разнеслись по всему миру. Менять внешность и имя? Чистой воды бред. Я этого не сделаю хотя бы из принципа. Спрятаться мне не удастся, по крайней мере, как не удавалось сделать это до сих пор. А жить в постоянном страхе я не хочу, да теперь и не могу, когда я уже не один.
Анна сидела тихо, как мышка в норке. Только глаза ее выдавали, говорили, сколько боли доставляет ей эта беда. Я пересел на подлокотник ее кресла и, нагнувшись, поцеловал ее глаза. Она прижалась ко мне и снова всхлипнула.
– Генри, что же творится, а?
– Будем бороться, милая, что же нам остается? – Я не находил слов для утешения, так как не знал, как это делается. – Одно я могу тебе сказать. Чем бы дело ни кончилось, я тебя очень люблю и постараюсь сделать так, чтобы наш малыш не раскаивался в том, что у него был плохой отец.
– Милый, ты же видишь, что не получишь не только благодарности, но тебя еще и сделают виновником всей трагедии.
– Все может быть, но отчаиваться не стоит. Не нужно недооценивать свои возможности. – Проговорил я, думая уже совершенно о другом. В голове сам собой складывался неплохой план. И я был больше чем уверен, что он сработает.
– Да, именно возможности, – повторил я и засмеялся, – они этого заслуживают!
– Ты о ком, Генри? Что ты задумал? – Спросила Анна, на этот раз озабоченно.
– О людях, милая, о людях! – Я встал и протянул ей руки. – Пойдем, погуляем. Тебе нужно немного развеяться, тем более, что сегодня прохладнее, чем обычно. Ты не интересовалась, может быть, тебе нужен какой-то режим? Так я скажу Саммерсу, чтобы обеспечил.
– Что-то я тебя не понимаю. Ты сейчас сказал все это таким тоном, будто не ты у Саммерса, а он у тебя в подчинении. – Анна встревожено на меня посмотрела.
– Не смотри так, со мной все в порядке. Ну, так что, мы идем?
– Да, пожалуй ты прав, пошли.
Мы долго гуляли по аллеям виллы, обнявшись и отдыхая в беседках, практически не разговаривая. Мы наслаждались присутствием друг друга, пока я не увидел спешащего к нам Саммерса. И тут я задал неожиданно для себя вопрос:
– Милая, а ты смогла бы родить в космосе?
Анна посмотрела на меня, видимо, пытаясь уловить тень шутки в моем вопросе. Но я был серьезен.
– Где угодно, только подальше отсюда и с тобой, – она ответила очень серьезно, догадавшись о моих планах. Подошел запыхавшийся Саммерс.
– Привет, ребята! Я, как всегда, некстати, но ничего не поделаешь. События развиваются очень бурно. Уже сейчас съехались некоторые представители и настаивают на предварительных встречах. – Он перевел дух и продолжил, обращаясь к Анне. – Со мной приехал очень хороший врач. Если не возражаете, он вас осмотрит. А мы должны поработать.
Анна согласно кивнула, мы пошли в дом. Врач приехал в сопровождении громадной машины, представляющей собой настоящую лабораторию на колесах. Я ободряюще пожал локоть Анны, и мы расстались.
Саммерс привез с собой черновик доклада, и мы долго разбирали его по каждому пункту. Честно говоря, его доклад для воплощения моего плана имел уже не очень важного значения, но иметь своим сторонником именно Саммерса мне было приятно. К тому же этот доклад поможет ему стать на ту ступень в этой жизни, которую он, по моему мнению, заслуживал.
Засиделись мы до наступления ночи. Саммерс, уставший, но довольный, распрощался и уехал. Я, слегка перекусив, тихонько прошел в спальню. Анна перед сном читала и уснула, не выключив свет. Ждала меня. Лицо ее, во сне по-детски наивное, было напряжено, и я решил ее разбудить, чтобы прервать неприятный сон. Намеренно громко раздеваясь и без нужды передвигая попадающиеся под ноги предметы, я, наконец, добился своего. Анна проснулась и, увидев, что я раздеваюсь, сердито проворчала «спокойной ночи» и перевернулась на бок. Я улегся и впервые спокойно уснул.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});