Саммерс слушал меня, открыв рот. Затем спросил, недоверчиво глядя на меня:
– Ты считаешь, что это правда?
– Саммерс, проанализируйте все с самого начала и вы поймете, что это правда. Неужели вы не догадались, что они меня вели с самого начала, построив свои действия таким образом, чтобы, в конце концов, подвести к тому решению, которое должны принять президенты? Все мои попытки прекратить или даже приостановить этот процесс приводили только к ускорению его.
– Генри, пойми, это несбыточная идея. Об этом могли мечтать только гипертрофированные идеалисты.
– Не захотим стать идеалистами, станем психами, неужели это лучше? Нас никто не собирается порабощать, только настойчиво просят – поразмыслите, прежде чем брать в руки оружие. И у нас есть шанс – подрастая, осознать свою детскую наивность и неосознанную агрессивность. Да и мало ли дел в нашей системе? Что мы знаем о ней? Бери – изучай, используй, если тебе это нужно, но только с умом, а не с целью нажиться любой ценой, уничтожить, чтобы изучить и так далее.
– И ты думаешь, что нам поверят?
– Я уверен в этом, только мы должны быть искренними, иначе – можно только гадать.
– И ты хочешь, чтобы я выступил с такой речью? – наконец спросил Саммерс.
– Да, вы ее составите сами, как вам подскажут разум и совесть. У вас получится, так как у вас есть и то и другое.
– Генри, Генри, как бы мне хотелось оправдать твое доверие! – воскликнул он.
– Не мое, Саммерс, как вы это не поймете!
Саммерс задумался. Я вполне понимал его колебания, было от чего задуматься.
– Джинн в бутылке, говоришь, – наконец проговорил он, – а что, очень даже похоже. Очень! Хорошо, Генри, я возьмусь за это дело. Завтра я привезу тебе свой доклад, – он подумал и исправился, – наш доклад! А ты отдыхай, тебе надо набраться сил. Я отдал распоряжение, чтобы вас не беспокоили.
Мы попрощались и Саммерс ушел. Я возвратился к Анне. Счастливый сон продолжался.
Глава XI
Каждый человек хотя бы один раз за свою жизнь задумывался о том, кто он есть в этом мире. Песчинка в океане разнообразнейшей материи, он, тем не менее, сам для себя является центром необъятного космоса, его началом и концом. Где бы он не находился, в столовой или в захватывающем дух полете фантазии, человек пропускает через свое сознание всю окружающую его действительность, считая себя главенствующим звеном в этой бесконечной цепочке. Отойти от этого ощущения, даже вооружившись всеми знаниями, накопленными человечеством, вряд ли кому-либо удается, ведь речь идет о его собственном мироощущении, а не об абстрактных понятиях.
Открывая новые законы природы в попытке осознать единую и цельную картину мира, он в душе все равно считает, что главное в этом мире – его собственное «Я». Он ищет отражения своего «Я» во всем, с чем сталкивается, но особенно ярко это стремление выражено по отношению к детям. С каким наслаждением он обнаруживает свои черты, пусть даже не очень привлекательные, в своем ребенке. Передавая ему все, что есть у самого человека, он не задумывается над тем, как отнесется ребенок к этому, когда начнет осознавать себя. Главное – это успеть передать как можно больше, ведь жизнь так коротка, и осознание, что ты продолжаешь жизнь в своих детях, скрашивает приближающийся с каждой минутой конец.
Каждый человек относится по-разному к тому, что рядом с ним появится его новая частичка. Но, постепенно привыкнув к этой новости, он волей-неволей задумывается над тем, какой же она будет, и какая жизнь ее ожидает. Ответить на этот вопрос нелегко, тем более, что в этом деле он опирается на судьбу, мол, будет так, как будет. Повинуясь общепринятым правилам, человек в большинстве своем склонен принимать законы материального мира как нечто данное и почти устойчивое. Можно верить или не верить в правильность их, но результаты применения этих законов можно пощупать, понюхать и даже, если очень хочется, попробовать на вкус.
Но во всем, что касается нематериального, дело обстоит значительно сложнее. Здесь каждый считает себя знатоком большим, чем другие. Здесь не срабатывает многовековой опыт человечества. Человека можно заставить подчиняться общественным нормам, но только не в своей собственной семье. Здесь он бог и царь. Для него нет ничего более ценного, чем его собственные дети. Обязательно собственные, так как именно в этом плане он собственник до мозга костей. Пусть что-то не получится, не все успеешь сделать, упустишь в воспитании множество нюансов, но, в конечном итоге, это – твое, каким бы оно ни было. Затем уже остается радоваться или огорчаться плодам своего труда, но это будет уже потом, сейчас главное – не допустить чужого влияния.
Столкнувшись с тем, что я стал уже не обычным человеком, а создателем новой жизни, мне пришлось многое переосмыслить. Из человека-одиночки, отвечающего только за себя, я превратился в человека семейного, причем осознал я себя семейным человеком не в момент регистрации брака с Анной, а именно сейчас, когда появился некто, который подтолкнул к этому озарению.
Нельзя сказать, что наша семья создавалась сознательно, с целью, грубо говоря, продолжить свой род. В моем случае это было совершенно не так. В тот момент мне нужна была только Анна и никто другой, я думал только о ней. И только сейчас я понял, что значит слово «мы». Описать словами мое новое состояние невозможно. Это целая гамма чувств и откровений. Казалось бы, сам вырос в семье, не инкубаторный. Но, как это обычно случается, о многих вещах задумываешься тогда, когда уже прижмет.
Сначала меня обуревали сомнения – со мной ли это происходит. Немного привыкнув к мысли, что действительно со мной, я начал мучиться мыслью, а каким «оно» будет. Это понятно, что девочка или мальчик. Но вот как-нибудь бы конкретнее. Изучая астрологию, я убедился, что с достаточно большой точностью можно рассчитать возможные качества ребенка, но здесь я оказался бессилен, поскольку как всегда охватил только общие принципы, но никак не методики расчета. В будущем я обязательно это сделаю, наверное, но сейчас… Хотелось знать уже сейчас.
Нетерпение нарастало с каждым часом. Попытки поговорить с Анной на этот счет не приводили ни к чему хорошему. Она считала, что это не имеет значения, ее беспокоила только одна мысль, что же будет с нами дальше. Она была почти уверена, что со мной обязательно произойдет нечто ужасное и эта убежденность изводила ее. Я уже пожалел, что взял ее с собой на заседание парламента. За те немногие часы она постепенно теряла равновесие, ожидание неизбежности действовало на нее убийственно. Смытая косметика обнажила круги под глазами. Однажды я застал ее плачущей над кипой газет и журналов. На мой вопрос, в чем причина ее слез, она молча показала на газету, лежащую сверху. Я взял ее и начал просматривать. Анна сидела и с жалостью смотрела на меня сквозь слезы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});