Пожалуйста.
Он протянул им спасённые сокровища, и, красные от стыда за совершённый поступок, Рикка и Елана приняли назад свои награды.
– Мы будем стараться ещё больше, станем сильнее, – хрипло пообещала первая.
– Мы не подведём, – шмыгая носом, поддержала подруга.
– Вот и славно.
Куко слегка подтолкнул их, уводя с моста, и троица «утренних гуляк» заспешила назад, в институт – девушки надеялись, что успеют к подъёму, и не придётся краснеть перед старостой, но их надежды оказались напрасными.
Навстречу, прямо в ночной рубашке и безразмерных сапогах, задыхаясь от стремительного бега, мчалась принцесса цветов. В её глазах было такое отчаяние, что обе беглянки тут же залились слезами, повиснув на миниатюрной Нариоле, и рыдали навзрыд:
– Прости, пожалуйста… мы… мы…
Лидер Клана только сжимала их в объятиях, словно мать, нашедшая, наконец, родных детей, не веря собственному счастью, успокаивала своих отступниц:
– Слава Богу, вы вернулись…
Зал для заседаний Учёного Совета пришлось перестроить, как и всю центральную башню, что чуть не рухнула в полость, образованную чудовищным взрывом. Собственно говоря, разрушения были столь масштабные, что на их следы можно было наткнуться до сих пор, особенно в северном крыле ИБиСа – почти целый год в спешке восстанавливали саму возможность проводить погружения, и декором занялись только тогда, когда эволэки ушли в Океанес, а кураторы засели в операторских залах.
Но зал уже давно привели в подобающий вид, избавив от явных излишеств прошлого. Те же панорамные окна, обегающие кругом, вместо тяжёлых тканей свет Авроры затемняли стекла, меняя по желанию свою пропускную способность с практически абсолютной прозрачности, до почти абсолютной непроницаемости. Но пасмурная погода не дала возможности полюбоваться этим чудом техники. Низкие тучи, с которых в любой момент мог сорваться дождевой шквал, закрыли светило, и полукруг стола, за которым собралось всё высшее руководство института, виделся в привычном свете.
А так, всё знакомо: тот же идеальный в своём совершенстве паркет, огромная люстра под потолком, портреты выдающихся деятелей ИБиСа смотрят свысока на своих потомков, такой же, как и прежде стул, на котором не раз и не два сидел, то получая благодарности, то выслушивая в пол уха разносы. Но многое и поменялось.
В Совете вместо привычной самодовольной, переполненной осознанием собственной значимости, физиономии Миненкова председательствовала молодая симпатичная женщина. Её умное лицо, не испорченное порочностью всевластия и зазнайства не источало желчи и яда. Она не смотрела на эволэка с ироничным сочувствием, граничащим с презрением, в котором всегда явственно читался подтекст: ты тут на время, а я, Председатель, надолго!
Полякова была другой, и, получив ответственный пост, взялась за дело, сохранив в ИБиСе всё хорошее, что досталось по наследству, включая и КСС, члены которого расположились полукругом за спиной, замыкая кольцо окружения, в которое, по очереди, попадал каждый испытуемый.
Основу этой блокады, естественно, составляла медслужба. Только, пожалуй, пилоты да космонавты так же бояться людей в белых халатах, как и эволэки. Только они могут по достоинству оценить хрупкость человеческого организма: малейшее отклонение, любая болячка, о которой обыватель может даже и не знать, и всё, дорога в небеса, дальний космос, или Океанес закрыта ненавистным красным штампом.
Но сидящий на стуле кицунэ никакого страха не испытывал, зато от Учёного Совета страх исходил вполне осязаемый, точнее обоняемый. Страх, как оказывается, пахнет совершенно необычно, выдавая человека с головой. Это трудно описать, но… Организм непроизвольно готовиться к драке, повинуясь неистребимому инстинкту самосохранения, сердце чаще бьётся, в крови вскипает адреналин, и в воздухе начинают кружиться характерные запахи. Можно даже определить кто перед тобой, жертва, готовая к бегству, или хищник, готовый драться.
Куко с интересом наблюдал за учёными мужами, из которых спокойствием выделялись только Полякова и Ворожейкина. Остальные явно не находили себе места: участвовать в определении судьбы эволэка, который всегда сам строил судьбу, и свою чужую, было нелегко. Вдвойне нелегко приходилось ветеранам Совета, что много раз в прошлом конфликтовали со строптивым Лисом. Втройне было нелегко тем, кто оказался в этих горячих спорах не прав.
Эволэк едва сдерживал неуместную улыбку, видя, как члены Учёного Совета стараются не смотреть ему в глаза, передавая документы друг другу, как стараются говорить шёпотом, суммируя все известные факты. Это было тем более забавно, что таить и таиться не было никакого смысла: сама Анна Сергеевна встала на защиту старого состава, не желая дополнительных потрясений в дополнение к уже имеющимся, и пойти против её воли Куко не смог, сознавая резонность подобного шага, а какой будет вердикт, он знал и так.
Собственные глаза всё время косились влево, то сидящую рядышком Хельгу, то на заимствованную руку. Эта конечность, вкупе пересаженным глазом, и стали главным препятствием: удивляться стоило не тому, что его сейчас забракуют, а тому, что его вообще допустили до Еноселизы! Обычно с такими травмами списывали без колебания, но Лису сделали исключение, дав возможность лично опробовать Перекрёсток, и поставить негласный, но смелый опыт по изменению собственного тела.
Документы аттестационной комиссии завершили полный круг, сначала побывав в руках Лассавы, а потом поочерёдно пройдя всех членов Учёного Совета. Колядин, предпоследний в коллегии, просуммировав уже давно известные ему данные, и мнения коллег, взялся за перо, и начертал рекомендацию. Даже не следя за движениями его кисти, Куко знал, что напротив строчки «Возможность дальнейших погружений» его широкий и размашистый почерк вывел строгий вердикт: не годен.
Александра приняла документы от главного эскулапа, и, пробежав глазами по записям, без лишнего драматизма, которое так не любил её бывший подопечный, взяла печать:
– Мне очень жаль, – глухой удар, и аккуратная подпись Председателя, поставили точку в карьере эволэка.
Лис откинулся на спинку, прикрыв на секунду глаза. Сколько не жди приговора, а его озвучивание всё равно что-то обрывает внутри, но вместе с осознанием непоправимости случившегося приходит и какое-то умиротворение.
Павел Ефимович спокойно сказал, привлекая к себе внимание Хельги и её необычного подопечного:
– Ваш тандем очень удачен, но его придётся разбить. – Далее, он обратился непосредственно к куратору, – Возьмёте себе нового эволэка?
– Мне надо подумать, – тактично ответила киборг.
Собственно, этика тут была ни при чём. Она привязана к странному созданию, что сидело справа, и эта связь не имела ничего общего с тем, что объединяет двух живых людей.
– Ну, а Вы, молодой человек, – Анкудинов нервно затеребил пальцами перьевую ручку, – что думаете делать?
– Если есть должность инструктора, я готов вернуться на эту стезю, – ответил Лис.
Собственно, особого выбора у него не было: остаться в ИБиСе можно либо став куратором, но для этого надо ещё потратить несколько