Теперь заменим в данной цитате прилагательные «коалиционный», «соглашательский», «буржуазный» на иное слово – «сепаратистский», а «социалистический» – на «унитарный». И только тогда поймём, что же хотел сказать Сталин, вынужденный использовать подобный флёр, чтобы добиться своего, не вызывая возмущения делегатов, представлявших все без исключения социалистические партии страны.
Уловка почти удалась. Против выступили лишь меньшевики – Добронацкий, Д.Ф. Жилунович и А.С. Мартынов. Правда, обрушились они не на Сталина и предлагаемую им форму государственного устройства. Настаивали на восстановлении диктатуры истинной демократии и её олицетворения – Учредительного собрания. Делегаты от остальных фракций– анархистов-коммунистов, левых эсеров, эсеров-максималистов – безоговорочно поддержали докладчика. Правда, дополнили проект. В формулировку «Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов» внесли слово «и казачьих». Да ещё присовокупили к резолюции два пункта, лишь усилившие её смысл:
«6. Все местные дела решается исключительно местными советами. За высшими советами признаётся право регулирования отношений между низшими советами и решение возникающих между ними разногласий. Центральная Советская власть обязана следить за соблюдением основ федерации и представлять Российскую Федерацию Советов в её целом. На центральную власть возлагается также проведение мероприятий, осуществимых лишь в общегосударственном масштабе, причём, однако, не должны быть нарушаемы права отдельных, вступивших в федерацию, областей.
7. Разработка этих основных положений Конституции Российской Федеративной Республики поручается Центральному Исполнительному Комитету Советов для внесения на следующий съезд Советов».135
Начиная с этого момента, Российская Советская Республика хотя и оставалась федеративной, но только по названию, неумолимо превращаясь в унитарную. В административном отношении разделённую на области, они же – областные объединения или областные республики. Теперь оставалось столь же юридически окончательно определить и границы государства. Решить: сохранятся ли они прежними – разумеется, без Польши и Финляндии – или станут иными. Но ответ на такой вопрос можно было получить лишь по завершению переговоров в Брест-Литовске.
Глава III. Нет худа без добра
Австро-Венгрия, участвуя в Брест-Литовских переговорах, стремилась лишь к одному – обеспечить безопасность своей восточной границы наискорейшим подписанием мира с Россией. Наискорейшим, ибо продолжать войну она больше не могла. Оценивая её возможность сопротивляться в начале 1918 года, генерал Людендорф писал:
Её «армия вымоталась, она потеряла около 1800000 пленными и у неё не хватало пополнений. Боеспособность армии была ограниченной, но для действий против Италии в существенных чертах достаточной. Если выход из войны России станет фактом, то можно будет надеяться, что и в дальнейшем австро-венгерская армия справится с выполнением своих задач. В том, что ей удастся освободить силы для других целей, было сомнительно.
Нам следовало подготовиться к тому, что в 1918 году австро-венгерское правительство вновь заявит, как и в 1917 году, что его армия больше воевать не может. Действительно, бросалось в глаза, что военные силы Австро-Венгрии были на исходе. Не приходилось сомневаться в том, что в случае выхода Австро-Венгрии из войны политическое равновесие не удержится ни на один час. Двуединая монархия держалась лишь армией».
Возможности собственных вооруженных сил немецкий генерал представлял в более радужных тонах. «В Германии, – продолжал он, – настроение, по-видимому, было лучше, чем у наших союзников, но также оставляло желать лучшего.
Мы пережили 1917 год, но выяснилось, что при столь невероятном количестве боеприпасов, которые расходовала Антанта, нельзя было быть уверенным в том, что Западному фронту удастся удержаться, продолжая пассивную оборону. Нам приходилось отступать и нести тяжёлые потери даже при нормальных тактических условиях… Оборона стоила нам больших потерь, чем наши хорошо организованные наступательные операции. Хорошо вооружённый противник легко сокрушал нашу оборону. И это явление становилось совершенно очевидным по мере того, как мы теряли убитыми и ранеными лучших солдат, и падение дисциплины в наших рядах становилось всё чувствительнее…
Насколько оборона угнетала войска, настолько наступление поднимало их дух… На западе войска жаждали наступления, и ждали его после развала России с огромным воодушевлением… Войска считали: войну можно завершить только наступлением. В том же смысле высказывались и очень многие генералы, в том числе и значительнейшие военачальники».
Сепаратистские действия националистического Киева как нельзя лучше способствовали планам Германского Верховного командования, планам Людендорфа.
«Переброска войск, – с явным удовлетворением отмечал он, – из Галиции и Буковины /после создания «Украинского фронта» – Ю.Ж./ во Францию и Бельгию уже началась в широких масштабах. Было настоятельно необходимо решить, какие войска подлежат переброске с Балканского полуострова и с Восточного фронта. Но предварительно нам необходимо было выяснить, во что выльются наши отношения с Россией и Румынией, и какую позицию займёт большевизм по отношению к Антанте и Четверному союзу не только как воюющая, но и революционная держава. Мы должны были заблаговременно разобраться в обстановке – нам предстояли ещё обширные переброски войск».1
Всё ещё достаточно сильная Германия пыталась в Брест-Литовске, используя непримиримо-наглую дипломатию милитаристов, «убить одним выстрелом двух зайцев». Не только добиться вывода России из войны, ной вместе с тем ещё и извлечь из того максимальную выгоду. Тем или иным способом закрепить за собой Литву, Курляндию, а если получится, то и Лифляндию с Эстляндией. Использовать для того пресловутый принцип самоопределения, которым столь неумеренно оперировал в выступлениях на переговорах Троцкий.
Советская Россия, даже не способная уже вести полноценные боевые действия, всё ещё оставалась стратегически важным участником большой геополитической игры. Той самой, что называлась мировой войной. Оставалась, но только до тех пор, пока не подписала мир с Германией и Австро-Венгрией. Именно поэтому Ленин и настаивал на максимальном затягивании переговоров. Потому и Сталина столь возмущали, приводили в негодование явно сепаратистские действия Рады.
Оба политика, лидеры большевиков, понимали очевидное даже для профанов: чем дольше немецкое Верховное командование не сможет перебросить все боеспособные дивизии с Восточного фронта на Западный, тем скорее Антанта сможет, накопив силы, одним или несколькими ударами завершить разгром Германии. А тогда переговоры в Брест-Литовске исчерпают себя, прекратятся, став бессмысленными. И Советская Россия сможет спасти – нет, не мировую революцию, о ней пора было забыть, а страну. Спасёт от неминуемого (в противном случае – окончательного) распада. Спасёт от гибели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});