Читать интересную книгу Цивилизации Древнего Востока - Сабатино Москати

Глава 9

Лицо древнего востока

Восточные изоиды

На предыдущих страницах мы рассмотрели большое количество событий, политических и социальных форм, религиозных концепций, литературных и художественных произведений. Но всему этому по-прежнему не хватает единства, уравновешенности, взаимосвязей между фактами и идеями – всего того, что из множества разрозненных элементов создает органичное единство. В чем-то эта задача сродни построению изоглосс в лингвистике; В. Пизани назвал подобные объединяющие элементы изоидами.

Поиск изоидов – необходимый предварительный этап к общей оценке Древнего Востока как отдельного историко-культурного блока и одновременно как центра силы, излучающего в окружающий мир элементы культуры. В то же время поиск изоидов – обязательное условие для выявления тех позиций мысли, которые, если рассматривать их в свете нашего собственного мышления, представляют собой окончательный и наиболее значительный результат нашего краткого обзора древне-восточных цивилизаций.

История

История Древнего Востока началась в двух обширных речных долинах, где географические условия впервые позволили человеку перейти к оседлому образу жизни и сформировать некие политические объединения. Этот процесс двигался, сначала в Египте, а затем и в Месопотамии, от начальной фрагментарной стадии к организованной, от крохотных городов-государств или небольших местных объединений к громадным объединенным царствам.

Когда эта фаза процесса завершилась, два конкурирующих организма начали экспансию за пределы своих границ, хотя и по-разному. Если для Египта главной целью был контроль над соседними народами, то для Месопотамии – аннексия и полное подчинение.

Две силы встречаются и до времени ограничиваются мелкими стычками между собой; наконец, в середине 2-го тысячелетия до н. э. в ситуацию с севера и востока вмешиваются горные народы, превращая исторический дуализм в плюрализм и увеличивая количество активных игроков на политическом поле. Основным местом встречи и взаимодействия цивилизаций становится полоса сирийской земли; вокруг нее складывается баланс сил, продержавшийся около трехсот лет – не слишком стабильно, но почти без изменений.

Затем с моря вторгаются новые народы с железным оружием; равновесие нарушено, те, кто его построил, стерты с лица земли. Но установившееся относительное влияние различных регионов Древнего Востока не в силах разрушить даже вторжение; функцию связующего звена берут на себя народы пустыни, которые в это время покидают свои кочевья, приходят и заполняют оставленную вторжением брешь; именно они занимают регион, которому суждено служить мостом между цивилизациями.

Когда дороги вновь открываются, самые древние и активные действующие лица древне-восточной истории – народы речных долин – постепенно реорганизуются и начинают движение навстречу друг другу. Но на этот раз Египет не может продвинуться слишком далеко: его силы истощены; Месопотамия пользуется этим и впервые распространяет свое влияние на весь Древний Восток.

Речь в данном случае идет о влиянии, не о владычестве. Владычества и долговременного объединения всего региона удалось добиться только персам – последнему из горных народов, которые воспользовались кризисом в центре и пришли с окраин. Теперь Ближний Восток противостоит Западу как единое целое: происходит столкновение, и наступает конец.

Примерно так, если очень кратко, выглядит история Древнего Востока во времени. Если поменять позицию и рассмотреть эту же историю в пространстве и в связи с условиями жизни главных действующих персонажей, то несложно увидеть характерную черту этого процесса: конфликт между народами «плодородного полумесяца», народами пустыни и народами гор. Логическим центром этого конфликта служит «плодородный полумесяц» – земля народов, живущих оседлой сельскохозяйственной жизнью, самый богатый, процветающий и желанный регион. На него давят с одной стороны кочевники-бедуины пустыни, с другой – другие кочевники, коневоды и охотники соседних гор. Тех и других гонит в долины мечта об изобильной жизни и надежда на избавление от нужды. Как только эта надежда сбывается, кочевники переходят к оседлой жизни, их стремления и политика меняются на обратные. Оседлые народы, со своей стороны, пользуются благоприятной географической ситуацией и строят сильные государства; именно они, или запущенные ими силы, периодически определяют механизмы, управляющие ходом истории. Интересно при этом, что перед кочевниками они бессильны – по крайней мере, они не в силах добиться решающего успеха. Их действия носят оборонительный, не наступательный характер; они расчищают границы и защищают коммуникации, но их противник появляется снова и снова, преодолевает сопротивление, проникает, ассимилируется – и все начинается сначала.

В целом – если прибегнуть к аналогии из химии, – историю Древнего Востока можно рассматривать как процесс синтеза. В качестве основных веществ, реагентов, здесь выступают долинные цивилизации, Египет и Месопотамия; они первыми сформировали государства и много веков сохраняли независимость. В роли веществ, которые определяют ход процесса синтеза или способствуют ему, катализаторов, выступают народы гор и пустыни; они соединяют в себе черты противоборствующих сил, что приводит сначала к равновесию, а затем к преобладанию одной из сторон. Последний из катализаторов производит собственно синтез. Но элементы распада уже присутствуют, и полученное сложное вещество быстро распадается.

Политика

Иногда историю Древнего Востока в двух словах описывают так: это возникновение и постепенное усиление идеи, которая в зародыше присутствует уже в самый ранний период: идеи вселенской монархии. Уже аккадская империя Саргона, разделяющая историю шумеров примерно пополам, провозглашает владычество над «четырьмя концами земли»; именно это остается главной целью непрерывного совершенствования политических форм, пока наконец ассирийцы, вавилоняне и, самое главное, персы не реализуют эту идею в полном масштабе.

Несмотря на понятные положительные моменты, мы не считаем такую позицию верной. Начать с того, что она охватывает лишь часть временного периода; более того (и это самое главное), она фокусирует внимание лишь на ограниченной части территории Древнего Востока. Да, в определенные периоды месопотамской и персидской истории концепция владычества над всем известным миром выходит на передний план; но другие регионы и народы разделяют эту идею лишь частично или не разделяют вовсе. Начать с египтян: мы видели, что они рассматривали отношения с другими странами больше с точки зрения контроля, стремились обезопасить свои границы, и не более; оккупация и владычество их не интересовали. Если же говорить о хеттах, то их федеральная система, как нам представляется, полностью противоречит идее вселенской монархии: они мало того что не поглощали и не уничтожали завоеванные государства, они признавали их независимость и подчеркивали ее в юридической форме, заключали с ними договора.

Таким образом, сделаем вывод. Мы считаем, что политический горизонт древне-восточных народов был более разнообразным и изменчивым, чем полагали прежде. Но одна константа здесь действительно присутствует: не вселенская монархия, но монархия как таковая, институт единоличной и абсолютной власти. Монархия преобладает на Древнем Востоке как в пространстве, так и во времени, неизменно притягивая к себе все – даже то, что изначально плохо к ней приспособлено, как, например, шумерские городские теократии или хеттские монархии, ограниченные влиянием знати.

Религиозная вера на Древнем Востоке преобладала над множеством иных форм цивилизации, поэтому институт монархии мог базироваться только на религии – и ею же оправдываться. Но часто он шел еще дальше: монарх объединял две сферы жизни, человеческую и божественную, воедино и принимал на себя функции посредника между ними, если сам не поднимался в божественную сферу.

В этом отношении между двумя главными очагами ближневосточной цивилизации – Месопотамией и Египтом – существует заметная разница. В Месопотамии царь – посредник, но сам он принадлежит к миру людей; тенденции к обожествлению монарха не слишком серьезны, да ни к чему и не приводят. В Египте, с другой стороны, царь – это бог, снизошедший к людям. Отсюда и разница в отношении к жизни: в Месопотамии постоянная тревога, страх остаться в неведении относительно высшей воли и нарушить гармонию между двумя мирами; в Египте радостное спокойствие, смиренное согласие с предопределением и волей богов, которая доходит до людей напрямую, из первых уст.

Отношения между монархией и божественной волей, особенно интенсивные в регионах с давними культурными традициями, часто порождали проблему, которую невозможно понять до конца, если ограничиваться только одним регионом. Не стоит недооценивать тот факт, что у соседей-кочевников ситуация была совсем иной. Обожествление правителей и, соответственно, их абсолютная власть там были серьезно ограничены. Не важно, идет ли речь о племенном вожде, власть которого ограничивает совет старейшин, или о выборном предводителе ограниченного класса знати, – в любом случае положение вождя кочевников сильно уступало положению царя оседлого народа. Одно можно сказать точно: первые завидовали вторым и всегда стремились усилить свои позиции. К примеру, царь хеттской новой империи отличался от царя старой империи тем, что присвоил себе египетский символ божественного происхождения; кроме того, после смерти его ждало обожествление.