— Вы живете недалеко отсюда, Рамон?
— Я живу везде, — ответил он. — Мой дом там, где я приклоню голову.
— А ваша семья? Ваше племя?
— Все умерли. Я остался один, — печально произнес Рамон.
Костер весело потрескивал, выбрасывая высоко в воздух искры и клубы дыма.
— Там был когда-то город. — Рамон махнул рукой в сторону пустыни. — И я жил в нем, когда был маленьким. Потом земля начала дрожать. Сначала слабо, потом все сильнее и сильнее, отчего большинство домов разрушилось. Много дней сотрясалась так земля. Некоторые жители вместе с близкими бежали в горы, среди них был и мой отец, он взял нас с собой.
Вскоре полили дожди, задули ветры. Пришла зима, и стало очень холодно. Мы с отцом пробрались к городским руинам, чтобы поискать еду, одежду и оружие. Другие не решились — боялись.
Дома у нас всегда хранился большой запас провизии; к счастью, он уцелел, и мы забрали его с собой. Но счастье это обернулось горем: когда мы вернулись, отца убили и захватили еду, которую мы принесли с собой. Мы с братом и сестрой и еще двое других, присоединившихся к нам, вынуждены были бежать и прятаться. Мы нашли небольшую ложбину среди скал, там бил родник, за ложбиной протекала река. Мы надежно укрылись, и нас не нашли. Зима была в тот год очень суровой, мы вырыли в холме пещеру, которая стала нашим убежищем. Выходя на охоту, встречали других людей, но не доверяли никому: только издали наблюдали за ними. Они не умели стрелять так же хорошо, как мы, потому что никогда не охотились.
— Индейцы, — удивился я, — и не охотились?
— Они жили в городе, — пояснил Рамон. — Ваши люди, живущие в городе, разве они ходят на охоту?
Вскоре мы построили еще одно убежище, место выбрали в узком каньоне среди деревьев, — там тоже бил родник, но не ходили туда, держали его про запас.
Весной одного задрала пятнистая кошка, которую вы называете ягуаром: в те годы их тут было великое множество. Пройдут годы, прежде чем встретишь хоть одну.
Втроем мы решили наведаться в город. Стены домов были когда-то выложены из кирпичей ила, поэтому не выдержали, разрушились. Не сохранилось ничего. Из построек.
Сплошные руины, что-то снесено водой, что-то засыпано пылью...
Когда мы вернулись назад, в свое убежище, то нашли двоих мертвых: кто-то пробрался и убил их, остальные убежали в пещеру каньона и спрятались там...
Ужин был готов, мы подошли к костру. Рамон ел неторопливо, не вспоминая больше о прошедших годах. Сколько же ему могло быть лет? Чем дольше я смотрел на него, тем старше он мне казался.
На второй день пути после первого привала мы с Рамоном впервые отправились к месту, где паслись лошади. Их были тысячи, пасущихся на зеленой равнине!.. Мы оставили наших лошадей в тени деревьев и пошли наблюдать за дикими. Поистине разбегались глаза. Мой взгляд с восхищением останавливался то на одной, то на другой, оценивая до достоинству и грациозность движений, и скорость, с которой они будто перелетали с места на место.
Табунами по сто или больше лошади скакали по равнине, описывая круги, и возвращались обратно. Они находились от нас на расстоянии менее ста ярдов, смотрели, изучали нас и уносились прочь со скоростью ветра.
Это было удивительно прекрасное и величественное зрелище, ничего подобного ранее мне не доводилось видеть. Казалось, по равнине мощно перекатывалась многоцветная волна, в которую вливались все табуны. Некоторые лошади стояли в стороне. Среди них особо выделялся черный жеребец с белой отметиной, весом уж никак не менее тысячи фунтов: в сравнении с ним все остальные казались младенцами.
Один табун несколько раз пронесся неподалеку, словно приглашая и нас присоединиться к захватывающему дух движению. Но мы не сделали никаких попыток приблизиться, давая возможность привыкнуть животным к нашему присутствию. Создавалось впечатление, будто на этих лошадей никто никогда не охотился, однако Селмо показал нам жеребца с тавром на бедре.
Неподалеку от подножия гор нам как-то повстречалось и стадо лосей, наверное, как мы решили, не менее чем в тысячу голов; и теперь будто многоцветная волна поменяла цвет — приняла нежно-коричневый оттенок лосиных рогов.
С приближением сумерек мы вернулись на то место, где еще днем решили разбить лагерь. Монте принес к ужину убитого лося, и мы стали обладателями нескольких сот фунтов мяса.
Попадались нам и волки, совершенно не обращавшие на нас никакого внимания, и тоже, очевидно, впервые встретившиеся с людьми. Волки, как серые кровожадные привидения, крались за стадом лосей, поджидая ослабевших или отставших от стада животных.
Вернувшись к месту стоянки, мы напоили своих лошадей и отпустили их пастись на траву, сами же занялись разбивкой и устройством лагеря. Рамон и мы с Франческо пошли осматривать окрестности. Вскоре к нам присоединился и Джакоб.
— Здесь у них водопой. — Рамон показал на следы копыт вдоль ручья.
Джакоб внимательно присматривался к деревьям и кустам.
— Нам нужно построить загон таким образом, чтобы туда попал ручей, — сказал он. — Тогда у лошадей будет вода. На всем пространстве между деревьями посадим кусты и привяжем к кустам жерди.
Мы продолжали изучать местность. И в конце концов пришли к выводу: выстроить что-то вроде тоннеля, по которому лошади могли бы подойти к воде. У самого загона тоннель должен сужаться, чтобы в любой момент можно было легко перекрыть его, когда в загоне наберется достаточное количество лошадей.
— Стройка отнимет немало времени, — решил Джакоб. — Ведь мы должны будем каждый вечер возвращаться в лагерь, чтобы позволить животным беспрепятственно подходить к воде. Когда они окончательно привыкнут, то станут приходить сюда и при нас. Пусть уходят, возвращаются, когда захотят: они должны будут в конце концов преодолеть страх. Только после этого мы закроем выход из загона и сможем отловить две или три сотни лошадей сразу.
Задуманный план был, конечно, не из простых, но мы и не искали легких путей.
Тотчас принялись за работу. Принесли топоры и лопаты. Высаживали кусты, рубили деревья, превращая их в доски и жерди. Словом, трудились не покладая рук, делая короткие передышки лишь на то, чтобы выпить немного кофе. Время от времени мы издали смотрели на лошадей, но по-прежнему не делали попыток приблизиться к ним. С наступлением вечера прекращали работу и возвращались в лагерь, все время опасаясь, что стук топоров и наши передвижения испугают животных.
Осуществляя задуманное, мы заботились не об одних лошадях: ведь в пустыне вода принадлежит всему живому. После нашего ухода появлялись не только лошади, двигавшиеся медленно и осторожно; вместе с ними приходили на водопой лоси, несколько оленей. Забираясь на скалы, мы наблюдали за ними, пока было светло. Приходили и волки: наутро нередко около ручья мы обнаруживали обглоданные кости.