Острые осколки хлестнули по кирасам и шлемам. Солдаты отпрянули, пряча лица. Индейцы замерли, не в силах поверить в увиденное. Вой и плач наполнили округу. Жрецы подпрыгивали и что-то кричали, наверное, молясь, чтобы повергнутые идолы не мстили за надругательство. Толпа надвинулась на строй конкистадоров. Засвистели камни и копья.
Ромка велел раздувать фитили и заряжать арбалеты, но пускать их в дело не понадобилось. Кортес не зря выбрал такую позицию для разговора. Он схватил толстого касика за шею и приставил к ней длинный стилет. Солдаты навалились на ближайших жрецов и советников и мигом скрутили их. Немногим удалось затеряться в толпе.
Толстый касик закричал, призывая своих людей к спокойствию. Знатные тотонаки перестали трепыхаться в сноровистых руках и присоединили свои голоса к призыву вождя. Страсти постепенно улеглись. Толпа успокоилась, но расходиться не собиралась. Ромка, а за ним и все его солдаты потихоньку, вдоль стен, пробрались к своим и заняли позицию чуть поодаль, чтоб в случае чего сектор обстрела был пошире.
Над площадью повисло гробовое молчание. Потом вдалеке глухо, как из-под земли, зарокотал барабан, заухали литавры. Толпа расступилась, и в образовавшемся проходе появилась процессия жрецов в черных накидках. Медленно, раскачиваясь в такт собственному пению, они прошли сквозь толпу, направились прямо к обломкам и стали собирать их в плетеные корзины. Потом появилась вторая волна жрецов, которые принялись уносить более крупные обломки и уцелевшие статуи.
Кортес отпустил шею касика, по-братски взял его под локоть и поднялся на несколько ступеней вверх. Ромка видел, что стилет он не убрал, просто опустил и приставил к круглому боку вождя, прикрыв полой его же хламиды. Солдаты выстроили других плененных касиков перед первой ступенькой и уперли оружие им в спины. Кортес заговорил.
Тысячам индейцев ничего не стоило разорвать тонкую ниточку оборонительных порядков испанцев и растерзать их голыми руками, но, судя по замершим лицам и вытянутым шеям, речь конкистадора производила на них гипнотическое впечатление. Кортес говорил об истинной вере и Великой Матери нашего сеньора Иисуса Христа. О том, как братские народы вместе пойдут в освободительный поход против тирании и поборов. О том, какой замечательной будет жизнь в этих благословенных Богом краях.
С каждым его словом небо становилось все темнее. Ветер принес с моря тяжелые тучи, закрывшие солнце. На самом краю горизонта, в последнем просвете появился бледный призрачный серп луны, потом пропал и он. С последним словом, как бы подтверждая его правоту, за тучами прокатился гулкий раскат грома, потом еще и еще. За городскими стенами хлестнули землю яркие искристые молнии. Ветер поднял столбы пыли. Над страной тотонаков разразилась сухая гроза.
Многие индейцы закрыли головы руками, некоторые пали ниц. Касики задергались. Боязнь гнева богов боролась в них со страхом перед мечами испанцев. Тем тоже было не по себе. Вздрагивая при каждом ударе, они чувствовали, как встают дыбом наэлектризованные волосы, и с ужасом наблюдали синие дорожки света, пробегавшие по клинкам.
В Ромкиной груди испуг боролся с чувством необыкновенной силы. Он готов был один броситься на толпы индейцев, сокрушить их, втоптать в камни мостовой, огнем и мечом пройти по городу.
И вдруг все кончилось. Повинуясь поднятой вверх руке капитан-генерала, гром утих, тучи медленно и неохотно поползли за горизонт. Солнце стыдливо протянуло к предательски оставленной им земле робкие лучики тепла и света.
Кортес взмахом руки приказал отпустить тотонаков и убрал стилет от бока толстого касика. Тот, утирая вспотевший загривок, в окружении потрепанной свиты медленно двинулся к своему дворцу. Перед тем как исчезнуть за спинами расступающихся подданных, он обернулся к Кортесу и, кряхтя, поклонился ему до земли. По вздувшимся на шее венам все увидели, каких усилий это ему стоило. Еле распрямившись с помощью советников, он приказал очистить от идолов все пирамиды, потом подозвал жрецов, велел им постричься, одеться в чистые белые одежды и заботиться о чистоте и красоте нового храма, ежедневно украшать его свежими зелеными ветвями и служить святому изображению Девы Марии.
Кортес развернулся и, не произнеся больше ни слова, направился в сторону квартир, отведенных испанцам. За ним потянулись остальные конкистадоры.
Индейцы расступались перед ними, как воды пред Моисеем. Передние наваливались на задних, те прижимались к стенам. Трещали ребра, рвалась одежда, слышались хрипы и стоны. Кортес шел, не обращая на это внимания, высоко подняв голову, увенчанную гребнем шлема. Солдаты старались держаться ему под стать.
Утром следующего дня всех позвали на мессу. За ночь плотники вытесали большой крест. Его установили в том храме, из которого жрецы вынесли прежнее убранство. Бартоломео де Ольмедо служил истово и торжественно.
После мессы солдатам отдали приказ собираться. К полудню все лучшие силы испанского воинства отправлялись в дальний поход.
Великий Мотекусома прошелся по залу. Жрец храма Уицилопочтли, распростертый у ступеней, ведущих к золотому трону, чуть приподнялся над полом, но головы не поднял.
— Великий правитель, наши лазутчики из Семпоалы докладывают, что посланцы богов готовятся в поход против нас. Пора что-то делать.
— Велика ли опасность, исходящая от них? — задумчиво проговорил Мотекусома. — Их ведь всего несколько сотен.
— Их предводитель — настоящий демон. Силою слова и магией он смог укротить буйство тысяч тотонаков и заставил их разрушить собственные храмы.
— Магией?!
— Говорят, он вызвал грозу с громом и молниями, но без дождя.
— В тех местах такие грозы бывают, пусть и нечасто.
— Бывают, повелитель, но они не случаются по прихоти человека.
— И то верно. Ладно, соберите армию в десять тысяч человек и отправьте в Чоулу, на границу с Талашкалой, с барабанами и флейтами. Пусть местные расскажут сынам бога, что прибыло подкрепление. Может, тогда они двинутся через земли талашкаланцев.
— А те встретят их, как подобает истинным воинам, — осклабился жрец.
— Да, чем сильнее они друг друга ослабят, тем нам будет спокойнее.
Глава четырнадцатая
— Вкусно! — пробормотал Ромка, откидываясь на топчане.
— Много не ешь, — ответил Мирослав. — А то ранят в пузо, жизни вмиг лишишься.
— Да ладно тебе. Как не поесть после этих проклятых переходов? — ответил Ромка.
— Осторожней надо. Цаоктлан лежит во владениях Мотекусомы. Местный касик не очень к нам благоволит.