господин! Давненько вы нас не жаловали.
Черт побери – следователь! Этот как его… старший лейтенант… тавуллярий. Ишь ты, вместо того, чтоб дело расследовать, он по баням да публичным домам шляется! Нечего сказать, молодец!
Вежливо кивнув, сотник быстро пошел прочь, но на углу оглянулся. Там, на месте происшествия, следователь показался Мише каким-то старым тютей, вовсе не энергичным и нисколько не заинтересованным в поисках преступников. Этакий лысый старичок, просто занимающий место в канцелярии уголовных дел. Отработать свой номер – не больше. Таких везде много…
Однако вот сейчас, встретившись с тавуллярием лицом к лицу, да еще столь неожиданно, сотник все же расмотрел – не такой уж господин Евпатор и старый. Даже и совсем не старый – лет тридцать пять, коренастый, крепкий, и вовсе не лысоватый, скорей, подстрижен очень коротко, одна лишь челка – на лоб, как когда-то носили в древнем Риме патриции. Модная туника, замшевая обувь… и взгляд. Очень вот Мише не понравился взгляд: недобрый такой, внимательный, цепкий.
Впрочем, черт с ним, со следователем – пущай развлекается. Итак – ипподром! Ксенофонт… он же – Мануил Ларгис. «Голубая» партия, «голубой» сектор…
Явившись домой, сотник первым делом послал подвернувшегося Вельку в лавку, за голубой тесьмой, коей и следовало обшить туники перед походом на ипподром. Чтоб «свои» сразу признали, типа синебело-голубого «зенитовского» шарфа.
В ожидании вышел во двор – благо, погодка пока позволяла: вечерок нынче выдался тихий и теплый. Крича, кружили в сиреневом небе чайки, солнце, садясь, отражалось золотистыми сполохами в крышах домов и на куполах храмов.
Закутавшись в плащ, Михайла присел на скамеечку под старой смоквой, невдалеке от летней кухни.
– Здрав будь, господин сотник, – приветствовали позади.
Миша оглянулся – Премысл. Десятник выглядел слегка озабоченным. Впрочем, он всегда так и выглядел – уж точно не балабол, клещами слова не вытянешь.
– Как у тебя рука-то?
– Да потихоньку…
Здоровяк присел рядом, помолчал…
– Здравы будьте! – войдя в калитку, почтительно кивнул Жердяй.
Улыбнулся:
– Рыбки сегодня немало!
Сидеть со своими охотник, правда, не стал, махнул рукой – на запястье что-то блеснуло – да прошел сразу в дом. Умаялся за день, чего ж.
– Что это у него на руке? – удивился десятник. – Похоже, браслетик серебряный.
– Так и у меня браслет… и вон, у тебя, – Михаил хмыкнул. – Вот и Жердяй… Верно, не только для нас рыбку ловит. Продает кое-что…
– Продает…
– Эко дело!
– Все одно, – набычился Премысл. – Мог бы ведь и похвастать.
На ипподром отправились уже в ближайшую субботу, вчетвером. Михайла с Варварой и Рогволд с Гориславою. Изображали семейные пары, по случаю такого события разодевшиеся в лучшие свои наряды, щедро обшитые голубой тесьмой. Наряды пришлось прикупить, да и у варяга нашлось кое-что – выглядели неофиты-болельщики вполне комильфо, как принято. Длинные туники, у девушек – затейливо повязанные платки.
Шли недолго – минут двадцать, Ипподром находился совсем рядом, между императорским дворцом и Святой Софией. Народу по пути становилось все больше и больше, так, что вскоре стало не протолкнуться. Оживленные толпы валили на ипподром, кто-то надеялся выиграть, кто-то же – просто развлечься, увидеть самого базилевса. Много было «голубых», «зеленых»… да, собственно, и все. Как пояснил Рогволд, раньше еще были «красные» и «белые», но ныне осталось только две «партии», политическая роль которых нынче была не так уж и велика. Император правил, опираясь вовсе не на большинство народа и не на партии, а на олигархов, чиновников и провинциальную знать, которую сознательно допустил до государственной кормушки.
«Красные и белые – слыхали, сэр Майкл? Как и у нас, в России, во время Гражданской. Веди-и, Буденный, нас смелее в бой!»
Узенькие горбатые улочки наконец-то закончились, впереди возникли многоэтажные мраморные аркады, похожие на римский Колизей, только вытянутый огромным овалом. Где-то позади маячил купол храма Святой Софии, а правей, ближе к морю – башни дворцов.
– Вот это народу! – усаживаясь на указанное служителем место, выдохнула Горислава. – Думала – раздавят. Как же здесь хоть кого-то найти?
И впрямь задача выглядела нелегкой. «Голубой» сектор занимал примерно половину трибун – попробуй, отыщи знакомого человека…
– Отыщем, – уверенно хмыкнул Рогволд. – Может, и я его в Турове видел… этак мельком. Ежели видел – признаю. Правда, по описанию – нет, не встречал.
– Найдем, говоришь? – Горька хлопнула глазами и снова вздохнула. – Разве что с божией помощью, ага.
– Да нет, Горя… Мы же правильно сели, – сотник обвел трибуны рукой, понимая, что девушка сильно нуждалась сейчас в том, что называют «руководящими указаниями», которые не столь уж и легко давать – если за них самому отвечать придется. Гориславу же следовало утешить, отвлечь, иначе дева вот-вот впадет в панику. Еще бы, в деревне-то подобного многолюдства нет! Тут прямо какой-то стадионный рок-концерт. На что уж Варвара – городская и жизнью многократно битая, а и та побледнела, озиралась испуганно.
– Смотри, Горя, – Михайла кивнул на трибуны. – Внизу, в первых рядах – места для знати, там наш приказчик сидеть уж никак не может. Как и у императорской ложи. Наверху же – места для простонародья. Там ему тоже невместно, все же не нищий. Значит – вот эти вот, наши, ряды. Ну, в перерывах походить надо будет, присмотреться… Не увидим сейчас, еще раз придем – слава богу, вход-то свободный, денег не берут.
Денег-то не брали, но призывы делать ставки слышались во множестве. Ну и разносчики бегали, да…
– А вот пироги, пироги, кому пироги?
– Вода, холодная, вкусная! Вода!
– Лепешки, лепешки, с пылу – с жару!
Ну да, ну да – как же без торговли-то? Бегали, сновали разносчики – водоносы, пирожники и прочие торговцы. Кроме еды и питья еще продавали покрывала – чтоб мягче сидеть, зонтики от солнца, и всякого роды игрушки колесницы, лошади. Все были двух цветов – «зеленые» и «голубые». Прасины и венеты.
– Эй, эй! А ну, дай-ка лепешек! – варяг вытащил из висевшего на поясе кошеля-калиты обол. – Четыре…
– Вам с чем, мои господа? С бобами, с мясом, рыбные?
Взяли разных на пробу, купили и водички – выпили по стакану… И тут вдруг…
– Базилевс! Базилевс! Смотрите!
Зрители дружно встали. Трибуны взорвались овацией.
– Слава императору Иоанну!
Император появился в ложе под фанфары… или на чем они там играли. Среднего роста, или даже чуть выше – из-за расстояния нельзя было рассмотреть черты лица. Лишь солнце играло на златотканых одеждах, да видно было, как базилевс махнул рукой, давая старт забегу…
Рванулись! Понеслись колесницы!
О, какой тут начался шум! Футбольный матч отдыхает.
В противоположных концах арены высились две колонны – египетский обелиск с иероглифами и высоченный столп в виде скрутившихся змей, смотревшийся как-то диковато. И то и другое осталось еще с древних, римских, времен, а то и с греческих.
Колесницы неслись, поднимая тучи пыли. Вот «голубая» вырвалась на полкорпуса вперед… на повороте у «змеиной» колонны ее