Но он не спал, а сидел на огромной кровати из светлого дерева. На ней были разложены бумаги, на столике рядом стояла зажженная свеча. Майкл был без рубашки.
Когда Сайленс вошла, он тут же посмотрел на нее.
На мгновение воцарилась тишина. А потом Майкл отложил бумагу, которую держал в руках, и спросил:
– Сайленс, что случилось?
Она нервно улыбнулась, собираясь с мыслями. А потом сказала:
– Мне надо задать тебе два вопроса.
Мик кивнул и сказал серьезным тоном:
– Хорошо, я слушаю.
Он не пригласил ее войти, но Сайленс сама шагнула вперед и села в кресло недалеко от его кровати.
– Что ты делал после того, как сбежал из дома?
Мик начал собирать лежавшие на кровати бумаги.
– То же самое, – ответил он, – что делает всякий мальчик в Лондоне, если оказывается один. Я работал.
Сайленс ждала продолжения. Майкл сложил бумаги в стопку, поправил ее и положил на стол. А потом заговорил опять:
– Я убежал из Сент-Джайлза. Мне стало известно, что Чарли выжил после того, как я облил его купоросом, и представлял для меня самую страшную угрозу. Сначала я попрошайничал и воровал, но для парнишки вроде меня это было опасно. В каждом округе ведь есть свои воровские шайки, а они не любят чужаков на своей территории. И, конечно, меня просто могли поймать честные горожане. Так что в конце концов я оказался на берегу Темзы и нанялся к паромщику: помогал ему загружать и выгружать грузы с лодки. Это было днем. А по ночам мы с ним обчищали грузовые корабли.
Майкл спокойно, даже сухо рассказывал о своей жизни, полной опасности и лишений. Сейчас Сайленс видела перед собой взрослого сильного мужчину. Он был уверен не только в своих мускулах, но и в способностях командовать сотнями людей. Казалось, Майкл способен решить любую проблему, победить любого врага.
Но в то время он был совсем другим – худым тринадцатилетним подростком. Сайленс хорошо знала этот возраст, ведь у них в приюте жило много таких мальчишек. Все они были отчаянными существами, постоянно хулиганили и хвалились своими силами. Но Сайленс понимала, что их можно ранить одним словом, унизить одним жестом. И даже когда мальчишки заявляли грубыми словами о своей независимости, их по-девчачьи нежные щеки краснели от волнения, а глаза заранее просили прощения.
В том возрасте грудь Майкла была узкой, руки – длинными и тонкими. Конечно, глаза его так же поражали всей красотой, к тому же на худом лице они казались еще больше. Сайленс почти видела перед собой юного Майкла, потерянного и одинокого. Мальчика, который вынужден был в одиночку противостоять жестокому миру.
У нее чуть сердце не разрывалось от сочувствия к нему.
– Где же ты жил? – дрожащим голосом спросила Сайленс.
– На реке. Я спал везде, где было более-менее сухо и тепло. В хорошую погоду кроватью мне служила лодка. Иногда приходилось идти в ночлежный дом, но такие места были опасными для мальчика вроде меня.
Сайленс не могла отвести от него взгляд. Майкл сидел на огромном ложе, словно король. Его смуглая кожа сияла в свете свечи. Покрывало он небрежно обернул вокруг талии, и ей вдруг пришло в голову, что под ним у Майкла ничего нет.
Она все-таки заставила себя посмотреть в сторону и спросила:
– Что же случилось потом?
– А потом мы с хозяином столкнулись нос к носу с другой шайкой грабителей, которые тоже промышляли грузовыми кораблями. Нас сильно побили и отняли весь товар. И в ту ночь, когда я заполз в какую-то дыру, чтобы зализать раны, мне стало ясно, что так мне не выжить.
– Что ты имеешь в виду?
Майкл ответил, протягивая руки:
– У меня было только два пути. Я мог стать волком, – он повернул одну руку ладонью вверх, – или умереть трусливым зайцем. – И он повернул вторую, а потом глянул на них, словно взвешивая шансы, которые были у него в детстве. – Следующей ночью я нашел тех бандитов, которые напали на нас, и сказал, что хочу работать на них. Они сначала меня поколотили – дали знать, что я в их шайке пока никто, но разрешили грабить вместе с ними.
Потом Майкл сжал пальцы в кулаки и продолжил:
– Я рос и становился все сильнее и опытнее. Медленно я поднимался вверх, учился владеть ножом и в итоге вызвал на поединок главаря банды. После того боя он уже не смог ходить как раньше. А я в свои пятнадцать лет стал предводителем шайки.
Он опустил кулаки на покрывало и уставился на них.
– Прошло еще несколько лет, и меня стали бояться все капитаны судов на Темзе. Потом я перевел шайку в Сент-Джайлз и снова встретился с Чарли. Ожоги на его лице зарубцевались, но тогда он был не так силен, как сейчас. Я мог бы убить его, но не стал этого делать.
– Почему? – тихо проговорила Сайленс.
Майкл посмотрел на нее. Но ей было понятно, что сейчас он видит перед собой другого человека.
– Меня просила об этом… мама. Я не видел ее семь лет, и вот она стояла на коленях и умоляла пощадить мужа.
Сайленс задрожала. Что он чувствовал в тот момент? Что испытывал, видя на коленях мать, просившую его не убивать человека, который так ужасно обошелся с сыном и с ней самой?
– Я, как последний дурак, отпустил Чарли. Он сбежал, поселился в Уайтчепеле, и с тех пор его главной целью в жизни стала месть. Чарли медленно набирал силу и в итоге стал Викарием из Уайтчепела. – Майкл в отвращении тряхнул головой. – Да, мне следовало раздавить его, как червяка.
– Мама никогда бы не простила тебя, – сказала Сайленс. Ей хотелось плакать от жалости к Майклу.
– Она и так меня не простила, – заметил он. – С тех пор я ее больше не видел.
– Ты пытался? – нежно спросила Сайленс.
Майкл горько усмехнулся.
– Конечно, много раз. Но Чарли не подпускал меня к ней. И я понимал, что маме придется несладко, если муж узнает о наших тайных встречах. Она любила его до самой смерти.
Мать любила мужа больше сына. Майкл не сказал это вслух, но Сайленс чувствовала, что именно так он думал.
Она глянула вниз и увидела, что в течение всего разговора судорожно сжимала в кулаках материю ночной рубашки. Она выпрямила пальцы и разгладила ее.
– А когда твоя мама умерла?
– Четыре недели назад.
– Так недавно? – изумилась Сайленс.
– Да, – кивнул Майкл, – и потому я поселил тебя и Мэри в моем лондонском дворце. Смерть мамы развязала Чарли руки. Теперь он готов на все, лишь бы отомстить мне. Я знал, что он убьет любого близкого для меня человека, особенно женщину. Ему всегда нравилось измываться над ними.
– Значит, твоя мать удерживала его от нападения?
– Да, – ответил Майкл и отвернулся.
– Но получается, что ты все-таки был ей небезразличен?