В 2011–2012 гг. за националистами с очень небольшим отставанием следовали левые с 25 % контента, связанного с вопросами самоорганизации. Радикальное изменение политических условий в России — переход от «Русской зимы» к «Русской весне» — существенно не повлияло на организационно-мобилизационный потенциал этого течения. Судя по возрастному составу участников левых групп (здесь преобладают лица в возрасте до 25–30 лет), левые идеи продолжают активно транслироваться в рядах молодежных движений, оснащенных знаниями основ марксистской идеологии. Левые умело пользуются широко разветвленными сетями идейной пропаганды, созданной в советские годы. Интернет стал эффективным дополнительным инструментом «советизации» людей, не имевших опыта жизни в СССР.
Следующую ступень в иерархии групп по их внутреннему организационно-мобилизационному потенциалу занимали и занимают конформисты, постоянные сторонники власти. На фоне массовых уличных протестов около 21 % дебатов в их наиболее популярных сообществах «ВКонтакте» было посвящено вопросам организационно-политической работы. Эти группы мобилизуются и сплачиваются преимущественно сверху; тем не менее в их среде заметны искренние, а иногда и фанатичные проявления групповой солидарности, основанной на симпатиях к одному человеку — Владимиру Путину. До наступления кризиса это квазиидеологическое сообщество напоминало собой не столько идейное движение, сколько фан-клуб с соответствующим типом коммуникации и культурной стилистики, предполагающей, например, восхваление кумира в форме стихов, песен, видео- и аудио-материалов. После присоединения Крыма это движение стало все больше напоминать религиозную секту, похожую, например, на исмаилитов, признающих существование живого бога. В условиях «Русской весны» в этом сегменте Интернета стало заметно весьма существенное (более чем в 2,6 раза, до 8 %) снижение доли сообщений, связанных с самоорганизацией, что можно объяснить высочайшей концентрацией внимания данного сообщества к проблемам Крыма и Донбасса (отметим, что внимание не перерастает в действия).
Из всех рассматриваемых идейных движений России наименьший уровень интереса к самоорганизации и фактически самые низкие его показатели проявились в либеральном сообществе. Даже во времена наивысшей активности этого движения, в исторический миг «Русской зимы», кажущийся сейчас чуть ли не чудом, не более 15 % содержания коммуникации либеральных групп «ВКонтакте» было связано с проблематикой сплочения либеральных сил. Даже в период проведения массовых мероприятий, например таких, как «Марш миллионов» 15 сентября 2012 г., в котором либералы играли ведущую роль, их коммуникативное сопровождение включало, помимо фотографий и радостных восклицаний, еще и множество сомнений: «А в чем польза таких акций?», «Почему оппозиции необходимо объединять усилия?», «Хорошо ли оппозиция показала себя?» и т. д. После наступления «Русской весны» в либеральных кругах стало еще меньше признаков сплочения, а сомнений в пользе неких совместных действий только прибавилось. Мы зафиксировали усиление пессимизма и исторического фатализма, проявляющихся, в частности, в признании России и большей части ее населения принципиально не готовыми к модернизации и восприятию либеральных ценностей. Фраза Лермонтова полуторавековой давности о «стране рабов» превращается у значительной части либералов в лозунг и актуальное кредо. В таких условиях организационно-политическая компонента дискурса либерального сообщества Рунета сократилась в период «Русской весны» драматически — до 4 %, то есть почти в четыре раза.
Итак, переход к «Русской весне» продемонстрировал нарастание общественной пассивности российского общества, что и обусловило усиление роли российского государства и подчиненных ему средств пропаганды, ставших фактически единственным политическим и идеологическим актором на российской политической сцене.
Движение российского социума от ситуации «Русской зимы» ко временам «Русской весны» не только обусловило ослабление всех самостоятельных, негосударственных идейных течений и затормозило перемены внутри каждого из них, но и внесло изменения в характер взаимоотношений между ними. Наше исследование отразило эти перемены, проявившиеся в формировании неожиданных идейных союзов.
Российские левые и бóльшая часть русских националистов почти полностью отказались от критики российской власти и вместе с конформистами, почитателями российского лидера, образовали единый идейный фронт, враждебный украинскому Майдану, новой украинской власти и Западу, представленному прежде всего США (главы 2 и 3). Либералы тоже стали реже выступать против российской власти, перенося огонь критики на российский народ как якобы главный тормоз исторического развития России и основной носитель имперского сознания, стоящий на пути движения соседней страны в Европу (глава 4). Преувеличивая роль так называемой «исторической колеи» России, цивилизационно противопоставляя российский народ с его якобы «неизбывным рабским сознанием» свободным народам Европы, российские либералы оказались в идейном союзе с консервативными силами России, проповедующими идею «особого пути» страны (глава 7). При этом консерваторы-охранители от этой идеи испытывают прилив удовлетворенности, а либералы, воспроизводящие ее в иных терминах, напитываются еще большим пессимизмом, порой переходящим в отчаянье.
Гораздо органичнее оказалось идейное сближение левых и «путинистов». Уровень их негативного отношения к украинской национально-демократической революции и Западу практически одинаков, а в поддержке проекта так называемой Новороссии и еще более широкой и долговременной утопии — восстановления Советского Союза — левые и вовсе впереди всех остальных. Намного сложнее отношение к этим же явлениям у русских националистов. У численно наибольшей их части (так называемого «низового национализма») всегда преобладали имперские ценности, которые в ходе украинского кризиса лишь усиливались, способствуя нарастанию неприятия Майдана. В то же время в среде лидеров русских националистов преобладало позитивное отношение к Майдану, хотя и по разным причинам. По их высказываниям в Сети можно проследить их готовность поддержать протест против власти в соседней стране (глава 2). Лишь после присоединения Крыма и начала боевой активности так называемых «ополченцев» Донбасса большинство представителей обеих подгрупп движения националистов идейно сблизились.
Так или иначе, антиукраинская и антизападная пропаганда, радость за аннексию Крыма, поддержка сепаратистов ДНР и ЛНР — все это объединило бóльшую часть российского общества, противопоставив его либеральному меньшинству, все чаще рассматриваемому, в том числе и в социальных медиа, как внутренний враг, «национал-предатели» и «пятая колонна». Общество добровольного единомыслия резко сужает возможности Интернета — сами по себе чрезвычайно обширные и востребованные в постиндустриальных обществах — способствовать плюрализму мнений и идентичностей. На более или менее свободной от цензуры площадке Интернета россияне повторяют один и тот же, звучащий по телевизору, бедный набор патриотических лозунгов и анафем либеральным ценностям. Аморфное российское большинство не желает слышать разные версии и не стремится получить разнообразие фактов; оно больше заинтересовано в какой-то одной объяснительной парадигме и интерпретации политической действительности. Для этих задач телевизор гораздо удобнее Интернета, поскольку последний показывает мнения и информацию, способные, в условиях постсоветского общества, посеять сомнения и вызвать раздражение.
Дело, таким образом, не в недостатках интернет-пропаганды по сравнению с телевизионной пропагандой604. Главной причиной «недоиспользования» предоставляемых Сетью возможностей является само российское общество в его нынешнем состоянии. В современных условиях, при высокой степени неприятия либеральных и демократических ценностей невелик и общественный запрос на свободную информацию, производимую и артикулируемую в интернет-среде. В отличие от ситуации начала 1990-х гг., когда две трети россиян были уверены в том, что «социализм завел нас в тупик», современные жители России в своем большинстве идеализируют достижения СССР, забывая о лишениях и невзгодах советской эпохи: они находятся в плену имперской идентичности, негативной, антизападнической консолидации (главы 6 и 7). При этом происходящая в стране модернизация массовых коммуникаций парадоксальным образом сопровождает масштабные антимодернизационные процессы: ликвидацию свободы слова, мифологизацию массового сознания, деградацию демократических институтов, нарастание политической реакции, подавление публичной политики. Все эти процессы не только не вызывают протестов в российском обществе, но чаще всего благожелательно встречаются молчаливым большинством.