– Да ну тебя. Мне приснился такой странный сон. – Она поглядела на ущелье. – Значит, пропустила всю драку?
– Я видел тебя… там, – пролепетал ошеломленный Джон-Том. – То есть не всю – только часть. Она пришла ко мне, и я понял, что это ты.
– Ничего не знаю, не помню, – строго сказала Талея. – Получилось так: я очнулась в шатре посреди кучи трупов. Чуть со страху не обделалась. – Она хихикнула. – Но с прислугой случилось кое-что похуже. По-моему, они еще бегут. Потом я спросила, где ты, мне показали. А это правда, что говорят о тебе и М'немаксе?..
– Все правда, все честно, – отвечал Джон-Том. – То, что вошло в меня, я отослал назад в твое тело, но это неважно. Главное для меня – это ты.
– Джон-Том, ты вдруг стал говорить так непонятно!
Он положил руки ей на плечи.
– Кажется, нам наконец следует побыть вдвоем.
Он застенчиво улыбнулся, не в силах объяснить девушке, что произошло ТАМ. Она недоуменно поглядела на него.
– А ты не забыла своих слов… там, в Куглухе? – спросил он.
Талея нахмурилась.
– Не знаю, о чем ты, только это не новость. Ты всегда слишком много говоришь, но в одном все-таки ошибаешься.
– В чем же?
– Я не забыла своих слов.
И она ответила Джон-Тому самым долгим и сладким поцелуем в его жизни.
Наконец она разжала объятия. Или же он сам… Неважно.
Неподалеку на парапете рядышком сидели Флор и Каз. Джон-Том покачал головой, удивляясь собственной слепоте. Хапли исчез. Вне сомнения, он отправился разведывать путь к ближайшей реке. Фаламеезар, речной дракон, вполне мог помочь в этом лодочнику. Конечно, если сейчас его грызуны не нуждались в наставлениях относительно прав и обязанностей угнетенных пролетариев. Клотагорб отправился обсуждать чародейские дела с одним из волшебников-теплоземельцев.
– И что теперь будет, Джон-Том? – Талея встревоженно поглядела на него. – Раз ты теперь сделался настоящим чаропевцем, значит, захочешь возвратиться в свой мир?
– Не знаю. – Юноша поглядел на камни под ногами. – Едва ли я могу считать себя истинным чародеем. – Он со скорбью опустил ладонь на дуару. – Я всегда получаю лишь то, что нужно, а не что прошу. Конечно, это неплохо, но не слишком обнадеживает. И знаешь что – судьба адвоката или рок-звезды больше не привлекает меня. Я бы сказал, что вижу теперь гораздо дальше.
До бесконечности, добавил он про себя.
Талея кивнула.
– Ты повзрослел, Джон-Том.
Он пожал плечами.
– Если бы пережитое старило нас, я сейчас был бы вроде Мафусаила.
– Ну, я позабочусь, чтобы ты у меня не постарел… – Талея провела рукой по его волосам. – Значит, ты хочешь сказать, что намерен остаться? – И ровным тоном она добавила: – Может быть, ты хочешь остаться со мной?.. Если, конечно, способен меня выносить.
– Талея, я никогда не знал женщины, подобной тебе.
– Дурень, это потому, что подобных мне нет.
Она подвинулась поближе, чтобы снова поцеловать его. Он отстранился, охваченный воспоминанием.
– Что такое? Или я не хороша для тебя?
– Дело не в этом. Просто я вспомнил кое о чем. Я обещал себе сделать это при первой же возможности.
Пога они обнаружили на стойке для копий посреди уцелевшей стены. Теплоземельцы начали уже расходиться. Те, кто не оставался охранять броненосных, собирались в роты и батальоны перед долгим возвращением в родные места. Некоторые уже выступили в путь, усталость и скорбь о погибших мешали им распевать победные песни. Они направлялись на запад, к Поластринду, или брали южнее – туда, где Вертихвостка высвобождалась из отрогов Зубов.
Солнце опускалось за Мечтравной степью, ядовитый гриб давно унесло ветром. Сверкая яркими пестрыми крыльями, эскадрильи летунов клиньями уходили в сторону родных гнездовий. Далекая цепочка окутанных шелками фигур направлялась на север – шли прядильщики. Темное облако уже исчезало над дальней вершиной, взяв курс на сказочную Железную Тучу.
– Привет, Пог.
– Привет, чаропевец, – ответил мыш без особой радости, но Джон-Тому уже не нужно было выяснять причины плохого настроения фамулуса. – Наделал ды делов. Я горжусь, чдо у меня дакой друг.
Джон-Том опустился на низенькую скамеечку возле стойки.
– Почему ты не празднуешь вместе со всеми?
– Я ж у него прислуга. Ды эдо знаешь. Дожидаюсь новых распоряжений.
– Ты был ему хорошим учеником, Пог. Я могу лишь надеяться, что справлюсь с учебой не хуже, чем ты.
– Эдо ты о чем? – Перевернутая физиономия с удивлением уставилась на него.
– Я надеюсь, что Клотагорб согласится взять меня в ученики. – Дуара лежала на коленях молодого человека, он задумчиво гладил струны. – Похоже, что в этих краях я способен только на чародейство. Значит, прежде чем оно ухайдакает меня насмерть, следует все-таки постараться навести в нем какой-то порядок. Это пока мне везло.
– А Мастер-до, старая рожа, говорит, чдо дакой штуки, как удача, не существует.
– Я знаю, знаю. – Джон-Том подбирал мелодию. – Но мне придется чертовски потрудиться, чтобы понять половину премудрости, которой владеет старая черепаха.
И он завел песню, которую припомнил несколько дней назад в шатре, когда некий фамулус постарался утешить его и примирить с жизнью.
– Я не забыл то, что ты сказал мне, когда я вышел из оцепенения, куда отправил меня Клотагорб. Видишь ли, Пог, Клотагорб заботился обо мне потому, что знал – я могу оказаться полезным. Каз, Флор и Хапли тепло относились, потому что все мы зависели друг от друга. Но сам я как личность интересовал только Талею и тебя. У нас с тобой много общего. Дьявольски много. Но прежде я просто не смог заметить этого. Ты не ошибался насчет любви. Я думал, что мне нужна Флор. – Талея молчала. – Но на самом деле необходимо, чтобы кто-то нуждался во мне. Это, и ничего больше. Того же хочешь и ты.
И он запел, громко и четко. Вокруг мыша затрепетал воздух. Уже вечерело, начинало темнеть. На равнине вспыхивали костры, впервые за тысячи лет броненосные и теплоземельцы имели возможность поговорить.
– Эй, чего эдо ды?
Мыш вспорхнул с насеста и забил крыльями.
– Это, Пог, соколиная песня. У меня свое волшебство, так говорит Клотагорб. Вот я и трансформирую тебя.
Очертания фигуры Пога плыли, изменялись в неярком свете. Талея схватила Джон-Тома за руку.
– Он меняется, ведь так?
– Он хочет этого, – негромко сказал юноша, наблюдая на трансформацией. – Он объяснил мне то, чего я не понимал. Я плачу ему той же монетой. Моя песня превратит Пога в самого большого, самого смелого сокола, какой когда-либо рассекал облака.
Но форма была не та. Опять что-то не складывалось. Она менялась и светилась, и Джон-Том не верил своим глазам.
– Боже. Надо было подождать и посоветоваться с Клотагорбом. Извини, Пог! – обратился он к неясному незнакомому силуэту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});