Читать интересную книгу Люди полной луны - Александр Экштейн

Кроме луны, косвенное отношение к смерти имеет зеркало. Древние религии запрещали смотреться в него. Когда в доме покойник, занавешивают зеркала, дабы мертвый не подсмотрел за живущим и не забрал его с собой раньше времени. Зеркала — вход в Зазеркалье. Зазеркалье — другая жизнь, вход в параллельность, но ни в коем случае не в смерть, древние ошибались. Смерть недоступна человеческому и зеркальному взору, она за гранью понимания, ее можно лишь чувствовать.

У некоторых профессиональных фотографов бывали случаи, когда во время фотографирования группы людей вдруг случалось необъяснимое явление. При великолепном качестве снимка лицо одного человека из группы вдруг тускнело и возвращалось в качестве негатива. Это говорит о том, что фотографу удалось запечатлеть человека именно в момент «щелчка смерти», то есть в момент вздрагивания пространства над ним. Любители ночных походов, геологи, рыбаки, охотники, проводящие ночь на природе, знакомы с этим «щелчком». Вокруг ночь, и неожиданно, хотя ничего и не изменилось, понимаешь, что где-то в пространстве распахнула свои волшебные крылья бабочка рассвета.

Люди не знают, хотя когда-то давно, в прошлом, знали, что, глядя на себя в зеркало, позволяя себя фотографировать, снимать на видеопленку, рисовать художникам, мы совершаем частичное самоубийство, ослабляем свою жизненную энергию. Одним словом, нас нагло и бесцеремонно лишают силы, так необходимой по ту сторону жизни. Мы не сможем войти в смерть с достоинством, ибо оставили частицы себя в жизни, оставили память о себе, то есть вовлеклись в круговорот мучений, вложили свои изображения в фундамент АДа. Отсюда проистекают и наш страх перед смертью, и неоправданная любовь к жизни. Впрочем, придет конец времени, оно исчезнет, и тогда смерть пощадит всех.

В перерыве на совещании у главы городской администрации Самсонов с удивлением посмотрел на Миронова:

— Как здоровье, Сергей Антонович, что-то у тебя круги под глазами?

— Хорошее у меня здоровье, — покосился на полковника Миронов. — Вам такого даже во сне не видать.

— Я сплю без снов, — еще больше удивился Самсонов, не ожидавший от Миронова такой резкости. — А у тебя, Сергей Антонович, предынсультный вид.

— Да нет, — пожал плечами Миронов. — Уверен, что вас-то я на пару десятков лет переживу. — И, скептически посмотрев на полковника, уточнил: — А то и на три десятка.

— Как сказать, — поперхнулся кашлем Самсонов. — Идешь по улице, а тебя раз — и на матрас, в смысле лепнина с карниза оторвется килограммов восемьдесят весом и как даст по башке, а то и хулиган с ломом, — Самсонов незаметно для себя увлекся, — из-за угла выскочит и как шарахнет по голове, или…

— У вас нитроглицерин есть? — перебил его Миронов.

— Кажется, есть! — обрадовался Самсонов и стал хлопать себя по карманам кителя, но был вынужден огорченно добавить: — Эх, тоска, дома забыл.

— Возьмите мой, — флегматично предложил Миронов, — примите, а то что-то вид у вас неважный. Я как раз сегодня свежий для тещи купил.

Но им пришлось прервать свой разговор. Перерыв закончился, и все потянулись в кабинет мэра города.

— Ну и как у вас, Семен Иосифович, — спросил у Самсонова мэр Рокотов, — продвигается дело о преступлении в роще Дубки? Общественность волнуется. Случай, конечно, безобразный, жуткий, Клунса в городе хорошо знали, особенно в среде интеллигенции.

— Ищем, Глеб Константинович.

Рокотов, повернувшись к Миронову, поинтересовался:

— Как поживает прокуратура?

— Полнокровно, — готовно ответил Миронов. — А в деле Клунса никаких сложностей нет, обыкновенная бытовуха местного розлива. Вспомните трехгодичный случай с Астаповым, челноком, тоже ведь повесили, пытали, где деньги. И с Клунсом так же.

— Возможно, — миролюбиво пожал плечами Самсонов, — мы все версии отрабатываем.

Совещание продолжалось. Рокотов вступил в полемику с генеральным директором металлургического комбината, настаивая на усовершенствовании очистных сооружений, а Самсонов, слегка скосив глаза, посмотрел в сторону Миронова. Миронов тоже косился на полковника, и они встретились взглядами.

Ничуть не смутившись этим обстоятельством, Самсонов похлопал себя по кителю и неожиданно нащупал во внутреннем кармане стеклянную трубку с нитроглицерином. Он поспешно достал ее и, протянув Миронову, участливо произнес:

— Возьмите, Сергей Антонович, штук пятнадцать положите под язык.

— И что будет?

— Не знаю, — пожал плечами Самсонов, — говорят, при тридцати таблетках пена изо рта идет, а вот при пятнадцати не знаю. — Он участливо заглянул в глаза Миронову и с чувством добавил: — Честное слово.

Николай Стромов лежал на раскладушке в деревенском саду своего тестя и смотрел в ночное августовское небо. Его мучили бессонница и необъяснимая тоска. Он не знал, что именно в этот час полнолуния странную тоску и какой-то призыв почувствовали и другие люди. Он не мог знать, что именно в этот момент Леня Светлогоров подошел к окну загородной психиатрической больницы Дарагановка и не мигая стал смотреть на огромный диск луны, чувствуя, как по волосам на его голове стали пробегать какие-то совершенно неизъяснимые потрескивания, напоминающие шепот неведомого. Леня не видел, что почти в каждом окне больницы, где находились палаты, прильнул к стеклу кто-то из пациентов и столь же завороженно смотрел на ночное небо.

В это же самое время Глория Ренатовна Выщух осторожно, чтобы не разбудить Самвела Тер-Огонесяна, встала с постели и в полном блеске своей наготы, с закрытыми глазами, вышла в соседнюю большую комнату. Она раздвинула шторы, села возле зеркала, взялась руками за свои груди и. постанывая, стала их поглаживать. Через несколько минут она встала, глаза ее были по-прежнему закрыты, задвинула на окне шторы, вернулась в спальню и, не разбудив Самвела, легла на место. В двух километрах от Глории Ренатовны, в центре ночного города, на балконе шестого этажа под миражным светом луны стоял странный человек, тоже голый, но в шляпе. Он курил и сплевывал вниз, не обращая на луну никакого внимания. Это был городской прокурор Миронов. А в тысяче километров от него, в Москве, посередине огромной комнаты с растопленным, несмотря на лето и тепло, камином сидел в кресле Алексей Васильевич Чебрак. Он завороженно смотрел на огонь и, слегка раскачиваясь, напевал: «Поле, русское-е по-оле…» По его застывшему лицу было видно, что с таким же успехом он мог напевать все, что угодно. Алексей Васильевич находился в состоянии транса.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

«Чем больше умных людей собирается в одном месте, тем сильнее заметно, что среди них очень много идиотов», — думал Игорь Баркалов, разглядывая людей, наполнивших роскошный зал закрытого ресторана «Первая скрипка». Сегодня здесь расслаблялись участники элитарной конференции «Бизнес энд политика». Ради такого случая оркестр «Виртуозы Москвы» прервал свое зарубежное турне и предстал перед респектабельно-жующей публикой ресторана закрытого типа во всем своем исполнительском великолепии. Весь зал был украшен тропическими орхидеями, стены задрапированы настоящими лианами сарта, стволы которых были густо усыпаны крошечными голубовато-розовыми цветами. Все это в сочетании с продуманным дизайном делало чревоугодный мир ресторана похожим на сад Эдема, приватизированный Дьяволом. «Прекрасная музыка, прекрасные цветы, удивительная гармония цвета, света, звуков и мерзкие жующие богатеи. Красиво жить не запретишь, но хотя бы запретили некрасиво жевать».

Впрочем, все эти мысли особо не задевали Игоря, они возникали от скуки. В эту смену он должен был сервировать подносы с холодными закусками и подносить их к основному выходу из кухни в зал. Там эти подносы, словно эстафету, у него принимали официанты и несли дальше. Игорь заглянул в ассортиментное меню на сегодняшний вечер и покачал головой: двадцать четыре блюда из мяса, черепахи-лобстеры-омары-осьминоги в коньячно-винном соусе, суп из раков, паштет из языков колибри, жареные улитки, пиявки и саранча, суп из змеи, лягушачьи лапки, восемьдесят сортов мороженого и вина. Особенно возмущал Игоря специальный раздел меню под названием БКК (Большая красная книга). Этот раздел служил лишь для предварительных заказов. Клиент мог заказать себе блюдо из редких, исчезающих видов животных, представителей морского и речного миров. Игорь считал, что блюда из БКК заказывают лишь садисты, не имеющие возможности удовлетворить свой садизм другими способами. Чаще всего их заказывали знаменитые оперные певцы, знаменитые основатели и руководители благотворительных фондов, ушедшие на отдых экологи, титулованные борцы за мир и спивающиеся богатые гуманисты.

На Игоре были серые брюки, черные легкие туфли, белая рубашка, серебристая куртка и бабочка под горлом. «Официант, черт побери, — в гневе думал он, — мать вашу за ногу!» Его примирял с действительностью лишь один успокаивающий штрих — «ПММ», пистолет Макарова модифицированный, в специальной, чтобы не выпирал, кобуре под мышкой. При последней неофициальной встрече Хромов попытался развеять его беспокойство и скептицизм…