Читать интересную книгу Неизвестный солдат - Вяйнё Линна

— Да-а. Вот и я всегда то же самое говорю. Когда русские начинают плеваться железом, только и думаешь, как бы уцелеть. Но так уж странно устроен человек, что, когда пули перестают летать, он тут же снова начинает распевать песенки и ругаться как черт. Ну, мне надо уже идти. Еще раз спасибо.

Уходя, Хиетанен положил салаку в рот. Он не решался разгрызть ее и только сосал злосчастную рыбешку, с помощью которой Мякиля хотел спасти его душу.

V

После еды полувзвод собрался в путь. Ламмио не показывался и держал связь с Коскелой через Миелонена. Коскела со своей стороны уже забыл про свою шумную драку. Деловито-спокойный, он вскинул вещмешок на спину и сказал:

— Ну что же. Отправляемся. Вперед.

Ванхала скомандовал самому себе, подражая саволакскому диалекту Миелонена, который его очень смешил и которому он поэтому часто подражал:

— Ремень застегнуть, ноги в руки и пошли!

Он вскинул винтовку на плечо и зашагал, улыбаясь; другие были настроены более мрачно, им было не до улыбок. Впереди их ждали блиндаж и колено окопа. Вообще же последнее время им жилось довольно спокойно. Начиная с весны все было тихо. В апреле они отразили крупное наступление противника, тогда положение на какое-то время стало критическим. Противник глубоко вклинился в их фланг, но в конце концов был отброшен, и предмостное укрепление на южном берегу Свири удалось удержать.

Наступление лета приободряло. Коскела глядел на лес по обеим сторонам гати и размышлял вслух:

— Вот где хорошо коров-то откармливать.

На влажной земле росла густая трава. Было тепло. Хотелось присесть на кочку и погреться на солнышке.

Безмолвные маршировали за ним солдаты. Лишь чуть-чуть приподнимались головы, когда впереди раздавался гул.

— В Миллионном опять сильный артиллерийский обстрел, — сказал кто-то. — Все сидят по своим норам.

Рокка оглянулся вокруг. Серьезные лица, ровно качающиеся плечи.

— О чем задумались, братцы? Я сейчас как раз налаживаюсь сложить песню. Чего только я ни перепробовал в жизни, а вот песен еще никогда не сочинял. Что скажете? — Он на секунду задумался, потом забормотал себе под нос:

— Нас ведут, нас ведут, нас ведут, нас ведут…

Ванхала поспешил к Рокке, словно его магнитом притянуло:

— Пока сердца в одном порыве для радости и горя живы, ты песню финскую послушай… хи-хи.

Хиетанен тоже очнулся от задумчивости:

— Братцы, что я придумал! Мы сделаем ловушки для крыс, чтобы ловить их живыми. Потом напишем на записках всякую чушь, повесим записки крысам на шею и отпустим. Когда крыс убьют в другом блиндаже, послушаем, что скажут о нашей писанине.

— Постой, я вот до чего додумался, — сказал Рахикайнен. — Один парень из Салми во второй роте знает русский. Попросим его написать по-русски и потом отпустим крыс.

— Пусть напишет всякую похабщину, хи-хи-хи.

— Да-а. Вон за тем поворотом вся местность будет как на ладони. Сворачиваем в лес.

Глава одиннадцатая

I

Блиндаж располагался на обратном скате небольшого, поросшего ольховником холма. На его переднем скате, извиваясь, тянулся окоп с пулеметным гнездом на каждом фланге. Слева окоп переходил в неглубокий ход сообщения, ведущий к соседнему опорному пункту. Направо была болотистая ложбина, за которой виднелись позиции опорного пункта соседа справа. Чуть подальше местность повышалась, и там были два «гиблых», вынесенных вперед опорных пункта — Миллионный и Малый Миллионный, — из которых последний был более «гиблым». Они размещались на безлесном склоне пригорка, и, так как передний край за ними резко поворачивал вправо, противник обстреливал их с трех сторон. Поэтому даже во время затишья оттуда часто приходили извещения о гибели. Личный состав там сменялся каждые две недели, и это служило своего рода календарем на данном участке фронта: еще столько-то недель — и тогда наш черед.

Перед опорным пунктом было болото, за болотом господствующий над местностью Чертов бугор, на котором виднелся дзот. Он уже два раза побывал в руках финнов и оба раза был сдан, так как удержать его можно было только ценой длительной и кровопролитной борьбы. Финны удерживали лишь нижний склон высоты, на котором и находились оба выдвинутых вперед опорных пункта. Строго говоря, было совершенно безразлично, где проходил в каждом конкретном случае передний край — линию фронта вообще, казалось, проводил сумасшедший.

Осенью 1941 года за эту высоту шли ожесточенные бои, но в конце концов обе стороны устали и оставили все, как есть. Вокруг обоих опорных пунктов лежали неубранные трупы. Зимой никто не хотел их хоронить, а весной тоже не удосужились. Теперь они уже высохли и побелели.

Блиндаж Коскелы был построен из бревен часовни, доставленных из деревни по соседству, поэтому в нем не было клопов, как в блиндажах, сооруженных из бревен жилых домов. Коскела наперед все рассчитал и тем самым еще более выиграл в глазах своих солдат: этот чертяка обо всем подумал!

Между дверью и окном стояла сложенная из крупных камней печь. Возле стен располагались двухъярусные нары. Кровать для Коскелы его люди поставили отдельно, под окном, хотя сам Коскела удовольствовался бы постелью на нарах. Это опять-таки было типично для его взвода. В то время как солдаты в других частях отпускали язвительные замечания по поводу барских замашек своих офицеров, люди Коскелы по собственному почину устраивали так, чтобы ему было чуточку поудобней, чем им самим.

Спокойная позиционная война сделала Коскелу еще более замкнутым и молчаливым. Он лежал на своей постели, глядя в потолок, и мог оставаться в таком положении часами, не произнося ни единого слова. Он добровольно вызывался присматривать ночью за печкой, отчасти из чувства долга, отчасти потому, что любил одиночество этих рочных дежурств. Он охотно проводил тихие ночные часы один. Его излюбленным занятием стала ловля крыс: Он долго мог лежать неподвижно, держа сделанную из стальной проволоки петлю перед крысиной норой, и, когда крыса, осторожно нюхая воздух, всовывала в петлю голову, он рывком затягивал ее. На его лице появлялась улыбка, он раскачивал перед своими глазами попискивающую тварь и шептал:

— Ну, здравствуй, старушка. Как дела?

Затем он отпускал крысу и говорил:

— Беги и смотри, в следующий раз не попадайся.

Иногда, когда летняя ночь начинала переходить в утро, он сидел перед блиндажом словно в грезах. Но он не грезил, а зорко наблюдал за утренней суетой птиц и, если кто-либо проходил мимо, произносил в задумчивости:

— Говорят, у птиц небесных беззаботная жизнь, но я еще не видел человека, который так бы трудился ради хлеба насущного, как они.

Солдаты несли караул, выпиливали кольца, писали письма. Рокка с Рахикайненом составили товарищество. Рокка изготовлял кольца, Рахикайнен их сбывал. Кольца шли хорошо, хотя Рокка и знал, что Рахикайнен обманывает его относительно цен. Но Рокка молчал, поскольку, во-первых, речь шла не о крупных суммах, а во-вторых, он знал, что вся прелесть торговли состояла для Рахикайнена именно в этом мелком жульничестве.

Рокка располагал большим запасом материала для изготовления этих колец. Однажды они наблюдали воздушный бой, в котором был сбит советский истребитель. Самолет упал в некотором отдалении от блиндажа, и Рокка отправился к нему, захватив с собою плоскогубцы и ножовку и вскинув на плечо автомат.

Самолет упал на ничейной земле. Русские уже успели послать к нему спасательный отряд, иначе он был бы полностью разграблен еще до прибытия Рокки. Разочарованная группа финских «добытчиков» как раз отходила, когда появился Рокка. Но он вовсе не собирался возвращаться с пустыми руками. Ему удалось убедить наиболее храбрых повернуть обратно, за ними последовали и другие. Русские оставили самолет лишь после того, как Рокка застрелил их командира и издал дикий крик, испугавший даже его сообщников: те, кто потрусливее, чуть не обратились в бегство.

Вокруг обломков самолета поднялась страшная возня. Кто зарился на приборы, кто на парашютный шелк, кто на окровавленную кожаную куртку погибшего пилота. Большинству же нужен был легкий металл, чтобы делать из него кольца.

Времени у них было в обрез, так как русские послали к обломкам самолета усиленный отряд, и мародерам пришлось убраться подобру-поздорову. На правах главаря Рокка присвоил себе львиную долю добычи. Он вернулся к блиндажу с трехлопастным пропеллером на плече и еще издали выкрикнул:

— Я думаю, моему военному предприятию больше не грозит недостаток сырья! Но мы бежали, как проклятые. За нами так гнались, что у нас языки повываливались, как у гончих псов. Мне бы не удалось достать эту штуку, ежели б она не отломилась при падении.