В документах прилагалось описание, которое я прочла, борясь с тошнотой. Пожалуй, так описывали бы породистую лошадь или собаку, тщательно перечисляя «физические изъяны» и «особенности экстерьера». Даже замеры проводились: окружность головы, расстояние между глазами, длина носа… и так далее по списку.
– С позволения леди я внес бы некоторые изменения в план предыдущего года. – Акуно держался без подобострастия, словно бы вообще не замечал ошейника. Свыкся? Или же предпочитал не думать о том, что не в его власти изменить? – Вынужден заметить, что в прошлом году мы имели некоторые… проблемы.
– Какие?
Замок преображался. Медленно, нехотя, но все-таки преображался. Зима вползала робкими штрихами белизны, темной гладью зеркал и кованой паутиной, что появилась благодаря Акуно.
В паутину удобно было крепить свечи.
– Слишком мало мест. Некоторым девушкам пришлось спать на полу.
Только этого мне не хватало…
Зимний бал – мероприятие в высшей степени специфическое. И для поддержания нравственности, а также в целях, полагаю, экономии, все невесты, не имевшие собственных покоев в замке, размещались в общих спальнях, куда в срочном порядке стаскивались кровати и соломенные матрацы. Выбивались пуховые подушки, проветривались одеяла. Замковая прачечная готовила сотни комплектов белья… одинаковых, ведь в теории этой ночью все девушки были равны.
Но некоторые, как известно, равнее других.
И дочь тана не будет спать на полу, в отличие от дочери какого-нибудь приграничного рыцаря, у которого все достояние – герб, древний замок и полтора коня.
– И если ваша светлость не возражают, то я бы воспользовался еще некоторыми комнатами, например…
Он на ходу открыл гроссбух, в котором, подозреваю, содержалась вся информация обо всех помещениях замка, а также мебели, столовом серебре, фарфоре, стекле, портьерах, гобеленах, постельном белье и прочих наиважнейших вещах.
– Пользуйся, Акуно. – Я потерла виски. Все-таки радио в голове – еще то удовольствие. – Пользуйся всем, чем сочтешь нужным воспользоваться.
– Ваша светлость излишне мне доверяют.
Акуно и кланяется с достоинством. Большой маленький человек.
– Я постараюсь не обмануть доверие вашей светлости, и… если бы я имел честь видеть вашу светлость раньше, я выбрал бы другое оформление для свадьбы вашей светлости.
Ингрид фыркает, значит, все-таки замечает карлика, но обращаться с низшими существами чересчур утомительно. Даже ее свободные взгляды не столь уж свободны.
– Спасибо, по-моему, все было замечательно…
…вернее, как-то наша светлость не особо по сторонам смотрела. Как там? Цветочки вроде бы розовые? И бантики?
– Ваша светлость добры.
И мудры. И прекрасны со всех сторон. Мы помним. И лучше делом займемся, чем выслушивать подобное, тем паче что прибыли по месту назначения.
Комната-казарма. От прежней роскоши остались шелковые обои с узором из виноградной лозы, тяжелые портьеры темного бархата да каминная решетка, начищенная до блеска. Сиял и паркет. А вот кровати смотрелись неуместно. Выстроенные вдоль стен в два ряда, они вызывали странное чувство протеста.
– Двадцать мест. Конечно, можно было бы поставить теснее…
Куда уж теснее? Здесь и так развернуться негде.
– …но это доставит лишние неудобства, тем более что ванная комната одна. Однако девушкам будут предоставлены тазы и рукомойники.
Это на одну ночь. В конечном счете этой ночью вовсе не принято спать.
– …также рекомендовал бы вашей светлости лично запретить гувернанткам и камеристкам оставаться здесь и занимать места, отведенные…
– Были случаи?
– Были, – соглашается Акуно. – Некоторые девушки… не могут постоять за себя.
Такие, как Тисса. Она без возражения отправилась бы на пол, уступив место чужой служанке. И молчала бы, потому что тем, кто стоит выше, возражать не положено.
Правила титулов, родов и крови пустили глубокие корни в местных душах.
– Тогда запретим. И еще. Надо назначить женщину… гувернантку, камеристку, я не знаю, как это называется, такую, которая следила бы за порядком. Которая не позволяла бы одним девушкам обижать других. Ее указания должны исполняться беспрекословно.
– Иза, многие девушки привыкли к определенному… комфорту. – Ингрид трогает вазу, в которую позже поставят цветы. Азалии, или фрезии, или уже не знаю, что там положено по плану. – И будут недовольны.
– В таком случае они имеют полное право остановиться в другом месте.
Я не собираюсь потакать капризам одних в ущерб другим. И если уж устраивать общежитие, то хотя бы с комендантом и воспитателями.
– Акуно, доведи, что жалобы принимаются исключительно в письменном виде.
Камин и не такое переваривал…
– Да, ваша светлость… Мы можем идти дальше?
Полторы дюжины комнат, каждая из которых – отражение предыдущей. И еще столько же подготовить… для мужской части все проще. Акуно уверил, что традиционно там возникает одна проблема – острых алкогольных отравлений. И доктора уже предупреждены.
А вопрос с вином все еще не решен… и с главным залом…
С птицами…
С дорожками, посудой… меню… размещением слуг…
…лечебницей…
И встреча с главами гильдий уже завтра, а я так и не решила, о чем буду говорить. Нет, я знаю о чем, но не знаю как. Не умеет наша светлость, несмотря на исключительный ее разум, речи писать. Кайя будет со мной, и это успокаивает, но… надо, чтобы они хотя бы подумали над моими предложениями.
А значит, предлагать следует кратко и внятно.
– Леди! – Лаашья вдруг шагнула вперед и так резко, что я едва не врезалась в ее спину. Спина была не по-женски широкой. Рубашка прилипла, обрисовывая мышцы, и перекрещенные ремни ножен смотрелись весьма уместно. Как и ножи в руках.
– Уймите свою дикарку. – Этот голос заставил меня вздрогнуть. И начало завтрашней проникновенной речи вмиг выветрилось из головы. – Не смешите достойных людей.
– Лаашья, это леди Флоттэн. Она не причинит мне вреда.
Физического. Леди не дерутся. Они копят яд, а затем отрыгивают его на собеседника с очаровательнейшей улыбкой. Ножи исчезли. Лаашья отступила, но, как мне показалось, не слишком поверив, что леди Флоттэн не представляет угрозы.
– Доброго дня. – Я решила быть вежливой.
Ингрид последовала примеру, но осталась милостиво незамеченной.
– Вряд ли. – На леди Флоттэн был наряд из черного крепа с кружевной отделкой. Широкие юбки. Идеальных очертаний талия в оковах корсета. Массивный воротник, подчеркивающий тонкость шеи, и гагатовый фермуар с вкраплениями бриллиантов. – День, омраченный встречей с тобой, по определению не может быть добрым. Что ты творишь?