Депутата Кодзоева обстреляли 15 марта 2001 года в Москве у Сандуновских бань, когда он направлялся к своему джипу. Его охранник, капитан милиции Юрий Сазонов, успел закрыть шефа, когда по нему открыли огонь из автомата. Телохранитель был убит, депутат тяжело ранен.
Клиент. Как это было
Прошло время. Шумаков продолжал сидеть в следственном изоляторе, я время от времени его навещал. Но однажды, когда я пришел к нему, был удивлен. Шумаков был грустный и поздоровался со мной достаточно холодно. Я сразу же спросил, что случилось.
— Ничего особенного, — ответил он и продолжал молчать. Я чувствовал: что-то произошло.
— Нет уж, давай-ка рассказывай, что произошло. У тебя что, проблемы возникли?
— Просто оперативники перед вами приходили.
— И что?
— Они про вас говорили.
— Хвалили или ругали? — улыбнулся я.
Игорь покачал головой:
— Нет, они просто сказали, что у вас было десять клиентов, которых вы освободили из следственного изолятора, и их дела до суда не дошли. А потом этих десятерых убили. Это так?
Я сделал паузу.
— В общем, это так. Только оперативники ошиблись — не десять, а девять, включая Солоника. Так что, мне тебя не освобождать до суда?
— Нет-нет, — встрепенувшись, торопливо проговорил Игорь, — конечно, надо освобождать!
— А чтобы ты не унывал, я хочу сказать тебе, что через неделю будет очередное заседание Москворецкого суда о продлении срока содержания тебя под стражей. Мы кое-какие бумаги получили, — я наклонился к Игорю и понизил голос, — может быть, у нас будет шанс тебя освободить.
Шумаков внимательно посмотрел на меня и улыбнулся, словно не веря в информацию.
— Да, сижу я уже седьмой месяц, пока ничего не получалось.
— Ты что, считаешь, что будешь сидеть еще долго? — начиная раздражаться, сказал я. — Или ты не веришь мне?
— Я верю, что я невиновен, что никакого отношения к этому не имею. Просто не очень верится, что я буду быстро освобожден.
— Зря ты так! Ты должен верить мне и верить в успех нашего дела, иначе у нас ничего не получится.
— Хорошо, — улыбнулся Игорь, — я буду верить.
Буквально накануне суда я увидел в газете «Коммерсантъ» статью по нашему делу, что схвачены киллеры, стрелявшие в депутата Кадзоева. Была названа фамилия моего клиента. Я понял, что это дело рук следователей, которые специально «слили» информацию, чтобы объявить о своем успехе. Ничего, подумал я, мы еще поборемся!
На следующий день состоялось заседание Москворецкого суда о продлении следствия и меры пресечения в отношении Шумакова. Я пришел с заранее подготовленными документами.
Игоря доставили под усиленной охраной — несколько человек из спецназа ГУИН, одетые в черную форму с автоматами, ввели его в зал судебного заседания.
Вскоре в зале появился прокурор в синем мундире, за ним — судья в черной мантии.
— Слушается дело о продлении следствия и об избрании меры пресечения — продления ареста Шумакова Игоря Вячеславовича, — произнес судья.
Первым выступил прокурор. Он начал говорить, что Шумаков является активным членом группировки, которая специализируется на заказных убийствах в Москве и Санкт-Петербурге, на счету которой, — он назвал несколько громких убийств, — что Шумаков приехал в Москву с единственной целью — участвовать в убийстве депутата Кадзоева.
Когда прокурор закончил свою речь, я встал и сказал:
— Никаких доказательств принадлежности Шумакова к так называемой Братской преступной группировке нет. Это только слова.
— Это оперативные данные. — Прокурор встал и протянул судье листок бумаги.
— Секундочку! — остановил я его и обратился к судье. — Этот листок, который подготовили оперативники, не является процессуальным документом, поэтому он не должен быть рассмотрен в суде.
— Подождите! — снова заговорил прокурор. — Я же еще сказал, что Шумакова опознали двое свидетелей, находившихся на месте преступления.
— Вот об этом я тоже хотел поговорить, — снова вступил в разговор я. — Ваша честь, на основании адвокатского запроса, который я сделал, я получил информацию, что один из свидетелей, Зябликов, находится в Можайской колонии. Он был помещен туда, — я назвал дату, — то есть в момент совершения преступления он находился там.
Судья удивленно взглянул на прокурора. Тот сразу засуетился:
— Извините… Можно вашу справочку об этом?
— Да, конечно, — я протянул справку. Но судья первым взял листок, внимательно прочел, а уже потом передал прокурору. — Это копия — уточнил я. — Оригинал находится в деле.
— А как вы получили такие документы? — уточнил судья.
— Я сделал адвокатский запрос в колонию. И, как видите, получил этот документ на основании закона об адвокатуре.
— Здесь какое-то недоразумение, — проговорил прокурор.
— Может быть, — кивнул я, — но все недоразумения и неточности в пользу подозреваемого, не так ли? Так говорит закон.
Прокурор молчал.
— Что касается второго свидетеля, который опознал моего подзащитного, — продолжил я, — то он тяжело болен. Вот справка из психиатрического диспансера, в котором он состоит на учете. Вот перечень его болезней. Надо сказать, что несмотря на то, что прошло немало времени после того, как он покинул Афганистан, где был контужен, болезнь его не проходит. Вот заключение о его последнем посещении врача. А вот выписка из истории болезни. На основании ее можно сделать выводы, что у этого свидетеля происходят определенные затмения и он не способен отдавать себе отчет в своих действиях.
— Да, но он не лишен дееспособности, — перебил меня прокурор. Судья остановил его:
— Мы дадим вам слово. А сейчас пусть говорит адвокат.
— Таким образом, — снова заговорил я, — получается, что показания свидетелей, которых представило обвинение, не имеют юридической силы. Поэтому, на основании того, что моего клиента не опознали как находившегося на месте преступления, я прошу избрать для моего клиента меру пресечения, не связанную с арестом.
Прокурор попытался что-то сказать, но судья вышел из зала суда на совещание. Через некоторое время он вернулся и сказал, что мерой пресечения в отношении Шумакова решено избрать подписку о невыезде и освободить его в зале суда.
Игорь радостно улыбался. Однако конвоиры не спешили снимать с него наручники.
— Освобождайте его! — сказал им я.
— Нет, мы отвезем его в следственный изолятор, — произнес конвоир, — сдадим его, он распишется, и пусть там его освобождают!