Читать интересную книгу Угрозы России. Точка невозврата - Сергей Кара-Мурза

А в России, когда начался либеральный развал империи, большевики провозгласили право наций на самоопределение как раз чтобы сохранить единство трудящихся всей Российской империи – и на этой основе произвести ее «пересборку» уже в виде Советского Союза. Без признания этого права было невозможно нейтрализовать националистические «элиты», которые после Февральской революции растащили империю. И эта программа «усмирения этнонационализма» признана в мировой науке блестящим достижением. Повторите-ка его сегодня, господа из «Единой России»!

Опыт подтвердил правильность того шага – неужели А.К. Исаев это забыл? Попытавшись подавить сепаратизм под флагом «единой и неделимой России», белые, по выражению их же историка, «напоролись на национализм и истекли кровью». Красные, напротив, собрали страну «снизу», как многонациональную «республику Советов», ради которой трудящиеся поддержали русскую Красную армию против своих «элит».

Право на самоопределение в СССР было отнесено к «нецелесообразным», и Сталин заявил в 1923 г.: «Следует иметь в виду, что, помимо права наций на самоопределение, существует также право рабочего класса на укрепление своей власти, и этому последнему право на самоопределение является подчиненным».

Из опыта мы знаем, что вплоть до «революции Горбачева» в СССР и в голову никому не приходило ставить вопрос об отделении. Это понятно – советское национально-государственное устройство было устойчивым именно при советском строе. А когда Ельцин стал всем приказывать «берите суверенитета, сколько проглотите», это и означало развал страны «сверху».

Но, в отличие от большевиков, никакого проекта сборки нации «Единая Россия», видимо, предложить не сможет. Не хватает для этого ни ума, ни памяти, ни совести.

И это – угроза для России высшего ранга.

Глава 10 РАЗРУШЕНИЕ КУЛЬТУРЫ

Во время перестройки и реформы главным объектом воздействия было культурное ядро советского общества. При достаточной глубине его разрушения терял связность и волю советский народ, а значит, можно было ликвидировать СССР, сменить политическую систему и произвести передел собственности и кардинально перераспределить доходы.

Удар был нанесен столь сильный, что была повреждена культура России в целом, как система, во всех ее элементах и связях. Более того, были запущены механизмы разрушения культуры, которые вошли в режим самовоспроизводства и даже самоускорения. Этот процесс стал угрозой, чреватой перерастанием в национальную катастрофу .

Никакой программы блокирования этого процесса и восстановления поврежденных частей не выработано ни в государстве, ни в обществе. Сопротивление носит молекулярный неорганизованный характер, и шансы на его решающий успех невелики. Требуется программа и организация.

Рассмотрим инструменты разрушения и типы повреждений, которые нанесены российской культуре. Подойдем прагматически, видя в культуре систему, необходимую для существования народов России и самой России как стране.

Кризис культуры всегда связан с кризисом ее философских оснований. По ним и били. В центре любой национальной культуры – ответ на вопрос « что есть человек ? » [65] Вопрос этот корнями уходит в религиозные представления, но прорастает в культуру. На это надстраиваются все частные культурные нормы и запреты.

Человек создан (преображен из животного) миром культуры. Первое дело культуры – заставить и научить нас быть людьми. Дело культуры – дать нам знания, умения и мотивы, чтобы жить в обществе и непрерывно создавать его. Культура дает нам квалификацию – быть членом общества. Она загоняет нас в рамки дисциплины, как при обучении рабочего, врача и пр. Культура вбивает в нас множество табу и запретов, подчиняет цензуре. Культура дает нам знания и умения быть частицей народа, а не соринкой в человеческой пыли. Это сложное обучение и трудное дело.

Тысячу лет культурное ядро России покоилось на идее соборной личности. Человек человеку брат! Конечно, общество усложнялось, эта идея изменялась, но ее главный смысл был очень устойчивым. К нам был закрыт вход мальтузианству, отвергающему право на жизнь бедным. И вдруг культурная элита в конце XX века кинулась вслед за идеологией в самый дремучий социал-дарвинизм, представив людей животными, ведущими внутривидовую борьбу за существование. Конкуренция – это наше все!

Кризис культуры возникает, когда в нее внедряется крупная идея, находящаяся в непримиримом противоречии с другими устоями данной культуры – люди теряют ориентиры, путаются в представлениях о Добре и зле. И вот, авторитетные деятели культуры России стали убеждать общество, что « человек человеку волку >, а элита гуманитарной интеллигенции – прямо проповедовать социальный расизм. От того, что у нас наговорили, и кальвинисты остолбенеют.

Внедрение в массовое сознание антропологической модели социал-дарвинизма велось как специальная программа. Целью ее и было вытеснение из мировоззренческой матрицы народа прежнего, идущего от Православия и стихийного общинного коммунизма представления о человеке.

В разных вариациях во множестве сообщений давались клише из Ницше, Спенсера, Мальтуса такого типа: «Бедность бездарных, несчастья, обрушивающиеся на неблагоразумных, голод, изнуряющий бездельников, и то, что сильные оттесняют слабых, оставляя многих «на мели и в нищете» – все это воля мудрого и всеблагого провидения».

Очень популярен среди интеллигенции был Н.М. Амосов (в рейтинге он шел третьим после Сахарова и Солженицына). Он писал в своем кредо: «Человек есть стадное животное с развитым разумом, способным к творчеству… За коллектив и равенство стоит слабое большинство людской популяции. За личность и свободу – ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых» [41] [66] .

В прессе же самым обычным делом стали совершенно заявления в духе тяжелого социал-дарвинизма. Помню, удивило высказывание одного из первых крупных бизнесменов Л. Вайнберга (фирма «Интерквадро», кажется, продажа компьютеров): «Биологическая наука дала нам очень необычную цифру: в каждой биологической популяции есть четыре процента активных особей. У зайцев, у медведей. У людей. На западе эти четыре процента – предприниматели, которые дают работу и кормят всех остальных. У нас такие особи тоже всегда были, есть и будут». Кстати, специально опубликовали 1 Мая, в День солидарности трудящихся. Поражало также, что пресса писала о нем с придыханием. Но это еще было похоже на хохму. Зайцы, медведи, четыре процента…

Этот поворот был предопределен историческим выбором 80-х годов, сделанным частью номенклатуры в союзе с частью элитарной интеллигенции. Проект имитации общественных институтов Запада и отказ от цивилизационной траектории России требовали принять и западную антропологическую модель, которая лежит в основании идеологии буржуазного общества.

Пережив Средневековье, Возрождение и Просвещение, западная культура прониклась «духом капитализма». Здесь вспомнили и модернизировали римскую формулу: «Человек человеку волк». На языке науки человек был назван индивидом. Мы тоже привыкли к этому слову и забыли, что оно означает. Ин-дивид – это перевод на латынь греческого слова a-том, что означает неделимый.

Смысл «атомизации» человека был в разрыве всех общинных связей. Индивид, как идеальный атом, свободен, самодостаточен и находится в постоянном движении. Модель индивида в отношениях с другими людьми разработал Гоббс. Природное состояние людей-атомов – « война всех против всех ». У цивилизованного человека, который живет в правовом государстве, эта война принимает форму конкуренции. Атомы равны друг другу, но вот в каком смысле: «Равными являются те, кто в состоянии нанести друг другу одинаковый ущерб во взаимной борьбе» [67] .

В русской культуре сложилось иное представление. Человек – не индивид, а личность, включенная в Космос и в братство всех людей. Она не отчуждена ни от людей, ни от природы. Личность соединена с миром – общиной в разных ее ипостасях, народом как собором всех ипостасей общины, всемирным братством людей.

Тут – главное различие культур Запада и России, остальные различия надстраиваются на это. На одной стороне – человек как идеальный атом, индивид, на другой – человек как член большой семьи. Понятно, что массы людей со столь разными установками должны связываться в народы посредством разных механизмов.

Например, русских сильно связывает друг с другом ощущение родства, за которым стоит идея православного религиозного братства и тысячелетний опыт крестьянской общины. Англичане, прошедшие через огонь Реформации и раскрестьянивания, связываются уважением прав другого. Оба эти механизма дееспособны, с обоими надо уметь обращаться.