могилы мертвецов. Было очень тихо. Только ветер вздыхал над его головой и пел свою грустную песню среди могильных крестов.
Теперь только он ясно увидел её душу...
С трудом подняв свою горевшую голову с мокрой травы и взглянув на серое, зловещее здание, где решилась его судьба, он залился слезами.
Луна была уже высоко. Она была на ущербе и бросала слабые лучи, висевшие на крыше и башенках, словно шёлковое покрывало. Постепенно этот свет спускался всё ниже и ниже, задерживаясь на фризах и резных фигурах святых. Медленно опускался он, пока не дотронулся до земли и не засверкал тысячами бриллиантов на росистой траве.
Магнус вздрогнул.
Было уже поздно. Появились предвестники зари. Медленно поднималась она с востока, чтобы сменить ночь, медленно, но неудержимо.
Свет всё усиливался. Башни и шпили уже ярко вырисовывались в светлом эфире. Настал наконец день.
Горячие слёзы хлынули по щекам Магнуса.
Небо над крышами сияло светлой синевой. Готические башенки, украшавшие здание, разом приобрели форму и цвет. Тени, словно лишние одежды, упали на пол. Некоторое время они подержались ещё на могильных крестах и вдруг исчезли бесследно.
Серые до сих пор стены тюрьмы стали розовыми, как бы предваряя славу того грядущего дня, который уже не умрёт. По щекам Магнуса пронеслось свежее дыхание утреннего ветерка, как бы предостерегая его, что пора идти. Тем не менее он продолжал оставаться у двери, как бы ожидая, что она отворится.
Чу! В вышине зазвучали голоса ласточек, приветствующих наступление дня. Сильные своей любовью, они весело идут навстречу своим радостям, опасностям, страданиям, ибо и их день не свободен от этого. Но они не боятся этого, и их маленькие сердца наполнены радостью, ибо Отец Небесный в своей справедливости печётся и о них.
Взгляни! Вот дом стоит как бы в огне. Лучи солнца сползают с крыши по стенам, словно расплавленное золото, и в окнах отражается пламя загоревшегося востока. Выше и выше поднимались ласточки, воспевая славу Господню.
И к ним вдали присоединялись другие голоса, словно эхо музыки сфер, грядущих из мирового звёздного пространства. И, проносясь над могильными плитами, голоса эти громко возглашали: «Нет смерти там, где есть любовь. И любящие во грехах не погибнут. Ибо праведен Бог, и над любящими будет иной суд, чем над теми, кто не любил...» Тихо скрипнула узкая дверь, через которую ушёл он от рабства. Из неё вышла женщина, закутанная во всё чёрное. Голова её была низко опущена. Тяжело шла она, как вдруг резкий звук заставил её вздрогнуть и остановиться. Тёмная мужская фигура перегородила ей дорогу. Он бросился перед ней на колени и стал целовать подол её платья, пряча голову в складках её одеяния.
Он хотел говорить, но не мог. С его губ вырывались какие-то нечленораздельные звуки. Наконец речь его стала более внятной.
— Прости, прости! — кричал он прерывающимся голосом.
— Что вы хотите? — хрипло спросила она, стараясь освободиться от него.
— Разве ты не видишь, что я не могу говорить? Что я не могу поднять голову от стыда? О, зачем ты это сделала!
— Что я сделала? — спросила она тем же холодным тоном. — И зачем вы здесь?
Наконец он стал говорить более связно.
— Когда ты открывала внутреннюю дверь, ты протянула руку, и рукав откинулся. Я узнал твою руку, но в это мгновение наружная дверь захлопнулась передо мной. Я в отчаянии стучал в неё, но никто не ответил мне. О, не хитри со мной! — воскликнул он, заметив её отрицательный жест. — Я знаю всё. И всё это... ради меня... о, Боже мой! И ты опять впала в грех, ты, отринувшая грех!
— Да, я согрешила. Но не вы... Я имею право быть тем, чем хочу.
Поражённый величием и ужасом того, что она сделала, он продолжал стоять перед ней на коленях.
— Если вы всё знаете, — продолжала она, — то разве вы не знаете того, что вы не должны медлить здесь?
— После того, что было, разве я могу уйти отсюда, жизнь моя? Скажи, разве я могу уйти от тебя?
Её фигура замерла, как у человека, переживающего мучительную боль.
— Я думала, что жертва полна, — прошептала она, — но вижу, что ошиблась. Любовь ко мне! Теперь! Вы, который так осуждали всякую нечистоту! Вы, который неделю тому назад объявили мне, что любите другую! Я не знала, что вы принадлежите к числу тех, у которых любовь меняется через неделю...
— Бывают в жизни человека дни, которые нужно считать за годы. Бывают и такие события, которые стирают границы пространства и времени.
— Но есть вещи, память о которых сохраняется, — продолжала она с горечью. — Разве вы забыли, что вы сказали мне всего несколько дней тому назад? Теперь я стала действительно тем, чем вы меня назвали.
— Нет, нет! — страстно закричал он и поднялся с колен. — Ты согрешила, но твой грех посрамил добродетель других. Ты рискнула миром своей души, чтобы спасти душу того, кто так жестоко оскорбил тебя. Пойти на всё, чтобы спасти меня!
И он страстно бросился к её ногам и обнял её колени.
— Прости меня! — вскричал он. — Прости!
— Я прощаю вас, если только такая особа, как я, может прощать. Теперь встаньте и дайте мне пройти.
— Пройти! — вскричал он, не выпуская её колен. — Понимаешь ли ты, что говоришь? Разве наши судьбы теперь не соединились?
— Нет, это невозможно.
— Ты не простила меня?
— Я для вас не товарищ.
— Может быть, я недостоин тебя, хотя все эти годы я бессознательно, но страстно искал тебя в образе других, искал, как в тёмную ночь человек ищет зари!..
— Зари! Вы бредите! Довольно. Позвольте мне уйти с миром.
Он поднялся с колен и загородил ей дорогу.
— После всего того, что было, как можем мы расстаться? — просто спросил он. — Моя любовь сильна, хотя и родилась во мраке ночи. С тем же успехом стала бы ты останавливать восход солнца: через минуту оно взойдёт, и лучи его заиграют на твоём лице. Всю жизнь мою я мечтал о том, чтобы встретить человека, который возлюбил бы меня, как ты возлюбила меня, — тихо и нежно продолжал он. — Мы оба впали в грех, но не совершили низости. В заблуждении мы искали истину, во мраке свет. Неужели мы наконец не увидели