Читать интересную книгу ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД - Егор Гайдар

Вторая проблема, связанная с Чечней, обострилась к весне – началу лета 1992 года. Речь шла о так называемых чеченских авизо, крупномасштабной афере, несанкционированной эмиссии денежных средств. Надо сказать, что вся эта тема вплотную переплеталась с общей проблемой перестройки системы расчетов и отношений в рублевой зоне. С экономической точки зрения не было никакой разницы между чеченскими, казахскими, украинскими или узбекскими авизо. Все они оставались рудиментами продолжающегося фиктивного существования общесоюзной рублевой зоны без эффективного административно-политического контроля над каждым элементом этой структуры. Мы форсированно вели работу по переводу центральных банков бывших союзных республик на корреспондентские счета. Это было абсолютно необходимой предпосылкой наведения порядка и организации жесткого контроля за денежным обращением в России. На этой основе только и можно было надежно перекрыть поток чеченских авизо. Что и было сделано к июлю 1992 года.

Именно летом 1992 года, когда стало ясно, что голода не будет, что российские структуры обрели минимальную устойчивость, а самые острые проблемы, связанные с распадом империи, удалось решить без катастрофических последствий, вопрос о выработке стратегии решения чеченской проблемы встал на повестку дня во весь рост.

В один из летних дней ко мне на прием прибыла делегация чеченского правительства. Общий смысл высказанного ею: "У Чечни есть свои политические проблемы, мы люди дела, хозяйственники и считаем, что надо серьезно налаживать экономические связи". Я ответил, что, без всякого сомнения, они люди дела и хозяйственники, но, вместе с тем, именно как хозяйственники должны подтолкнуть свое руководство к осознанию необходимости политического движения в разумном направлении и без из лишней резкости..

Я отдавал себе ясный отчет в опасности попыток решить проблему силой. Чечня – особый уголок России с тяжелейшим наследием, оставшимся от царизма и усугубленным сталинской депортацией. Не удивительно, что тектонические процессы, приведшие к разрушению Советского Союза, дали чеченцам новый импульс к отделению от России. Нужно время, и немалое, для того, чтобы естественная экономическая логика, общие интересы породили интеграционные процессы и привели саму Чечню к осознанию жизненной необходимости существования в рамках единого российского экономического и политического пространства. Против силового решения свидетельствовал и исторический опыт многолетней кавказской войны, которую Россия вела в прошлом веке. Все говорило за то, что новая такая война может быть очень дорогостоящей, тяжелой и затяжной. Со всей остротой проблема выбора тактики действий государственных органов власти в регионе встала поздней осенью 1992 года, когда вспыхнул кровавый осетино-ингушский конфликт. Тогда пришлось срочно перебрасывать войска, вводить их сначала в Осетию, потом в Ингушетию. На фоне этих действий у некоторых военных руководителей возникла идея: уж если все равно приходится перебрасывать туда войска, то почему бы мимоходом не решить и проблему Чечни? Одним парашютно-десантным полком за два часа. Тем более, что граница между Ингушетией и Чечней четко не была определена. Где останавливать войска, вводимые в Ингушетию, неясно. Так почему же не воспользоваться случаем, для того чтобы разом вынуть занозу, которая раздражает весь Северный Кавказ?

Вопрос явно выходил за рамки компетенции правительства, носил президентский характер, но я все-таки решил вмешаться. Должен признать, что режим Дудаева не вызывал лично у меня ни малейшей симпатии. Но в шапкозакидательские заявления, разговоры о том, что он моментально рухнет, – что-то не верилось, уж очень плохо сочетается все это с историей Северного Кавказа, которую я хорошо знаю. Побывав в Назрани, Владикавказе, поговорив с офицерами, генералами, посмотрев ситуацию на месте, пришел к твердому убеждению – никаких двух часов, никакого парашютно-десантного полка не получится. А получится длинная, затяжная, кровавая партизанская война, из которой скоро не выбраться. Я вызвал в Назрань представителей Джохара Дудаева. Приехала делегация во главе с первым вице-премьером Чечни Я.Мамадаевым. Провели переговоры, договорились о линии разграничения российских войск и чеченских формирований вдоль ингушско-чеченской границы. Потом прилетел в Москву и не без труда добился от президента и военных согласия отвести войска и не переходить оговоренную черту.

Однако, как я уже неоднократно упоминал, 1993 год в России проходил под знаком двоевластия. Борьба различных властных ветвей практически исключала возможность выработки и реализации четкой и целостной политики, в том числе и на Северном Кавказе. И все же экономические санкции против дудаевского режима мы проводили последовательно, продолжалось сокращение поставок нефти, транспортная схема была реорганизована. К осени 1993 года остановили подачу нефти с замкнутых ставропольских нефтепромыслов. Перестройка системы расчетов исключила возможность повторения крупномасштабных махинаций с чеченскими авизо.

Грозненские нефтепромыслы приходили во все больший упадок, добыча нефти внутри республики быстро падала. Крупные беспорядки, демонстрации

в самой Чечне, вынудившие Дудаева применить силу, свидетельствовали о том, что не слишком броская, но последовательно реализуемая тактика экономического давления дает свои результаты. Идея чеченской независимости явно теряла своих сторонников.

После консолидации власти в Москве, преодоления кризиса двоевластия возможности российских органов проводить осмысленную политику в Чечне расширились. Именно в это время, в конце 1993-го – начале 1994-го, дудаевский режим переживал серьезный кризис. Доходы от реализации нефтепродуктов продолжали падать, нефтеперерабатывающий завод работая менее чем на 20 процентов мощности. Уровень жизни был существенно ниже, чем в других республиках региона. Дудаевский лозунг обеспеченной независимости, основанной на нефтяных доходах, явно терял всякую привлекательность. От Дудаева сбежали ближайшие его сподвижники – Гантемиров и Лабазанов. Он не мог уже навести порядок и установить свой контроль не только в традиционно дистанцировавшемся от него Надтеречном районе, но даже в ранее лояльном к нему Урус-Мартане. Руслан Аушев рассказывал мне, как Дудаев просил его и председателя Верховного Совета Аджарии Абашидзе помочь наладить диалог с Москвой.

Было ясно, что в сложившейся ситуации, если не хочешь кровопролитной войны на Кавказе, надо воспользоваться ослаблением режима для начала диалога, постепенно подготовить базу реального и эффективного включения Чечни в структуры российской государственности. Этот единственно правильный путь не обещал крупных политических дивидендов. Напротив, российские государственные деятели, вставшие на него, немедленно попадали под огонь демагогической критики – как это так, вести переговоры с незаконным режимом Дудаева? На каких правовых основаниях?

И вот в российских органах власти возникает поразительная по своей слепоте иллюзия. Если Дудаев такой слабый, если поддержка его в самой Чечне столь незначительна, зачем вообще вести с ним переговоры? Можно для начала вооружить антидудаевскую оппозицию и помочь ей задушить мятежника. А если с этим не получится, то почему бы не использовать силу напрямую: покажем Дудаеву кулак, и он смирится с поражением. Особенно уместной эта логика казалась на фоне итогов выборов декабря 1993 года, когда необходимо было показать триумфатору Жириновскому с его имперской и провоенной риторикой, что и мы не лыком шиты, тоже умеем бряцать оружием. Все эти рассуждения явно прокладывали дорогу к принятию силового решения по Чечне. Когда я и мои единомышленники из "ДВР" пытались убедить сторонников такого решения в предельной опасности задуманного, слышали в ответ: "Неужели непонятно, что нам сейчас нужна маленькая победоносная война?" Осознание того, что война будет отнюдь не победоносной, а бессмысленной и кровавой, пришло намного позже.

Ноябрь 1994 года. Провал штурма Грозного. Полное поражение оппозиции, поддержанной танками с российскими экипажами. Власти от них открещиваются. Самолеты без опознавательных знаков бомбят Грозный, президент ложится в больницу. Вскоре принимается решение начать военную операцию в Чечне.

До того, как решение это было объявлено, пытаюсь связаться с президентом. Впервые с 1991 года не могу дозвониться. Обычно в таких случаях он мне перезванивал сразу. Потом уже, задним числом, я понял, что Борис Николаевич, догадываясь, о чем я собираюсь с ним говорить, не хотел прямо отказывать. Я знаю, что и Руслан Аушев пытался предотвратить войну, убедить Ельцина сесть за стол переговоров с Дудаевым, самому разобраться во взаимных претензиях. Он был уверен, что такая личная встреча могла бы помочь избежать беды. Борис Николаевич назначил Аушеву аудиенцию, чтобы выслушать все его доводы на этот счет, но на следующее утро после данного обещания в средствах массовой информации появилось заявление о том, что президент России никогда не будет говорить с Джохаром Дудаевым.