Моя киска сжимается вокруг него, три или четыре раза, всё моё тело извивается. Мои пальцы на ногах сгибаются, мои стоны превращаются в глубокие вздохи головокружительного удовольствия.
— Не сдерживайся, — шепчет он мне на ухо, продолжая свой ошеломляющий темп.
Слезы щиплют мне глаза, когда оргазм охватывает меня, но он ещё не кончил. Я понимаю, что он ещё не на пределе. Он продолжает входить в меня, снова доводя до наслаждения.
Я никогда не хочу, чтобы это чувство уходило.
И он как будто чувствует это, и каким-то образом делает так, чтобы мгновение тянулось как вечность.
И тогда мы оба достигаем пика в унисон. Когда он кончает, он сильно толкается вперед, а затем прижимается ко мне бедрами, изливая в меня свой оргазм, пока у нас обоих не кружится голова и не становится тяжело дышать.
Когда все замедляется, я снова начинаю остро осознавать свое окружение и мысли. О том, что произошло. В этом сценарии я была девственницей. Он делал это раньше, и я хочу знать, была ли я ужасна. Или если у него был кто-то лучше. Я склонна к соперничеству по натуре. В постели, я хочу быть для него лучше тех, с кем он когда-либо был. Возможно, я прошу слишком многого.
Его грудь поднимается и опускается, когда он пытается отдышаться. Он нависает надо мной, как будто готовится сделать это снова и снова.
Я отчасти надеюсь на это.
И тогда он начинает смеяться, его лицо расплывается в улыбке — не от юмора, а от счастья.
— Что? — тихо спрашиваю я.
Он смотрит на меня так, словно я единственная, кто ему здесь нужен. Под ним.
— Ты и я, — говорит он и облизывает губы. — Мы трахаемся, как победители.
Я ухмыляюсь. Он не сказал, что я трахаюсь как победитель. Он сказал мы. Мы. Вместе.
— У тебя есть десять секунд, — говорит он мне, — прежде чем я возьму тебя снова. Ты готова?
О, да. Я готова.
31. Коннор Кобальт
.
Мы сделали это не раз. И не два. И даже не три раза. После того, как я истощил её разум и тело, я, наконец, начинаю отвязывать её от кровати.
Её глаза устало подрагивают, но она изо всех сил старается не заснуть — качество, которым я восхищаюсь.
— Что, больше не будем? — мягко спрашивает она с юмором в голосе.
— Пора спать, — я бросаю ремень на пол и целую ее покрасневшее запястье.
Слабые синяки и отметины покрывают её обнаженное тело, и я не могу дождаться, чтобы увидеть, что она скажет о них утром.
Я осторожно кладу её руки по бокам и нежно вытираю место между её ног полотенцем. Роуз слегка съеживается. Она была более узкой, чем я ожидал, но в то же время невероятно влажной. И все же я не хотел брать её медленно. Утром ей будет неприятно. Я усмехаюсь, представляя, как каждый раз, когда ей будет дискомфортно и она будет двигаться, она будет вспоминать меня внутри себя.
Я быстро бросаю полотенце в корзину и вытираюсь. Я нахожу ещё одну пару боксеров из своего чемодана и натягиваю их, прежде чем отправиться обратно в постель.
Глаза Роуз закрыты, но они приоткрываются, когда я проскальзываю под одеяло рядом с ней. Она придвигается ближе — жест, непохожий на осторожную девушку, которую я знаю. Я пользуюсь преимуществом и хватаю её за талию, заключая в свои объятия.
Она кладет голову мне на грудь, и её губы нежно целуют мою обнаженную кожу. Она ничего не говорит, и моя рука опускается на её округлую попку. Я так могу и привыкнуть к этой её уязвимой стороне.
— Думаю, я понимаю, как кто-то может стать зависимым от секса, — тихо говорит она.
— Да, но твоя сестра не занимается таким сексом, — я глажу её по влажным волосам, и мой комментарий пробуждает её почти полностью.
— И откуда ты это знаешь? — она сопротивляется, как будто предполагая, что я спал с Лили. А вот и исчезла эта уязвимая сторона.
Я улыбаюсь.
— Может быть, в следующий раз нам следует двигаться медленнее, — говорю я. — Кажется, все эти эндорфины и гормоны сделали тебя немного...
Её глаза вспыхивают огнем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Если ты скажешь глупой...
Я целую её в губы, прерывая её. Она успокаивается, вероятно, больше от усталости, чем от настоящей капитуляции. Она ужасный сабмиссив. Но это то, что я в ней обожаю. Она — настоящий вызов. Мой вызов.
Я смотрю на Роуз, и её глаза теперь едва открыты.
— Я рада, что у меня есть ты, — говорит она мне, прежде чем её веки закрываются, и она засыпает в моих объятиях. Но на самом деле, это я тот, кто должен быть рад.
До Роуз у меня никого не было. Ни настоящих друзей. Ни реальной семьи.
Но теперь у меня есть она. У меня есть люди, которые мне небезразличны. Люди, которых я хочу защитить.
Теперь у меня есть всё.
Единственный недостаток заключается в том, что ты можешь всё это потерять.
32. Роуз Кэллоуэй
.
Я не могу ходить. Буквально. Мне так чертовски больно, что короткий поход в ванную заставляет меня стонать от боли, но когда я вспоминаю прошлую ночь, я чувствую себя маленькой школьницей, которая не может сдержать ослепительной, легкомысленной улыбки. Раньше я свирепо смотрела на тех девушек, которые пускали слюни на парней. Но теперь я понимаю. Некоторые вещи просто делают вас невероятно счастливыми. Секс определенно сделал это для меня.
Боль стоит этих безудержных чувств. К тому же, нет ничего в мире лучше, чем быть избалованной Коннором Кобальтом.
Он принёс мне завтрак в постель и чередовал поцелуи с покусыванием моей шеи — ощущение, которое я начала любить слишком сильно. Я планирую провести большую часть дня на диване или в заправленной постели, но мне нужно было сходить в ванную, чтобы хотя бы причесаться, умыться — половина моей обычной утренней рутины.
Халат свисает с моих рук, пока я чищу зубы, стараясь держать рукава подальше от струящегося крана. После того, как я прополоснула рот, я вытираю губы полотенцем, и мой взгляд останавливается на бриллиантовом ошейнике. Он великолепен, даже если из-за этого я выгляжу как его домашнее животное. Я застегиваю молнию на своей косметичке с туалетными принадлежностями, и халат спадает с моего плеча. Я тянусь, чтобы поправить его, но замечаю очертания синяка на своей руке.
Я осматриваю остальную часть своего тела, некоторые следы слабые, некоторые более заметны, они располагаются по всей моей груди, рукам, ногам, запястьям, покрасневшим больше всего. Я полностью сбрасываю халат и замечаю след от укуса на своем бедре, отпечаток зубов Коннора. Мои пальцы касаются нежного места, и я улыбаюсь.
Мне нравятся эти синяки.
Они как мои боевые раны.
Я пережила дикий секс.
Я всё ещё не могу перестать улыбаться, даже когда хватаю свои трусики и натягиваю их, мои конечности протестуют против этого движения. Ладно, теперь моя улыбка исчезла. Я морщусь, когда ткань касается чувствительного места, которое не хочет быть тронутым.
Я сердито смотрю на бюстгальтер, который находится на столешнице. У меня болят соски. Левый — красный и истерзанный, прошедший через ад по милости рта Коннора Кобальта. Этот лифчик с таким же успехом мог бы быть железным шипом, а я его ещё даже не надела.
Прежде чем я принимаю это важное решение, дверь ванной открывается, и моя рука взлетает к груди. Только не Скотт. Пожалуйста, только не Скотт.
Я выдыхаю, как только Коннор закрывает за собой дверь.
Я опускаю руку, и он быстро изучает мое тело. Я сосредотачиваюсь на бутылочке с лосьоном, которую он принёс.
— Где ты это взял?
Это средство выглядит дорогим и женским.
— Я купил его в Нью-Йорке перед нашим отъездом, — говорит он почти равнодушно. — Как ты себя чувствуешь?
Я уверенно расправляю плечи и прячу боль с лица.
— Фантастически, — говорю я, проводя пальцами по волосам. — Готова к раунду номер...
Сколько раз мы на самом деле делали это прошлой ночью? Я так раздражена, что сбилась со счёта. Я ведь никогда не сбиваюсь.