в нашей школе организовали на зимних каникулах лыжный пробег до села Иннокентьевки, что напротив Шмаковского военного курорта, стоявшего на левом берегу Уссури. И я тоже записался. Группа была смешанная, от пятиклассников до десятиклассников. Старшие были хорошие лыжники, а мы, мелкота, на полпути, примерно через пятнадцать километров, уже здорово отстали от них. Главным с нами шёл наш физрук – высоченный и поджарый, бывший военный матрос. Обнаружив наше отставание, он оставил с нами двоих крепких ребят, а сам ушёл с остальными вперёд, чтобы успеть подготовить ночлег в селе. Мы, отставшие, еле доплелись к вечеру до этого села, домики которого, расположенные среди сопок, по крыши утопали в белом-белом снегу. Там нас распределили по крестьянским избам, хозяйки хорошо накормили нас и уложили спать. А утром всё тело болело, видно, с непривычки – я ведь никогда не ходил в такие дальние переходы, хотя всегда вроде бы чувствовал себя на лыжах хорошо. А тут будто руки-ноги вдруг стали какими-то чужими. Но после завтрака стало малость легче, и мы снова встали на лыжи. Назад шли не спеша, и засветло добрались до дома. Был солнечный безветренный день с крепким морозцем, но холод не ощущался, только пар от дыхания инеем оседал на наших шапках. Было очень красиво вокруг, деревья и кустарники лохматились серебряными гирляндами. А когда шли через колхозное поле, на котором под тяжёлыми снежными шапками дремали копны обмолоченной соевой соломы, то там, то здесь взлетали перед нами стайки фазанов в яркой раскраске.
Не ведал я тогда, что через несколько лет всего мои жизненные тропы снова пересекутся с этим затерянным в сопках селом. Но это уже другая история…
Осенью, когда я стал уже семиклассником, вся наша школа была брошена на уборку картофеля на полях тогда ещё колхоза имени Дзержинского, центральная усадьба которого располагалась на окраине города, на одноимённой улице. Нас отвезли на открытых грузовиках в поле за городом, и мы хорошо поработали, собирая клубни за тракторными копалками. И колхозники отблагодарили нас буквально роскошным обедом: горячим украинским борщом (в колхозе было много переселенцев с Украины ещё с царских времён), на второе подали вкуснейшую тушёную картошку с мясом, а на десерт – по кружке горячего молока и по полстакана свежего мёда. И хлеб был необычный, не похожий на магазинный, а подовый, будто домашней выпечки, и из собственной колхозной муки. Никогда я не едал раньше такого хлеба, да и мёда отведал тогда впервые. Навсегда запомнился мне тот день нашей шефской помощи колхозникам: как весело работали, а потом так же весело обедали под сенью развесистых ив на обочине поля, за наспех сколоченными из неоструганных досок столами, ещё пахнущими свежей смолой. И опять же, думать не думал я тогда, что через каких-то несколько лет всего я снова буду недалеко от этого поля жить целых три недели в армейских палатках во время военных учений в лето памятного для дальневосточников 1969 года. Но это тоже особая история…
Запомнилось мне и лето, когда я уже перешёл в восьмой класс. Это было наше «семейное» путешествие на лодке по Уссури. «Семейное» потому, что экипаж нашей большой плоскодонной удэгейской лодки состоял только из наших одноклассников, во главе с нашей классной руководительницей Софьей и с физруком (имя его уже забылось, к сожалению). Вся школа уже давно знала, что наш физрук настойчиво ухаживает за нашей Софьей, видно именно поэтому они и устроили для нас такой поход. И в самом деле, в тот же год перед ноябрьским праздником они и поженились. Ну а поход и правда был очень интересный. Мы шли вверх по реке, где на вёслах, где толкались шестами, а где и тянули лодку бечевой, как те самые бурлаки на Волге. Недалеко от села Глазовка остановились на повороте под обрывистым берегом, физрук достал из мешка брусок взрывчатки с вставленным запалом, поджёг от папиросы короткий бикфордов шнур и бросил дымящуюся шашку в омут. Немного погодя вспучилась в том месте зелёная вода, буркнул глухой взрыв, и вскоре на поверхность стала всплывать глушеная рыба, слабо шевеля плавниками. Ребята тут же попрыгали дружно в воду и начали собирать рыбу покрупнее и кидать её в лодку под ноги визжавшим девчонкам.
За весь день мы дошли на лодке только до села Тихменева. Там заночевали под полевым навесом у колхозного поля, сварили на костре роскошную уху из сазанов и голавлей и чуть ли не до утра пели у костра песни с нашей Софьей под гитару физрука. А утром, доев остывшую в студень уху, отправились в пеший поход к нарзановому источнику. Расположен он был недалеко от трассы Владивосток-Хабаровск, в нескольких километрах от районного посёлка Кировка. В болотистой низине утопал в вязкой земле огромный круглый чан, собранный из толстых досок и вместо обручей стянут прочно сантиметровой по толщине проволокой. А в нём, доверху наполненном, кипел и пузырился холодный нарзан, источая резкий запах углекислого газа. Мы полюбовались этим природным неустанным «кипятильником», попили холодного резкого нарзана и вернулись обратно к своей лодке, вытащенной нами на берег. В тот же день мы сплавились по реке вниз, до дому. Мы уже не гребли вёслами и не толкались шестами, а просто лениво загорали на жарком июльском солнце, а лодкой правили только сидящие на её корме надёжный физрук с нашей изящной Софьей, удерживая с помощью короткого весла наш кораблик на самой стремнине реки.
Давно уже нет этого необустроенного источника нарзана, сейчас он закован в бетон почти на том же месте и упрятан под крышей небольшого павильона. И чтобы набрать этой целебной минералки, вытекающей из железной трубы, нужно заплатить определённую денежку. Небольшую, конечно, но всё-таки…
6
Ещё что особенно запомнилось мне в Лесозаводске той далёкой послевоенной поры, так это наводнение. Оно выпало на конец лета 1950 года. Примерно, в конце июля или начале августа в горах Сихотэ-Алиня пролились обильные дожди, принесённые очередным шальным тихоокеанским тайфуном, и бесчисленные мегатонны воды вмиг переполнили через край долины приморских рек.
К Лесозаводску большая вода начала подходить только через несколько дней после того, как тайфун с тропическими ливнями уже ушёл далеко в другие дальневосточные места, а над нами в бездонном небе снова не было ни облачка и по-прежнему безжалостно палило жаркое солнце. Течение Уссури всё убыстрялось, но уровень воды вначале поднимался довольно медленно. Высокая насыпь железнодорожной ветки второго моста ещё как-то сдерживала напор воды, и она растекалась