единственная дочь Елена. Я безмерно, наверное, как и каждый отец, люблю этих двоих моих детей, подаривших мне прекрасных и удивительных внуков и внучку, а они уже и – правнуков. Это были памятные годы в моей жизни, и, возможно, если мне позволит Бог, я ещё расскажу здесь позже.
Сделал же я такой своеобразный анонс по следующей причине. Сегодня воскресенье 1 февраля 2015 года, и уже исполнилась неделя, как я нахожусь в 8 «б» палате 2-го урологического отделения клиники Первого Московского государственного медицинского университета имени И. Сеченова. Устроен я сюда по заботливому настоянию мужа моей дочери, а, следовательно, и зятя Синдяева Андрея Алексеевича, которого давно уже осознаю как удивительно чуткого родного сына. И все эти дни два опытных врача – профессор и заведующий отделением Михаил Эликович Еникеев и молодой, но достаточно опытный хирург Игорь Владимирович Фокин, только недавно приехавший на работу в Москву из Башкирии, старательно, методически готовят меня к довольно сложной операции. А сложность в некотором роде заключается в том, что симптомы онкологического заболевания есть – анализ крови, например, показывает, что наличие ПСО в десятки раз превышает норму, – а причину появления их никак выявить не могут в течение целого ряда исследований. В последующие за воскресеньем понедельник, вторник и среду ещё предстоят три очень неприятные исследовательские процедуры, а уже 5 февраля, возможно, состоится операция в области мочевого пузыря и чуть ли не вслепую. И что особенно интересно: я до сих пор не ощущаю каких-либо болезненных изменений в организме, а тревогу родственники забили после того, как в нашей куркинской районной поликлинике сделали обычный плановый анализ моей крови и вдруг обнаружили этот тревожный симптом. Перед тем как лечь в клинику я, по настоянию жены и дочери, сходил в Ильинский храм Рождества Христова к приятному и доброжелательному в общении священнику отцу Олегу и попросил исповедовать меня и дать причастие, сбивчиво объяснив причину своей просьбы. Как бы там ни было, а солидный уже возраст мой вселял в душу всё-таки тревогу, смогу ли я перенести обязательный общий наркоз.
На исповеди у меня чуть ли не хлынули слёзы из глаз и предательски дрожал голос, но батюшка Олег с присущим ему тактом успокоил меня и убедил, что всё будет хорошо, и надо надеяться на волю Господа. Я отстоял субботнюю вечернюю и утреннюю воскресную службы, и отец Олег тепло поздравил меня с причастием и благословил. И когда в конце утренней службы вдруг вместе с певчими запели заключительный псалом все заполнившие просторную церковь женщины, дети, молодые и пожилые мужчины, и в общий хор влились слитные трубные мужские голоса, какой-то необычный восторг наполнил всё моё существо и по спине побежали мурашки. И вдруг подумалось: наверное, именно с подобным слитным пением шли в решительный бой наши древние воины и непременно побеждали любого врага, «смертию смерть поправ». И всё это вместе взятое вселило в меня надежду на возможный положительный исход. Если на то будет воля Божия…
Теперь в этот чудный храм, исторический памятник XIX века в селе Ильинском, что недалеко от нашего загородного домика в селе Курово, что совсем рядом с спортивно-оздоровительным комплексом «Сорочаны», названного так в честь некоего армянина Сорочана, бывшего владельца этих земель, я буду ходить постоянно…
5
Ну, а сейчас я вернусь к тому первому моему периоду жизни в этом маленьком и тогда ещё совсем деревянному городу – первому городу на материке, в котором я жил, переехав сюда с родителями с Камчатки…
В результате одного из наших очередных «познавательных» походов ненароком нам аукнулось самое настоящее эхо былой войны. Это было ещё первое лето моё на материке. Наша небольшая ватага на этот раз выбралась ко второму железнодорожному мосту через Уссури. Называли его местные жители почему-то Бамовским мостом. Тогда, по малолетству, я ещё не знал, что его начали строить ещё перед самой войной с германцами – сразу после военного конфликта у озера Хасан, что на самом юге Приморья. И строили его, заключённые с БАМа – Байкало-Амурской магистрали, которую они же вели с середины 30-х годов от Транссиба и в обход с северной стороны озера Байкал через тайгу и мари прямо к строящемуся новому городу Комсомольск-на-Амуре. Всё это я узнал, когда стал совсем уже взрослым. Так же Бамовским назывался и автомобильный мост через железнодорожные пути сразу же за мостом железнодорожным на правом берегу реки, построенный уже после войны – там проходила автодорога от Лесозаводска к автотрассе, соединяющей Владивосток с Хабаровском. Работая в газете, я так же узнал, что недостроенный перед войной БАМ принял непосредственное участие и в обороне Сталинграда в 1941-42 годах: уже уложенные в сибирской тайге рельсы были сняты и переброшены к Волге, где из них в короткий срок выложили рокадную дорогу, обеспечившую сражающийся город необходимыми военными грузами. В результате фашистские войска были молниеносно окружены, а потом последовал их полный разгром в образовавшемся Сталинградском котле, что повергло гитлеровскую Германию в глубокий шок.
Но мы, пацаны, тогда всего этого в подробностях и не знали, и сам этот железнодорожный мост нас совершенно не интересовал. Тем более, что, как и все стратегические объекты, этот мост усиленно охранялся тогда, и нас бы и близко к нему не подпустила вооружённая охрана. А привлёк наше внимание самый настоящий бронепоезд, одиноко стоящий в отдалённом от моста тупике. Его-то мы и «захватили» и облазили все бронированные вагоны, где только могли пролезть. Конечно, всё вооружение с него давным-давно уже было снято, и не все вагоны поддались нашим попыткам открыть их. Но всё-таки кое-что мы сумели найти: замасленный танкистский шлём, поломанные очки сварщика, несколько пустых винтовочных гильз. Но это было ещё не всё. Один из самых младших мальчишек пролез в какой-то тесный закоулок в одном из вагонов и выгреб на белый свет настоящий клад: около десятка крупного калибра боевых патронов. Думаю, это были патроны зенитного пулемёта «эрликона», поставляемые во время войны к нам из Америки: из тяжёлых окислившихся уже огромных патронов торчали разноцветные пули, толщиной в палец взрослого мужчины. И мы, недолго думая, тут же развели из сушняка жаркий костёр и побросали в него эти увесистые патроны, а сами спрятались под вагонами бронепоезда. Фейерверк получился знатный. Причём мы не нашли после ни одной гильзы, хотя и обшарили всё вокруг, только на щебёнке насыпи тупика дотлевали несколько небольших головёшек…
В первую же мою зиму на материке (я тогда учился в шестом классе)